Иоанна Хмелевская - Флоренция — дочь Дьявола Страница 15

— Я согласна, — рассеянно ответила Мария. — А тлей постарайся вывести. Твой салат очень аппетитно выглядит, но мяса мне не хочется… Погодите, я что-то не так сделала: на моем билете была квинта Вальдемара.., или наоборот? Моя квинта на его билете? Пусть сам посмотрит, может, разберётся?

Шокированный Метя что-то там ещё бормотал себе под нос, но в конце концов от моей котлеты отвязался, потому что один тип с бородкой потребовал у него совета. Этого с бородкой я знала — разумеется, только в лицо. Котлета мне показалась ужасно вкусной, голод я заглушила, а Метины советы меня не интересовали, на этот день у меня было своё мнение, и менять его я не собиралась.

Была суббота, и должна была состояться первая в сезоне скачка двухлеток, среди которых дебютировала Флоренция. Я поставила только на нёс, благодаря чему триплет, да и квинта мне обошлись немного дешевле. Моника Гонсовская успела заразить меня своим волнением, и со вчерашнего дня состояние у меня было такое, словно это я сама должна была скакать. У меня совершенно пропал аппетит, и я абсолютно ничего не ела, пока не наткнулась на эту самую котлету, которую Метя так энергично охаял и проклял. Впрочем, его проклятия я пропустила мимо ушей.

Я отнесла тарелку в буфет и вернулась. Юрек прорывался между креслами к своему месту.

— Что за порядки! — возмущался он. — Две скачки дебютантов, одна за другой!

— Нет, не только дебюты, арабские лошади уже скакали, — поправил пан Рысь.

— Один раз!

— Ну и что, что один раз, все равно уже кое-что про них известно.

— И вообще, с этими арабами все легко и просто, — вмешалась я. — Тут прийти может только Марокко.

— Так ведь он фаворит!

— А ты как хочешь? Наверное, народ у нас грамотный, а? Читать умеет? Фаворит не фаворит, а как, по-твоему, должно быть, если Али-мата сняли? Остаётся только Марокко, ничего не попишешь. Остаётся в одной скачке Марокко, а в другом — Флоренция, и все…

— Ты так и поставила?

— Не-а.

— Но почему?

— А я только предсказываю хорошо, а играю всегда по-идиотски.

— ..и поймал его на месте преступления, а парень и говорит, что хочет передать дело в суд, — рассказывал пан Вальдемар, явно смущённый тем, что не знает, как относиться к тому, о чем говорит.

— И правильно, — поддакнул полковник. — С этими ремнями безопасности — сплошная глупость!

— Вот именно! Раз жизнь человеку спасают, а в другой раз — угробят. Надвое бабушка сказала, ведь это какая же глупость — наказывать человека за то, что он не застегнул эти чёртовы ремни! И сколько случаев было, что люди заживо сгорали в машине, потому что не могли расстегнуть этих идиотских ремней! А сколько утонули с машиной!

— Нет, порядок все-таки есть порядок, — упрямо сказал кузен пана Эди, которого сюда три раза в сезон привозил пан Эдя. Кузен-то и начал весь разговор.

— Порядок?! Я же вам говорю, что с этими ремнями то спасение, то погибель! В милицейском протоколе раз написали.., я сам читал!., две бабёнки выехали на маленьком «фиате», забыли застегнуть пояса, заболтались, поцеловали автобус в задницу, а на них сзади наехал фургон. И ихний «фиат» — говорю вам, я сам в протоколе читал! — смялся так, что в длину семьдесят два сантиметра стал! В длину, повторяю! А бабёнкам этим ничего не сделалось! Потому что в момент первого удара они вылетели с обеих сторон! Дверцы от удара не выдержали, распахнулись. А что бы с ними было, если бы они пристегнулись? Семьдесят два сантиметра, во!

— Я тоже про такие вещи читал, — кивнул полковник. — Свидетели рассказывали, что лоб в лоб столкнулись грузовик с легковушкой, гололёд был, легковушка волчком крутилась и всякий раз колотилась о грузовик, из нёс повылетало все, а в первую очередь водитель. Так с этим водителем ничего не случилось, только оглушило его немножко. Даже сотрясения мозга не было. А если бы ремень пристегнул — в капусту бы его посекло.

— А я знаю таких, что катились по всей вспаханной ниве кувырком, и только ремни их спасли…

— Да где вы в городе ниву нашли?!

— Ну вот именно, дайте человеку самому выбрать, как помереть! Пусть сам и решает! Может, ему предчувствие поможет!

