Наталья Александрова - Комплекс Синей Бороды Страница 15

– Делайте с ней все, что пожелаете, – разрешила женщина, – это ведь все равно подделка!

«Подделка-то она подделка, – подумал Леня, – но достаточно качественная. Сразу видно, что над ней поработал первоклассный ювелир!»

После разговора с заказчицей Леня нуждался в консультации специалиста. И он недолго раздумывал, к кому обратиться. Он набрал телефон Ивана Францевича Миллера.

Иван Францевич всю свою сознательную жизнь занимался драгоценными камнями. Изумрудами, рубинами, сапфирами, но в первую очередь, конечно же, бриллиантами. Он знал о них все, что только можно. И то, что нельзя – тем более.

Миллер был ювелиром от бога. Хотя приобрел свою специальность благодаря случайному стечению обстоятельств.

В начале двадцатого века в Петербурге, а затем в Петрограде было удивительно много немцев. Немецкая речь звучала на каждом шагу, немецкие булочные славились качеством выпечки, немецкие мастеровые – трудолюбием и старанием. После Первой мировой войны количество их несколько сократилось, но только в сороковом и особенно сорок первом году всех немцев из Ленинграда отправили в ссылку. Среди прочих был и маленький Ваня Миллер с матерью.

Они оказались в Каракалпакии, где летом от жары трескались камни, а зимой ледяной ветер обжигал кожу на лице. И соленый песок, отвратительный соленый песок, который постоянно скрипел на зубах и попадал всюду – в еду, в воду, в постель…

Мать Ивана – худая и строгая Эльза – не выдержала этой жизни и умерла. Маленького Ваню взял к себе сосед, старый ювелир.

Он-то и научил, мальчика всем премудростям этого древнего и благородного мастерства.

– Здорово, Парфеныч, – проговорил Леня, услышав в трубке низкий хрипловатый голос старика, выполнявшего при ювелире сложные и многообразные функции, от телохранителя до повара и няньки, – хозяин дома?

– Ты, что ли, Леонид? – осведомился Парфеныч и хмыкнул: – Шутишь, да? Знаешь ведь, что он уж сколько лет из дома не выходит!

Иван Францевич действительно много лет не покидал свою квартиру, принимая на дому всех своих немногочисленных клиентов. И клиенты, даже самые важные, мирились с такими правилами, потому что Иван Францевич был один, единственный и неповторимый.

– Иван Францевич, – начал Леня, как только Парфеныч передал телефонную трубку хозяину, – надеюсь, ваше здоровье, как всегда, в абсолютном порядке?

Что мне сделается, Ленечка, – хмыкнул ювелир, – живу я спокойно, волнений избегаю, в еде и питье умерен. Даже пагубное воздействие отвратительного петербургского климата свел до минимума. Так что – спасибо, я здоров. Но ведь вы позвонили мне не только для того, чтобы узнать эти волнующие подробности?

– Нет, конечно, – усмехнулся Маркиз, – Иван Францевич, как обычно, мне нужна ваша консультация!

– Вы ведь знаете, дорогой мой, что я не могу вам отказать! Хотя бы в память нашего общего покойного друга Аскольда… я уж не, говорю о том, что вы мне тоже симпатичны.

Когда-то Миллер дружил с неким Аскольдом, другом и учителем Маркиза, в честь которого Леня дал имя своему коту.

– Так я приеду к вам примерно через час!

– Сделайте одолжение!

Дверь квартиры Ивана Францевича напоминала сейф в солидном банковском хранилище. Массивная, из сплошной стальной плиты, оснащенная специальным сейфовым замком, изготовленным на заказ в известной швейцарской фирме, она должна была отпугнуть любого грабителя. Леня остановился перед глазком телекамеры и нажал на кнопку звонка.

– Вижу, вижу! – раздался из динамика голос Парфеныча.

Негромко загудел электромотор, и дверь медленно открылась.

Телохранитель ювелира окинул Леню пристальным профессиональным взглядом. Никто не знал, сколько Парфенычу лет – может быть, шестьдесят, а может быть, больше семидесяти. Но его грубо вылепленное, изрезанное шрамами и морщинами лицо, длинные, как у гориллы, руки и вся фигура, массивная и мощная, производили на свежего человека неизгладимое впечатление. Вряд ли бы нашелся смельчак, который рискнул вступить с Парфенычем в единоборство.

Кроме того, рядом с телохранителем молча и неподвижно стоял огромный пес – кавказская овчарка по имени Шторм.

– Портфель открой, – потребовал Парфеныч.

– Да вы же меня знаете как облупленного… – начал Леня, но Шторм, не издав ни звука, слегка обнажил огромные желтоватые клыки.

Леня не решился продолжить дискуссию и послушно расстегнул застежки портфеля.

