Фаина Раевская - Методика очарования Страница 14

— А мне кажется, они не очень-то ладили. Что, если это папаша сыночка своего… того?

— Иван Грозный убивает своего сына, — рассмеялась я. — Ты так решила только потому, что Игорь Юльевич не бился головой о стену из-за смерти Михаила? Или осерчала из-за того, что Саламатин-старший остался равнодушен к твоим прелестям?

По презрительно скривившейся рожице Катерины я поняла — дело именно в этом. Надо заметить, от недостатка внимания со стороны противоположного пола подружка никогда не страдала. Благодаря своему боевому характеру и весьма колоритной внешности она пользовалась успехом мужской половины человечества еще с детского сада. Пышнотелая блондинка не оставляла ни малейших шансов своим соперницам. В то время как мы, костлявые брюнетки, изобретали самые немыслимые способы, чтобы заставить мальчишек обратить на нас внимание, Катька одним движением брови отбивала всех потенциальных кавалеров. Ради нее они совершали настоящие подвиги. В детском садике всеобщий любимец и предмет обожания Андрюшка Косогоров умирал от счастья, когда отдавал Катьке свой компот, котлеты, запеканки — слоном, все самое вкусное. В школе другой любимец публики, Ванька Русаков, решал за чаровницу контрольные по алгебре, химии и физике, а однажды выкрал классный журнал и исправил двойку по английскому, полученную Катериной исключительно из-за собственной лени, на твердую пятерку. Институтская юность утвердила подружку во мнении, что в искусстве обольщения она оставила легендарную Клеопатру далеко позади. Боевой макияж, юбочка не намного длиннее уровня аппендицита — и все, самые сложные предметы, которые, по иронии судьбы преподавали опять же мужчины, сдавались на — отлично». В настоящее время Катька умудрялась крутить романы сразу с тремя, а то и с четырьмя мужиками легко и непринужденно. Иногда, конечно, у нее случаются накладки, типа перепутанных имен, ласковых прозвищ и пристрастий женихов, но Катерина не была бы собой, если бы не могла с достоинством выходить из щекотливых ситуаций. Словом, невнимание со стороны Игоря Юльевича, я бы сказала, преступное невнимание, больно задело привыкшую ко всеобщему мужскому обожанию подругу. Я заметила, как хищно сверкнули ее глазки, и здорово обеспокоилась: как бы Катерине взбрело в голову обольстить папашу Саламатина, а потом коварно его бросить. Любовный компонент может здорово осложнить наше расследование!

Дурные мысли пришлось на время оставить, потому что внизу хлопнула дверь и послышались знакомые голоса.

— Так, вы грузите тело, вы опечатываете дверь, а с вами, уважаемый Игорь Юльевич, мы на некоторое время прощаемся. Но ненадолго. Готовьтесь к новым встречам и более обстоятельным беседам. Всего доброго! — Железные челюсти лифта со скрежетом сомкнулись, и голос следователя утонул в нутре тесной кабинки. Затем послышалось невнятное бормотание Академика.

Выждав для надежности десять минут (Катька засекла время по часам), мы спустились вниз и замерли перед дверью с латунной табличкой «Саламатин Игорь Юльевич». Портфельчик Саламатина-младшего на всякий случай снова отправили в ссылку за мусоропроводную трубу.

— Звони, — велела Катька.

— Почему я?

— У тебя рука легкая.

— А у тебя грудь шестого размера, — выдвинула я встречный аргумент.

— При чем здесь моя грудь? — не поняла Катерина.

— Ни при чем. Просто звони, и все.

— Ага, — задумчиво молвила подружка. Мне удалось сбить ее с толку, и она без лишних слов нажала пумпочку звонка. Раздался мелодичный перезвон, и через полминуты Игорь Юльевич предстал пред нами во всей своей красе.

— Вы? — без тени удивления спросил Академик.

— Мы, — кивнула я, а Катька добавила: — Поговорить надо.

Пожав плечами, Саламатин-старший впустил нас в квартиру. Она здорово отличалась от квартиры Михаила и походила на филиал какой-нибудь лаборатории в НИИ физики. Повсюду валялись кусочки проволоки, малопонятные детальки, диоды, микросхемы и прочая чепуха. То есть это для дилетантов все вышеперечисленное казалось ненужным хламом, а для Академика, по всему видно, этот хлам представлял несомненную ценность.

— В кабинет проходите, — пригласил Игорь Юльевич. — Только аккуратнее, пожалуйста.

Кабинет хозяина домашней лаборатории располагался в глубине квартиры. Я легко вычислила, что над ним этажом выше находится тренажерный зал, где погиб Саламатин-младший. Мы с Катериной не без труда нашли посадочные места на старом засаленном диване — на нем тоже валялись важные, но неопознанные предметы вперемешку с чертежами, на которых, по-моему, были изображены летающие тарелки. Удостоверившись, что ни одна ценная бумага не пострадала, Академик уселся за огромный, как мексиканское плато, стол, не спеша раскурил трубку и уставился на нас немигающим взглядом. Я не знала, о чем говорить, потому отвела глаза, предоставив Катерине право первого слова, чем она немедленно и воспользовалась.

