Дмитрий Леонтьев - Дипломатия греха Страница 15

— Я уже обещал тебе это. Если я докопаюсь до чего-то существенного, я подарю это тебе, если же нет… Но я докопаюсь…

— Подарков мне не надо, а вот в отношении фактов я сомневаюсь. Теоретически в этом деле невозможно обнаружить деталь, которая сможет существенно изменить ход следствия.

— А практически?

— А практически я за свою жизнь сталкивался с такими чудесами, что не могу быть уверен на сто процентов, что в данный момент я сижу в этом кабинете и разговариваю с тобой… Мог бы «пролить свет» пистолет, из которого совершено убийство, и это доказательство было бы весьма весомым… Но таких улик не оставляют. И ты это знаешь так же хорошо, как и я.

— Согласен, — кивнул я. — Если он не лежит на дне какой-нибудь реки, он может оказаться сильным аргументом. Но ведь он еще не найден, не так ли? Спасибо, Юра, ты и впрямь помог мне, подкинув пару интересных идей.

— Всегда, пожалуйста, — с сарказмом отозвался он. Могу подкинуть еще с десяток бесплатных идей во всех областях наук, но только вряд ли тебе это принесет существенную пользу… Ну что, привести Косарева? Раз уж у меня сегодня «день бойскаута» и я занимаюсь благотворительностью…

— Это было бы неплохо, — улыбнулся я. — Ты уж извини меня, что все вот так…

— Ничего… Хоть стекло помог вставить, и то хорошо. Должен же я тебе хоть чем-то отплатить? — улыбнулся он в ответ и вышел из кабинета.

Вернулся он десять минут спустя, пропустив вперед себя в кабинет высокого, не по годам крепкого паренька. Признаться, вид у Косарева был не самый располагающий. Толстый и обрюзгший, с редкими сальными волосами, неряшливо и грязно одетый, он смотрел на собеседника с хитроватой наглостью, вызывая скорее недоверие, чем желание помочь.

— Беседуйте, — разрешил Сафонов. — Оставляю его на твоем попечении. Если понадоблюсь — я в соседнем кабинете пью чай. Когда окончите разговор, постучишь в стенку я, приду.

Он вышел, и я указал Косареву на стул:

— Присаживайся. Моя фамилия Куницын. Николай Иванович. Уполномоченный уголовного розыска. По некоторым причинам я занимаюсь твоим делом параллельно с официальным расследованием. С рабочей версией меня уже ознакомили, а теперь я хотел бы услышать, что там произошло на самом деле. Без протокола.

— Все так и было, — угрюмо буркнул он, отводя взгляд в сторону.

— Обычно врут, чтобы выгородить себя, и это я еще могу понять, но врать, чтобы упрятать себя за решетку?! Нонсенс. Объясни мне, глупому, зачем тебе это нужно? Во всем, что делается, должен быть смысл. В твоих поступках и показаниях я смысла не вижу.

— Кому какое дело до меня и моих поступков?! — Он сплюнул себе под ноги, спохватился и размазал плевок по полу подошвой рваной кроссовки. — Все сложилось именно так, вот и радуйтесь…

— Хорошо, — согласился я. — Я от такой радости сегодня напьюсь «в доску». Тогда расскажи мне вот что… Могли, твой друг, этот, который племянник одного из директоров…

— Гарик, — уточнил он. — Гарик Шаламов?

— Да. Мог ли этот Гарик подставить тебя сознательно, поддавшись на уговоры, угрозы или обещания денег?

Косарев поднял голову и посмотрел на меня с искренним изумлением.

— Так вы это серьёзно?. Вы серьезно не верите, что я его убил?

— У меня есть желание разобраться, что к чему, и если ты невиновен, то помочь тебе доказать это, а вот если… не обижайся: получишь на полную катушку.

— Всё равно у вас ничего не выйдет, — вздохнул он. — Только юродивый поверит в мою невиновность.

— Вот спасибо на добром слове, — поблагодарил я. — Я на него время трачу, а он меня юродивым обзывает… Ты мне так и не ответил на вопрос.

— Гарик… Он странный парень. Не знаю, как это сказать правильней… Он очень хитрый и ушлый, но трус, вряд ли он станет меня подставлять. Мы живем в одном дворе, и если что…

Он осекся, испугавшись, что сказал лишнее. Покосился на меня, но я лишь одобряюще покачал головой:

— Продолжай, продолжай.

— Чего продолжать? Испугается он меня подставлять. А может… Нет, не знаю.

— Ты видел труп?

Косарев громко засопел, не решаясь отвечать.

— Борис, ты видел труп директора, когда залезал в подвал? — настойчиво повторил я.

