Иоанна Хмелевская - Жизнь как жизнь Страница 15

Прошло три дня. Пани Марта терзалась черными мыслями. До сих пор она была склонна думать, что пани Мендлевская наверняка ошиблась. Тереска не относится к дочерям, из-за которых у родителей бывают неприятности, и у пани Марты не было оснований беспокоиться насчет ее жизни. Однако же теперь Тереска стала с пугающей регулярностью уходить из дому после восьми вечера и возвращаться около одиннадцати, избегая разговоров со своими домашними. При этом она производила впечатление физически вымотанного человека.

На четвертый день пани Марта случайно услышала обрывок разговора между своими детьми, от которого у нее волосы на голове встали дыбом.

— Этот доктор с Жолибожа — человек порядочный, — говорила Тереска Янушеку, который чистил сразу все свои ботинки на ступеньках возле черного хода. — На деньги не жадный, так что я с ним все уладила. Не будь свиньей, одолжи свой велик!

— Повозка рикши вам больше пригодилась бы, — недовольно ответил Януш. — Одна пусть везет другую. А вообще вы обе дуры и в жизни ничего не понимаете. Через неделю вас не станет.

— Сам ты дурак и в жизни не разбираешься. Ты как считаешь, что я рожу, что ли, эту рикшу? Одолжи велик, чужие люди — и тем жалко несчастных детей, обиженных судьбой, а ты такой жадный пень!

— А меня внебрачные подкидыши не касаются. Раз ты сама сделала глупость, сама и выкручивайся — твои проблемы…

Больше ничего окаменевшая от ужаса пани Марта не услышала, потому что разгневанная Тереска сбежала с лестницы, намереваясь врезать Янушеку здоровенный подзатыльник обувной щеткой. Янушеку удалось ловко увернуться от удара, беседа между близкими родственниками приобретала слишком бурный характер, и понять ее было невозможно.

— Дети, не деритесь, — машинально сказала пани Марта и отправилась в кухню с тяжестью на сердце и паникой в душе.

Дело казалось ей весьма деликатным, и она ломала голову, как поступить. Тереска была почти неуловима, она отказывалась давать объяснения, отговариваясь отсутствием времени. Она вообще-то всегда была правдивой, и было известно, что ни от чего она не станет отпираться и не соврет. Однако, если ее прижать, она могла бы замкнуться и ничего не отвечать. В последнее время она казалась какой- то странно рассеянной… Пожалуй, единственный шанс — дознаться от Янушека, что происходит.

Янушек уже лежал в постели, когда пани Марта отправилась в бывшую комнату для прислуги под предлогом проверки количества чистых носков.

— И зачем вам рикша? — спросила она с показным равнодушием, просматривая содержимое полки.

Опираясь на локоть, Янушек с беспокойством следил за действиями матери, опасаясь, не найдет ли она случайно жестяную банку из-под мазута. Отчистить ее он еще не успел, а она была очень нужна ему для изготовления бомбы. Соседство банки с одеждой могло бы вызвать серьезное мамино недовольство.

— Что? — удивился он. — Что за рикша?

— Мне кажется, я слышала, как вы разговаривали про какую-то повозку рикши и велосипед. Ты и Тереска. Зачем она вам?

— А-а-а! Так это не мне, это Тереске. Мне-то она до лампочки.

— А ей зачем?

— Для перевозки.

— Для какой еще перевозки?

Янушек плюхнулся на подушку и подложил руки под голову, на миг забыв о замасленной жести…

— Они сдурели, — презрительно сказал он. — По всей округе возят саженцы.

Пани Марта как раз добралась до жутко грязной, промасленной жести, спрятанной под свитерами и рубашками, но даже не обратила на нее внимания.

— Какие еще саженцы?

— Фруктовые. У них в школе с ума посходили. Велели им из-под земли достать миллионы фруктовых деревьев и посадить сад. Где-то там. И они носятся как ненормальные по разным людям, отрывают у них от сердца эти саженцы и возят в школу, как идиотки, пешком по всему городу. Даже рикшей было бы лучше.

Пани Марта почувствовала, что от невообразимого облегчения на нее накатила волна слабости. Она перестала просматривать одежду на полке и механически принялась снова складывать носки.

— А какое отношение к этому имеют несчастные дети? — спросила она осторожно.

— Этот сад должен быть для детей. Тереска думает, что ко мне на буланой козе подъедет. Размахивает у меня перед носом этими детьми и хочет, чтобы я одолжил ей велосипед. Фигушки, я его сам починил, а они мне его снова испортят. Я ей велосипеда не дам, и говорить не о чем! Пусть грузовик нанимают!

