Дарья Донцова - Тормоза для блудного мужа Страница 14

Наталья Петровна всхлипнула.

– Ох, Дашенька, простите, я держалась из последних сил, но, похоже, они исчерпались. У нас горе!

– Вера! – испугалась я. – Что с ней?

Свекровь Орловой заплакала.

– Невестка снова в коме.

– Не может быть! – закричала я. – Вчера Вера выглядела здоровой, разговаривала, смеялась, была полна планов! Не верю!

Старушка издала протяжный стон.

– Кома – малоизученное явление. В первый раз Вера погрузилась в нее тоже на безоблачном фоне. Прилетела из командировки, стала в кабинете заниматься делами и уснула на пять лет.

– Но Костя пару часов назад говорил о простуде, – не утихала я, – сообщил мне о легком недомогании жены.

Наталья Петровна взяла себя в руки.

– Извините, милая, не могу ничего объяснить. Вчера вечером мы с Аленой, приехав со съемок, сразу легли спать, даже не поужинали, так устали. Вера же задержалась в студии, затем отправилась по делам. Не хочу показаться равнодушным человеком, которому наплевать на невестку, но я никогда не лезу в бизнес Верочки, не делаю ей замечаний типа: «Почему ты разъезжаешь по ночам, бросаешь моего сына одного дома?» Я отлично понимаю: Вера нас содержит, мы захребетники, поэтому никаких претензий не высказываю, наоборот, говорю исключительно слова одобрения и восхищения. Вы считаете меня конформисткой?

– Конечно, нет, – ответила я, – вы умная, тактичная женщина, хотите счастья сыну.

– Утром мы с дочерью очень рано уехали в медцентр, – продолжала мать Константина. – Я проходила плановое обследование, анализы сдавала, поэтому не завтракала и захотела к полудню есть. Мы с Аленой зашли в кафе, планировали спокойно посидеть и ехать на съемку, как раз по времени получалось. Веру должны были с десяти до двух снимать без нас, потом обеденный перерыв, а с пятнадцати общая съемка, мы все хорошо с дочкой рассчитали, не любим опаздывать. Пьем кофе, и тут звонит Костя с ужасным сообщением. Вера проснулась совершенно разбитой, жаловалась на головную боль, сын решил, что у нее простуда, отменил съемку, напоил супругу чаем с малиновым вареньем, укутал одеялом и успокоился: Верочка мирно заснула. Через полчаса сын пошел ее проведать и увидел: жена в коме. Понимаете, он знает, что это такое, пять лет провел у кровати больной.

– С ума сойти! – воскликнула я. – В какую больницу поместили Веру?

– Не успела спросить, – прошептала старуха.

– Наверное, туда, где она находилась раньше, – предположила я.

– Понятия не имею, – простонала пенсионерка, – но сомневаюсь. Лечащий врач Веры Эдуард Михайлович уехал по контракту за границу, остальной медперсонал в том центре неприятный. Я понимаю, что вам необходимо снять программу, но сейчас это потеряло смысл: Вера опять в коме, ее пример никого не может вдохновить!

В ухо полетели короткие гудки, я соединилась с Сергеем Морозовым.

– Жесть! – заорал продюсер, услышав новость. – Великий и ужасный взбесится! Он сам утвердил график съемок! Надерет мне задницу! Уроет на хрен! Выгонит вон!

Ксюша, которой я позвонила чуть позже, отреагировала иначе.

– Беда! – воскликнула она. – Несчастная Вера! Почему судьба к ней так жестока?

– Не знаю, – вздохнула я, – а еще говорят про снаряд, который в одну воронку дважды не попадает. Невероятно жаль Орлову. До слез.

– Чем ей помочь? – шмыгнула носом Ксю.

– А можно? – эхом отозвалась я.

– Букет надо послать, коробку конфет, – оживилась Ксюша, – пусть знает, что мы от души желаем ей поскорей выздороветь.

– И мягкую игрушку, – раздался голос Таты, – Мишку плюшевого, его приятно тискать!

– Девочки, – сказала я, – человек в бессознательном состоянии не способен наслаждаться вкусом шоколада, он не может гладить игрушку. Сильно сомневаюсь, что такой больной воспринимает запахи.

– Ты не права, – заспорила Ксюша, – вспомни, как Вера говорила в студии: «Никогда не покидайте тех, кто вроде лежит без рефлексов, не считайте их овощами! Я слышала абсолютно все, понимала смысл слов, но не имела возможности ни ответить, ни пошевелиться».

В ту же секунду трубку у сестры выхватила Тата.

– Пожалуйста, Дашенька, сделай одолжение, мы не можем уйти из монтажной, купи за наш счет розы, самые красивые, коробку шоколада и отвези Вере. Пусть она ощутит аромат цветов, конфет, скажи ей: «Верочка, ждем вас, вы непременно поправитесь, мы снимем чудесную программу, вы, как и хотели, поможете многим больным!» Мы обязаны поддержать Веру. Господи, как же все ужасно!

