Елена Логунова - Сеанс мужского стриптиза Страница 15

Брючки со стрелочками и белая рубашка с галстуком-селедкой смотрелись на пыльной деревенской улице довольно экзотично, выдавая чужака. Судя по желанию с места в карьер завязать разговор, парень отличался повышенной общительностью, причину которой не мешало бы прояснить. Признаться, я недолюбливаю навязчивых незнакомцев.

– А вы сами кто – страховой агент? – подозрительно спросила я, не ответив должным образом на приветствие. – Или белый брат во Христе?

– Неужто похож? – удивился молодой человек, переложив из одной руки в другую щегольский тонкий портфельчик.

Будь эта ручная кладь пообъемистее, я приняла бы своего собеседника за «представителя канадской компании».

– Нет, я не миссионер, – сказал он. – Я Федор Капустин. А вы здешняя горничная?

– Неужто похожа? – передразнила его я.

Мне самой типичная горничная виделась аккуратно причесанной милой девушкой в скромном темном платье с белым передником. Мой расхристанный пестрядинный сарафанчик походил на строгую униформу не больше, чем старая мочалка на весенний ландыш. Да и с красивым новым домом ревнивой брюнетки Надин я в своем имидже работящей деревенской сиротки сочеталась плохо.

– Я тут уборкой занималась, – уклончиво объяснила я.

– Значит, вы Нина! – сделал неожиданный и неправильный вывод рыбоглазый Федор Капустин.

Он улыбнулся, как пиранья, и неожиданно крепко ухватил меня за локоть холодным влажным плавником.

– Эй, в чем дело? – возмутилась я. – Уберите руки! Что вам нужно?

– Мне нужны деньги, – честно сказал опасный приставала.

– Вы грабитель? – удивилась я.

На разбойника с большой дороги худосочный юноша в наряде чинуши походил еще меньше, чем я на горничную.

– Я? – Капустин тоже удивился. – Да вы нахалка!

– Есть немного, – согласилась я.

– Послушайте, милая Нина! – почти ласково сказал он. – Предлагаю договориться по-хорошему. Вы вернете баксы и камни, а мы не будем вас преследовать. Согласны?

Я разинула рот – это должно было очень идти к образу деревенской дурочки. В голове свистящим паровозиком побежали мысли.

Верните баксы и камни, так он сказал? И при этом назвал меня Ниной. Интересно, какая это Нина? Уж не покойная ли Нинель Горчакова, горничная-уборщица, на место которой дружно самовыдвинулись мы с мамулей? Весьма вероятно! Но о каких баксах идет речь? Неужели здешней прислуге платят в валюте?!

Я подумала, что поспешила с увольнением, хотя еще сомневалась в правильности своих рассуждений. Я же не маленькая, знаю, что в наших краях водятся валютные проститутки. Но про валютных уборщиц мне прежде не приходилось слышать!

– Какие баксы и камни? – спросила я напряженно скалящегося господина Капустина.

– В самом деле нахалка! – со вздохом укорил меня он. – «Какие баксы и камни»! Обыкновенные! Которые вы украли! Две тысячи долларов США и бриллиантовое колье!

– Ко… ко? – пораженная шикарным прилагательным «бриллиантовое», я не смогла выговорить даже простое слово «колье» и заквохтала, как курица.

Определенно, горничная Нинель была девушкой с запросами! Не ведро со шваброй украла, а баксы с брюликами!

– Ко-ко-ко, ко-ко-ко! Жить вам было нелегко! – передразнил меня Федор Капустин.

Видимо, запоминающиеся стихи Корнея Ивановича Чуковского еще не изгладились из его юношеской памяти. А вот я детский репертуар уже основательно подзабыла и восприняла цитату как незаконченную. Судя по интонации, я решила, что господин Капустин хотел сказать: «Жить вам было нелегко и осталось недолго!»

– Вы мне угрожаете? – уточнила я, стараясь не подать виду, что уже испугалась.

– Это и ежу понятно! – убежденно ответил он.

Не знаю, как ежу, а мне было понятно одно: господин Капустин представляет в Буркове не канадскую компанию, а какую-то из отечественных бандитских группировок.

– Вы ошиблись, я не Нина, не уборщица и не брала чужих денег и бриллиантов! – заявила я.

– Ага, я не я, и хата не моя! – впавший в детство представитель мафии продолжал говорить стихами.

Я подумала, что убедить упертого Федора в моей невиновности будет, пожалуй, сложнее, чем спастись бегством, и начала просчитывать варианты. Дать ему коленом под дых и припустить, сверкая пятками, в сторону нашей дачи? Или лучше в сторону, противоположную ей, чтобы сбить со следа возможную погоню?

– Ну что, мне все ясно! – самодовольно сказал внутренний голос, прорезавшись удивительно некстати. – Хочешь, изложу тебе мою версию гибели гражданки Горчаковой?