— А ты, случайно, не знаешь, почему они этим занимаются в такую поздноту?

— А когда? Я бы и сам это делал под покровом темноты! Им и нужно, чтобы было темно, потому что с этим столом на колесах они похожи на кретинок. Я прямо дивлюсь, что их пока кинохроника не засняла! Цирк, да и только!

Пани Марта решила, что узнала вполне достаточно. На всякий случай она, конечно, поговорит с Тереской, но теперь ей, по крайней мере, известно, о чем говорить. Она оставила сына в покое и пошла подкарауливать дочь.

Тереска вернулась в четверть двенадцатого, изможденная и страшно сонная. Вид матери, которая ее явно поджидала, ни в малейшей степени девочку не обрадовал. Она с неохотой остановилась в дверях, прежде чем подняться к себе.

— Тобой интересовалась милиция, — сказала пани Марта, одновременно думая, что для холодного зимнего вечера Тереска одета чересчур легко, и теперь непонятно, о чем с ней говорить сначала. — Что это за история с какими-то преступниками, которых вам нужно опознавать?

— А что, их поймали? — поинтересовалась Тереска и сошла на ступеньку ниже.

— Не знаю. В чем тут вообще дело? Почему ты без свитера? Согласись, что я никогда не преувеличиваю насчет одежды, но ведь ты должна мерзнуть в таком наряде!

— Мерзнуть! — фыркнула Тереска в бешенстве, вспоминая дорогу с Жолибожа с грузом, который грозил соскользнуть с повозки на каждом переходе. Вместе с саженцами повозка весила несколько добрых десятков килограммов. — Я вся вспотела, а ты говоришь — мерзнуть! Попробуй протащить через весь город пятьдесят кило, а я посмотрю, как ты замерзнешь!

Пани Марта обрадовалась, что Тереска сама начала этот разговор, но тут же она окончательно запуталась во множестве тем, которые следовало обсудить с дочерью. Таинственность, с которой Кшиштоф Цегна, молодой, красивый парень, неоднократно спрашивал про Тереску, тревожила ее мать. Предостережение пани Мендлевской, саженцы, свитер, преступники, перевозка грузов по городу, — все смешалось в кашу.

— Вот именно, — поспешно сказала пани Марта. — Деточка, разве нельзя все это организовать разумнее? Почему с Жолибожа? То есть я хотела сказать, почему нужно возить через целый город? Я знаю, что вы что-то делаете для школы, но ничего не понимаю, и вообще, будь добра объяснить, в чем дело.

— Сейчас? — спросила Тереска, и в голосе ее послышался бурный протест.

— Да, сейчас, пожалуйста, — решительно ответила пани Марта, которая сама придерживалась мнения, что это не лучшее время для воспитательных бесед. — Ты куда-то пропадаешь на целые дни, а возвращаешься скандально поздно. Что все это значит?

Тереска тяжко вздохнула и сдалась, усевшись на ступеньки. Было совершенно очевидно, что добычу и перевозку саженцев, по мнению окружающих, надлежало организовать рациональнее. Для нее самой ныне применяемый метод был единственной возмож¬ностью, потому что речь шла о Богусе. Никоим образом она не могла признаться, почему поступает именно так, а не иначе, поскольку никто не мог этого понять и никто не должен был об этом узнать.

«К черту, — гневно подумала она, — ну почему кто-то все время должен придираться, цепляться и спрашивать? Почему меня не могут оставить в покое?»

— Один доктор на Жолибоже дал нам пятнадцать штук, — сказала она неохотно, не отдавая себе отчета, какую тяжесть она снимает с плеч своей матери и не задумываясь, откуда мама знает о том, что речь идет о саженцах. — Туда нам иногда удается ездить трамваем, но обратно мы должны идти пешком, а людям всегда удобнее встречаться по всяким деловым вопросам вечером. Мы возим весь груз на Шпулькиных санях, ты знаешь каких. У них есть колеса. Всем удобнее это делать вечером, потому что тогда мы никому не мешаем работать.

— А не разумней было бы заказать какой-нибудь грузовик и перевезти все чохом?

— Как это чохом, если мы достаем каждый день понемножку? В разных местах. Если бы этот идиот, мой братец, одолжил бы нам велосипед, было бы куда лучше, но ведь он же свинья неотесанная. Ты должна им заняться. Не знаю, что из него вырастет…

— А чего хочет милиция?

— Ничего особенного, — буркнула Тереска, обрадованная тем, что ее никто не спрашивает насчет необходимости уходить из дому поздно вечером. Она с кряхтеньем встала со ступеньки. — Мы должны опознать каких-то типов, которые шатаются по садовым участкам. Я иду спать, устала, как вол на пахоте.