— Вам известно, что вчера погиб Никита Тихомиров, друг вашего сына? — нахмурив брови, спросила подружка тоном строгой воспитательницы младшей группы детского сада.

Дядька поперхнулся дымом и долго кашлял совсем по-стариковски — с надсадой, кряхтением и проступившими слезами.

— Вы кто? — уняв наконец кашель, выдавил из себя Игорь Юльевич.

— А как вы думаете? — усмехнулась Катька.

— Сначала я думал, вы из этих… ну, подружек-однодневок моего сыночка. Но теперь понимаю, что ошибся. На милиционеров вы тоже не похожи. Журналюги, что ли?

— Почти, — согласилась Катерина. — Мы частные детективы. Расследование смерти Никиты Тихомирова привело нас к вашему сыну. Хотелось задать ему несколько вопросов, но, увы, кажется, мы опоздали.

— Ну, а от меня-то вам чего нужно? — усмехнулся Академик. — Я Никиту почти не знал, видел всего пару раз, он к сыну приходил. Так что, милые сыщицы, по существу вопроса ничего сказать не могу.

— О Никите мы и сами все знаем, — соврала подруга. — Скажите, Игорь Юльевич, какие у вас были отношения с сыном? Мне показалось, вы не слишком опечалены его смертью. И еще вопрос: чем конкретно занимался Михаил на бирже? Или это вам тоже неизвестно?

— Почему же? Известно. Михаил там работал.

Что-то мне подсказывало: Академик над нами откровенно издевается. Слишком уж насмешливые взгляды бросал он в нашу сторону сквозь клубы сизого дыма. Подобная невоспитанность была глубоко неприятна моей эстетически развитой натуре, потому я громко фыркнула и принялась демонстративно изучать пол, покрытый ковролином. Некогда он был светлым, но теперь утратил былую свежесть: повсюду были заметны какие-то пятна, следы, отпечатки… Впрочем, это неудивительно: Игорь Юльевич, как мы уже поняли, страдал неуемной страстью к изобретательству и рационализаторству, а вот жены или хотя бы домработницы у него не было. Во всяком случае, следов пребывания женщины в этом ломе я не заметила. В углу, неподалеку от окна, на ковролине я заметила относительно свежие следы довольно необычной формы, словно здесь недавно стоял тяжелый предмет с квадратными ножками нестандартного размера. Эти отпечатки меня заинтересовали — какой, интересно, предмет интерьера имеет подобную форму ножек? Ответ я увидела между старым солидным шкафом, к которому хотелось обратиться в классической манере, на «вы», и стеной. Там стояла обыкновенная стремянка. Именно она, судя по всему, и оставила свои отпечатки на ковролине. Подняв глаза вверх, я заметила на потолке, параллельно следам от стремянки, большое темное пятно. «Чудной старик, — подумала я. — Впрочем, неудивительно: ученые — они все немного с придурью».

Тем временем Катерина продолжала «колоть» Игоря Юльевича с упорством малыша, сующего пальчики в розетку. И с тем же, кстати, результатом. Иными словами, Академик «колоться» не желал. Подружка злилась, злобно шипела, а Саламатин-старший лишь потешался, глядя на нее. В конце концов Катька не выдержала.

— Послушайте, гражданин научный работник, — хмуря брови, повысила голос подруга, — у меня отчего-то сложилось впечатление, что вы не желаете помогать расследованию. Это очень подозрительно, вам не кажется? Ни на один из поставленных вопросов вы не ответили. Не значит ли это, что вам есть что скрывать?

— Ну хорошо, хорошо! Готов сотрудничать со следствием и с самыми очаровательными сыщицами! — вскинув руки вверх, сдался Саламатин. Было совершенно очевидно, что он по-прежнему ерничает. Сей факт вызывал во мне глухое раздражение, а в Катерине — откровенную ярость. — Итак, как вы верно заметили, мои отношения с Михаилом далеки от идеальных…

Игорь Юльевич Саламатин всегда недолюбливал своего сына. С тех самых пор, как женился на женщине своей мечты. Через две недели после свадьбы ее увезли в роддом, и там на свет появился крепенький мальчуган, которого Игорь Юльевич зарегистрировал как своего родного сына, хотя таковым он вовсе не являлся. Женщина мечты была беременна от другого. Этот «другой» пропал из поля зрения будущей мамаши, едва та сообщила ему об интересном положении, в которое она попала волею случая или волею любовной страсти, внезапно ею овладевшей. Общественная мораль в те времена строго осуждала матерей-одиночек, разбирала их на партийных ячейках, выносила порицания, увольняла с работы — словом, всеми доступными и недоступными способами мешала жить полнокровной советской жизнью… А Игорь очень любил свою Зосю…