– Может, лучше попозже? – предложила я, не желая отвлекаться от обдумывания плана спасения.

– Попозже встретимся? – уцепился за мои слова Федор. – Нет уж, давайте все решим сейчас!

«Нет, я скажу сейчас!» – уперся и мой внутренний голос.

– Ладно, сейчас так сейчас! – сдаваясь, сказала я обоим.

«Тогда слушай, – довольно сказал внутренний голос. – Моя версия такая. Нина Горчакова каким-то образом запуталась в сетях мафии, а недавно попыталась выпутаться, но ей не позволили. Убили ее! Пырнули ножом и выбросили на помойку».

– А где же тут место долларам и бриллиантам? – критично спросила я.

– Тут? – по-своему понял меня Капустин. – Они что, у вас при себе?

Он недоверчиво оглядел меня с взлохмаченной головы до пыльных пяток и сделал попытку заглянуть за вырез сарафана, – наверное, подумал, что я спрятала две штуки «зеленых» и бриллиантовое ожерелье в декольте. Он даже выпустил мой локоть, чтобы потянуться к воображаемому кладу сразу двумя руками!

– Но-но! Кто из нас нахал?!

Я отпрыгнула назад и прижалась спиной к калитке. Она слегка подалась назад: открыта! Как хорошо, что я все-таки не бахнула дверью и не захлопнула ее на замок! План спасения сложился сам собой, и я тут же привела его в исполнение: толкнула калитку сильнее, ввалилась во двор, захлопнула ее за собой и заперла на засов.

– Я все равно тебя найду, дура! – закричал из-за забора хилый, но злобный мафиози Федор Капустин.

– Сам дурак! – крикнула я в ответ.

Металлическая калитка сотрясалась от сильных ударов. Похоже, покинутый мною бандит на посылках пинал ее ногами. Ничего, засов крепкий, забор высокий – дохловатому юноше придется сильно постараться, чтобы взять дом штурмом!

Я повернулась к калитке спиной и по чистенькой бело-розовой плиточке дорожки припустила в обход дома, на задний двор, где вполне могла найтись какая-нибудь подходящая лазейка.

С тыла домовладение ограничивал не кирпичный забор, а проволочная сетка. Дырок, в которые я могла бы пролезть, не было, зато я нашла способ перебраться через нее сверху.

В углу двора располагался теннисный корт, обустроенный по всем правилам. Была даже судейская вышка, увенчанная дырчатым пластмассовым креслом. Она вплотную примыкала к сетчатой ограде, что было чрезвычайно удобно для моих целей.

С ловкостью цирковой обезьянки я вскарабкалась по металлической лесенке, в верхней точке – на стульчике – развернулась к лесу задом, к дому передом и свесила ногу за ограду. С трудом затолкала тупой нос шлепанца в ячейку сетки, перебросила через ограду вторую ногу и… чуть не сверзилась с двухметровой высоты, потеряв опору!

Оступилась я от неожиданности: отвлеклась на окно особняка, в котором увидела своего вчерашнего знакомца – Поля. Парнишка пристально, напряженно, без тени улыбки, смотрел на меня, словно раздумывая, позволить ли мне удалиться или поднять тревогу.

– Привет! – крикнула я, помахав рукой, и все-таки свалилась вниз!

Густые крапивные заросли с готовностью приняли меня в свои объятия, так что я не ушиблась, но получила обширные ожоги. Это добавило мне скорости – из крапивы я вылетела, как снаряд из жерла пушки, и остановила свой бег по пересеченной местности, лишь когда покинутое мною домовладение осталось далеко позади.

Под ногами была еле заметная тропинка, кочковатая и скользкая. В густой тени деревьев и кустов земля просыхала медленно, на глинистой почве там и сям тускло поблескивали мелкие бурые лужицы. Я подумала, что у них есть шанс пополниться: пока мы с мамулей старательно пылесосили необъятный ковер в гостиной Надин, небо затянули тучи. Похоже, небесная канцелярия планировала дождь.

Шипя и почесываясь, я ковыляла по тропе и думала о мальчике Поле. Ну и мрачная же у него была физиономия, когда он смотрел в окно! Неужто это я ему так не понравилась? Или у парнишки просто случился приступ дурного настроения? Так пошел бы в сад, понюхал цветочки, поплавал в бассейне, поиграл в теннис, зачем сидеть в четырех стенах?

– Стоп! – сказала я сама себе и действительно остановилась. – А мог ли он выйти из комнаты? Может, его в ней заперли?

Тут я вспомнила, что окно, в котором появилось сумрачное лицо Поля, затянуто проволочной сеткой, довольно мелкой, но не настолько, чтобы в нее не могли проникнуть мухи и комары. Значит, это сетка не от насекомых. Может, она заменяет собой классическую решетку в темнице узника?