— Нет… Я брал ящики, которые лежат возле самого отверстия. Вглубь склада я не ходил… Я и пробыл-то там не больше пяти минут. Залез, взял, вынес, залез, взял, вынес…

— Понятно. Раньше вы про этот склад знали?

— Да, но к нему было не подступиться. Один раз через этот же подвал подбирались к складу, но работяги нас отловили, отвели к директорам. Гарику влетело по первое число, но мы, же ничего не успели сделать, вот нас и отпустили… А тут такая возможность подвернулась, что мы решили рискнуть.

— Ничего подозрительного не заметили, когда крутились возле склада. Машин, людей?

— Если б мы заметили что-то подозрительное, — горько сказал он, — разве б мы туда полезли.

— Борис, если есть что сказать, говори это сейчас. Любая, самая, казалось бы, незначительная информация, способна помочь в разрешении этого дела, может быть в дальнейшем спасительной для тебя. Дай мне направление поиска, подскажи, что искать и где?

— Мне нечего вам сказать, он посмотрел мне в глаза. Я не знаю, как это получилось и почему. Я не понимаю… Скорее всего, я отправлюсь отсюда прямиком в тюрьму, потому, что взять на себя все для меня при таком раскладе выгоднее, чем отпираться… Не перебивайте, я так решил, что бы Вы ни говорили. Но поверьте: я не убивал. И если вы найдете того, кто это сделал… вы мне поможете… Ведь я не убивал его… Не убивал…

— Твой подопечный полный идиот, — пожаловался я Разумовскому, когда мы встретились с ним час спустя. Он сам роет себе яму. Хороший адвокат в пару заходов может легко развалить это дело.

— У него нет денег на хорошего адвоката, — ответил иерей, — и он это знает. Надеяться на доброго дядю, который придет и станет копаться в этом деле, он не хочет, потому, как не верит. Мы с тобой, к несчастью, редкость, не вписываемся в рамки реальности… Нет, я верю в справедливость но… Я практик.

— Раз мы не вписываемся в реальность, значит, нас нет. Мы фантомы, — подытожил я. — И как один фантом другому фантому, я тебе скажу: «Спасение утопающих — дело рук самих утопающих». Ты мне сказал это вчера, а сегодня я возвращаю тебе эту фразу применительно к твоему протеже. Для него единственный шанс выкрутится — это уйти «в глухой отказ», нанять ушлого адвоката и развалить дело. Могу порекомендовать пронырливого и недурственного юриста.

— У него нет денег, — повторил иереи, — и это не единственная возможность. Можно попытаться найти настоящего убийцу.

— Чудной ты. Я даже спорить с тобой не стану, потому что это бесполезно. Ты все прекрасно понимаешь, а упрямишься из чувства противоречия и безысходности… Можно попытаться найти пропавшую аппаратуру партия довольно крупная и просто так затеряться не может, это не иголка в стоге сена, — но толку от этого не будет. Сафонов прав директора спишут это на попытку уклониться от налогов. И это может быть правдой. Тем более что произойдет это только в том случае, если удастся доказать их причастность к хищению. Я даже могу, мазохистично, учитывая последствия, признаться, что у меня есть версия, как можно попытаться отыскать технику. Это тяжело, долго, но возможно. Но я не вижу в этом смысла. Мы потратим уйму времени и нервов и не получим ровным счетом никакой пользы.

— Что же делать?

— Не знаю, — признался я. — Я не нахожу мотива. Сафонов подсказал одну интересную идею, что между директорами могли происходить разногласия по поводу недобросовестности со стороны русских партнеров, которые и привели к печальным последствиям. Но это только слова, и словами они останутся. Ты знаешь, как это бывает — знаю я, знаешь ты, знает преступник, но ничего от этого не меняется. Без фактов это версия. Сафонов умный и опытный оперативник, фирма расположена на его «земле», возможно, у него были догадки по этому поводу, может быть, информация, но это «может быть», а я очень не люблю этого словосочетания. «Может быть» что угодно. Может быть, этого Лоренса убили «якудза», может быть — чикагская мафия, тайное общество масонов или шпионы, может быть, это месть или последствия бурного романа с участием ревнивого мужа…

— Это все — фантасмагория, — заметил иерей, — а вот финансовые разногласия — это реальность… По крайней мере, из всех перечисленных тобой версий эта — самая реальная.

— Если не учитывать самого Косарева… Ну, хорошо, хорошо, я тоже не очень уверен в его причастности к убийству… Но есть факты, говорящие о его причастности к краже. А факты, как известно, вещь упрямая. Я не знаю, что делать.

— Все, что можем. Что-нибудь обязательно произойдет. Не может все это дело остановиться на одной точке, когда не бездействуешь, все время что-то происходит. Это только под лежачий камень вода не течет.