– Проходи, Леонид, – разрешил Парфеныч, ознакомившись с содержимым и закрывая за Маркизом дверь, – хозяин в кабинете, дорогу ты знаешь!

Леня кивнул и под внимательными взглядами телохранителя и его собаки двинулся вперед по длинному полутемному коридору.

На его взгляд, квартира Миллера была чересчур заставлена старой массивной мебелью, чересчур захламлена и совершенно несовременна. Но Иван Францевич и сам был человеком несовременным, так что обстановка вполне ему соответствовала.

Леня вошел в кабинет ювелира, стены которого были увешаны старыми потемневшими от времени картинами и гравюрами в массивных рамах. За широким письменным столом сидел хозяин – старик с благородной сединой и не по возрасту ясными наблюдательными глазами.

– Здравствуйте, Ленечка, – Иван Францевич приветливо улыбнулся и указал гостю на глубокое удобное кресло. – Может быть, рюмку коньяка? Или попросить Парфеныча сварить кофе? Он его, между прочим, отменно варит!

– Таланты вашего адъютанта неисчислимы! – усмехнулся Леня, удобно устраиваясь в кресле и пристраивая на коленях портфель. – Не удивлюсь, если долгими зимними вечерами он пишет маслом портреты или играет на клавесине!

– Чего нет, того нет! Ну так как насчет коньяка или кофе?

– Спасибо, может быть, позднее! – поблагодарил Леня.

– Тогда перейдем к делу. Что там у вас? Доставайте.

– Иногда мне кажется, что вы видите сквозь стены! И людей видите насквозь!

– Но это же ясно! Вы просили о консультации и так бережно держите свой портфель…

– Вы правы, – Леня открыл портфель, достал из него бархатный футляр и положил его перед ювелиром. – Вам знакома эта вещь?

Иван Францевич открыл футляр, склонил голову на бок и внимательно осмотрел колье.

– Допустим, знакома, – ответил он после небольшой паузы. – Только это, как вы понимаете, имитация, а я видел оригинал. А в чем, собственно, дело?

– Я в вас не сомневался, – кивнул Маркиз, – ни одно сколько-нибудь интересное ювелирное изделие в нашем городе не пройдет мимо этого кабинета… а теперь… я, конечно, знаю, что конфиденциальность – первая заповедь вашей профессии, но все же… не могли бы вы сказать мне, кто показывал вам это колье?

– Ну, Леня, вы же сами все понимаете! – ювелир поморщился. – Вы же знаете, как бережно мы относимся к секретам наших клиентов! Кто из них захочет, чтобы стали известны его маленькие тайны? Это даже как-то некрасиво! Вот вы, например, разве называете посторонним людям своих заказчиков?

Вот как раз одному из моих заказчиков и понадобилась эта информация, – признался Леня. – Причем вопрос достаточно серьезный… пропал тот самый оригинал, который вы видели, и подозрения падают на мужа… Иван Францевич, мы с вами давно знакомы, и я редко обращался к вам с просьбами! Скажите хотя бы – это мужчина?

– Нет, – ювелир помотал головой. – На мужа, вы говорите? Ах она мошенница…

– Она? Значит, это была женщина?

– Да… обычная история, знаете ли! Владелица колье хотела иметь копию, чтобы носить ее на людях и не рисковать оригиналом, который хранила в банковском сейфе. Я объяснил ей, что не занимаюсь имитациями, работаю только с настоящими камнями, и посоветовал обратиться к Толе Липскому. Вы его наверняка знаете, способный молодой человек…

– Владелица, говорите? – переспросил Маркиз. – Это была приземистая широколицая брюнетка лет тридцати?

– Насчет цвета волос не поручусь, – отозвался ювелир, – она могла их перекрасить, да и вообще надеть парик. Цвет волос для женщины – величина переменная. Но вот насчет всего остального… все как раз наоборот. Женщина была высокая, стройная, я бы даже сказал – чересчур худая, но сейчас это модно…

– Вот как! – Леня откинулся на спинку кресла. – Значит, у мужа была сообщница!

Что вы говорите? – Иван Францевич развел руками. – Значит, это было не ее колье? То-то она так нервничала! Это тогда еще показалось мне подозрительным! Все-таки ювелир – это не стоматолог, визит к нему обычно не доставляет ничего кроме удовольствия!

– Нервничала, говорите? – переспросил Леня. – А в чем это выражалось?

– Ну, всегда ясно, когда человек спокоен, уверен в себе и когда он нервничает! Это проявляется в сотне мелких деталей – в том, как он разговаривает, как держится, как смотрит… жесты, реплики… кстати, о жестах… она постоянно заламывала пальцы! Знаете, это не характерно для молодой женщины! Длинные тонкие пальцы… согласитесь, очень неприятная привычка!