Я подавила тяжелый вздох. Вчера вечером в кафе телецентра Орлова мне призналась, что пять лет пролетели для нее словно миг. Она не понимала, сколько времени провела в забытьи, выпала из жизни. Во время записи Верочка соврала из благих побуждений. С одной стороны, хотела сделать приятное родным. А с другой… Люди, которые справились с тяжелой болезнью, как правило, делятся на две части: одни не хотят даже думать о перенесенном недуге, накладывают вето на любые разговоры о нем, другие, наоборот, при каждом удобном случае восклицают: «Люди, я выздоровел, и вам удастся выкарабкаться, посмотрите на меня: две руки, две ноги, одна голова. Чем я от вас отличаюсь? У Бога вип-клиентов нет! Если я справился, то и вы сможете. Никогда не отчаивайтесь».

Вера принадлежит ко второй группе, поэтому и соврала про свои ощущения. Орлова хочет, чтобы родственники не отключали аппаратуру, дали шанс человеку выйти из комы, верили в его благополучное выздоровление.

Но не стоит говорить об этом Ксюше и Тате. Сестры эмоциональны, они всегда сопереживают чужой беде. Даже работа на телевидении не сделала их циничными и жестокими.

Я еще раз вздохнула.

– Конечно, я доставлю розы и конфеты. Вот только доберусь до Кости, чтобы узнать, куда он поместил жену. Насчет денег не волнуйтесь.

– Поделим расходы на троих, – предложила Тата, – всем хочется поучаствовать.

– Идет, – согласилась я, – продиктуй адрес Орловой. Думаю, Костя не станет беседовать по телефону, съезжу к нему.

Несмотря на февраль, на лавочке у подъезда, где жила семья Орловых, сидела замотанная в шарфы и шали тетушка с детской коляской. Я вышла из машины, осмотрела парковку, поняла, что шикарного «коня» Константина нет, и заколебалась. Вероятно, он держит дорогое авто в гараже или еще не вернулся из больницы? Стоит ли мне подниматься наверх? Очень не хочется беспокоить лишний раз Наталью Петровну.

– Набирайте номер квартиры, – неожиданно сказала тетка, – у нас не кодовый замок, а домофон. Я лифтер. К кому хотите попасть?

– Я думала, вы няня, – улыбнулась я.

Консьержка покачала коляску.

– Вот, гуляю со Славиком. Мне все равно, где сидеть, от подведомственного подъезда не удаляюсь. Через час Славочку заберут, вынесут Катюшу, потом настанет очередь Маши и Гали.

– Вам не холодно? – удивилась я. – В феврале не очень комфортно целый день торчать на улице.

Дежурная вытянула ногу.

– Валенки теплые, ноги газетой обернула, тулуп зять с военного склада принес, под ним свитер, жилет, водолазка шерстяная, варежки пуховые. Мне даже жарко! Дочь на меня пять платков намотала! Пенсия у меня маленькая, а детям помочь хочется. Отдаю сыну зарплату, а дочке доход от прогулок. Так вы к кому?

– Хочу встретиться с Костей Орловым, не знаете, он уже вернулся? – спросила я.

Из коляски донеслось кряхтение, консьержка начала ее трясти.

– Умотал в тот момент, когда мне Петю вынесли. Малыш все успокоиться не мог.

– Наверное, его «Скорая помощь» испугала, – предположила я, – выла сиреной, носилки тащили. Крошечные дети остро чувствуют несчастье. Жаль, что, вырастая, делаются жестче.

– Какая «Скорая»? – не поняла старушка. – Сегодня в доме вообще ничего интересного не происходит! Тишина! Вот прошлый понедельник выдался разнообразным. Сначала Еремины поругались и подрались, так вопили, что из шестнадцатой милицию вызвали, пришел наряд, натоптал у лифта. Едва менты удалились, в тридцать девятую реанимация прикатила и увезла хозяина в больницу. Вот мне удивительно, до чего странно дома строят, даже такие шикарные! Лифты у нас роскошные, с зеркалами, а носилки туда не входят. Хозяйка из тридцать девятой полкорпуса обежала, искала мужиков, чтоб помогли больного по лестнице стащить. В «Скорой» врач пигалица, вес, как у кошки, и фельдшерица ей под стать, а...

– Сегодня врачи наведывались в дом? – перебила я словоохотливую старуху.

– Нет, – с достоинством ответила она.

– Вы уверены? – переспросила я. – Может, не заметили?

Она принялась поправлять платки.

– Белый автобус с красным крестом? Знаете, как он подъезжает? С шумом. Врачи в подъезд войдут, через минуту шофер прется и ругается во весь голос: «Что за люди! Натыкали по всему двору иномарок! Не встать, не развернуться! Почему место для муниципального транспорта не отгородили?» А я при чем? Сижу у лифта за деньги. Пожарные тоже хороши, вечно вопят, что им подход к гидранту перекрыли, аварийщики злятся, что на их люках запарковались, и все ко мне с претензиями. А я что могу? Кто из жильцов мне подчинится, если я велю им убрать тачки со двора?