— Знал я одного человека, — начал вдруг пан Собеслав, — лично знал, было это в самом начале войны, он жил на Пулавской, поблизости от площади Унии. И во время бомбардировки все выскочили на улицу. Приличный такой человек, прекрасный муж и отец… О, большое вам спасибо, пани Ядзя… Сюда, сюда… Пан Вальдек, уступите немного местечка…

Одна из буфетчиц принесла чай и минеральную воду, пан Собеслав стал убирать с подоконника программки и солёные орешки пана Вальдемара. Все молчали, уставившись на их простые действия, как на скачку двухлеток.

— Так что с этим мужем и отцом? — нетерпеливо спросила пани Ада.

Пан Собеслав, хотя в силу преклонных лет физически не очень крепкий, склерозом пока не страдал и мгновенно вернулся к теме.

— Так вот, он вдруг начал страшно нервничать и настаивать, что на улице опасно, что надо вернуться домой. Рвался обратно в дом, как безумный, тащил жену и детей. Жена вырвалась, с ним не пошла, а он словно взбесился. Домой — и никаких гвоздей! В результате этот приличный человек бросил их, жену то есть и двоих детей, оставил их на этой опасной улице и понёсся бегом — именно что бегом! — в дом. Успел он в последний момент. В дом ударила бомба, да так неудачно, что на этого пана рухнули сразу шесть этажей.

— Но на собственную смерть не опоздал? — уточнил полковник.

— Нет. Успел. Человек сто свидетелями были, как он старался…

— Судьба! — категорически сказал Метя.

— Так я и говорю, — поддакнул Вальдемар, который успел за это время составить собственное мнение. — Надо оставить человеку свободу выбора. Хочет погибнуть с ремнями — ради Бога, его право. А может, наоборот, будет у него настоящее предчувствие, и он в этот дом не побежит…

— Бомба!! — крикнул кто-то сзади, решив, что дали старт.

Все страшно вздрогнули, тем более что старшее поколение ещё помнило вторую мировую войну и под влиянием рассказа пана Собеслава им померещились всякие ужасы. Младшие же таких комплексов были лишены.

— К черту все эти бомбы, ремни и предчувствия, — сказал пан Рысь. — Тут ведь такое разыгрывается…

— Ты всерьёз считаешь, что Флоренция выиграет? — вдруг тревожно спросил Юрек, который повернулся ко мне, не отрывая от глаз бинокля. — Ещё один в стартовый бокс не вошёл… Рыбинский, по-моему…

— Нашёл время спрашивать! — возмутилась я. — Она же не сейчас скачет, а в четвёртой! Я считаю, что выиграет, и не только я так считаю… А ты делай как знаешь…

— Ладно, рискну!

После третьей скачки я уже не могла оторвать глаз от паддока. Мария торчала у меня за спиной. С Флоренцией мы познакомились уже пару недель тому назад, она обнюхала нас, признала, сахар охотно съела, петрушку с корешками и зеленью, сложенную букетиком, слопала в совершённом упоении. Она оказалась проста потрясающей!

Издалека было видно, что около неё крутятся три человека. Зигмусь Осика, вернувшись из весовой, оттуда уже не уходил. Моника и Агата Вонгровская собственноручно седлали её. В паддок кобылку вывела кондевочка, которую, видимо, выбрали специально, поскольку Флоренция вела себя с ней послушно и даже выражала ей явную симпатию: тянулась губами к её уху и пробовала ласково дуть в волосы. Флоренция двигалась, как всякая лошадь, полная энергии и жизненной силы. Передние ноги выступали павой, а задние отплясывали лихую полечку.

— Вороная… — проговорила задумчиво Мария. — Если б я хоть один седой волос увидела, то больше поверила бы в этого Сарагана…

— Моника права, она в форме, — ответила я взволнованно. — Ты посмотри, как идёт!

— Если не потеряет на старте…

— Это был бы первый случай. Моника говорит, что она ловит момент старта совершенно безошибочно.

— Я поставила только на неё одну. Ею заканчиваю один триплет, во втором она у меня в середине, и начинаю ею квинту. Неважные триплеты, но лучше они, чем ничего. Пока у меня все получается… Слушай, а как быть со ставками на следующую неделю?

— Пока что я ставлю только на Флоренцию. Из-за нёс самой и в память Флоренс.

— Только не сглазь…

Флоренция все это время вела себя очень послушно и выражала явное желание сотрудничать с жокеем. Зигмусь Осика сел на лошадь, прямо-таки вырубленную из гранита, она три секунды стояла как вкопанная, жадно ожидая знакомой тяжести на спине, а потом подчинилась приказаниям и закружила по паддоку своим изысканно-танцевальным шагом.

— Жокеем он в этом году не станет, — категорически высказалась Мария.

— Не позволят ему, — печально согласилась я. — С тех пор, как он кандидат, то есть с начала мая, он выиграл только четыре раза. А может быть.., сорок шесть побед — не Бог весть что для сезона…

— Я иду смотреть снизу.

— Я — нет, привыкла, что сверху лучше видно.