Михаил Петров - Гончаров и его подзащитная Страница 15

Кажется, Кнопкина тетка отличалась завидной глупостью. Место для клада она выбрала не совсем удачное. Насколько мне известно, вентиляционные шахты периодически прочищают, и ее сокровища вполне могли оказаться в руках случайного, фартового трубочиста. А может быть, она была уверена в нашей всегдашней безалаберности? Теперь судить трудно. Жаль, но меня опередили. Обидно приходить вторым, но что делать? С сожалением я вставил решетку на место и закрутил шурупы. Теперь передо мною вставал нелегкий вопрос: что говорить Кнопке? Сказать ей чистую правду? Она может обвинить меня в воровстве. Солгать? Но рано или поздно, когда разберутся в их квартирных приватизациях и завещаниях, она найдет этот проклятый тайник, и тогда будет еще хуже. Что делать? Пока ничего, этот вопрос можно отложить до утра, а сейчас совсем не вредно убраться отсюда подобру-поздорову.

С этой мудрой мыслью я слез с табуретки и тут же растянулся на полу, стараясь материться как можно тише и про себя. Нащупав потухший фонарик, я понял, что дни его сочтены, и потому при помощи зажигалки попытался отыскать причину моего внезапного падения. Она оказалась смехотворно проста. Никелированный штифт, на который я наступил, был тому виной. При детальном изучении им оказалось сменное крестовидное жало универсальной отвертки. От удовольствия я даже заурчал. Это просто удача! Обнаружить на месте преступления такую жирную улику, что в спешке обронил мой предшественник. Правда, пока я не представлял, в какую отвертку мне предстоит ее примерить, но это уж дело времени. А пока нужно отсюда линять — часы настучали четыре тридцать утра.

Без всяких приключений я проделал обратный путь сверху вниз и первым делом расставил мебель по местам. Вернул столу его первоначальный разгульный вид и за особые заслуги немного позволил себе расслабиться.

Когда нервное напряжение уступило место приятной эйфории, я набрал телефон любимой жены и после продолжительного ее залпа вежливо поздоровался.

— Кретин! — немного успокоившись, заревела Милка. — Где тебя сатана носит?

— Не сатана, а в гости я забрел. К Лерке Ефремову, помнишь такого? Я вас знакомил.

— Идиот, ты мог меня заранее предупредить? Я думала, ты опять в какую-то историю вляпался. Когда явишься?

— Как только, так сразу. Мне кто-нибудь звонил?

— Звонила твоя недорезанная где-то раз пять.

— Как ее состояние?

— Нормальное. Ты бы лучше о моем здоровье подумал, придурок.

— Милая Милка, ты всегда в моем сердце. Приятных тебе сновидений.

— Погоди, она чем-то сильно обеспокоена, по-моему, даже плачет. И просила немедленно, как только ты объявишься, позвонить ей по сотовому. Мне больше не звони, дай поспать. Устала, сил нет.

Закончив любовные признания, я умылся, привел себя в надлежащий вид и опять поднялся к старухиной двери. Только теперь я рассматривал опечатанную дверь гораздо внимательнее. После нашего варварского взлома ее капитально отремонтировали, заменив всю продольно-торцевую рейку. Чтобы понять, что дверь открывали, много времени мне не потребовалось. Непонятно, каким образом, но милицейское табу было нарушено — об этом свидетельствовал едва заметный след дважды переклеенной бумаги. Со скважиной внутреннего замка дело обстояло не менее интересно. Видимых невооруженным глазом следов отмычки не наблюдалось, а значит, открывали его родным ключом. Только вот кто?

Довольный своим открытием, я вернулся к Лерке и, дабы мозг мой заработал энергичней, дал ему необходимую подпитку. Когда он созрел, я задал ему все тот же вопрос: кто успел побывать в опечатанной квартире за период с тринадцатого февраля и по сегодняшний день?

«Господин Гончаров, вы задаете совершенно дурацкий вопрос, а поэтому я отвечу вам тем же. За указанный вами период в этой квартире мог побывать кто угодно, начиная от самого убийцы и кончая повторным набегом милиции».

«Зачем же милиции аккуратненько снимать свою бумажку, а потом так же старательно, высунув язык, клеить ее на прежнее место? Они просто ее порвут и присобачат новую. Не слышу возражений».

«Ты прав, вариант с милицией отметаем. Тогда у нас остаются следующие известные тебе товарищи, кто мог иметь ключи: Надежда Лукьянова, сестры Русовы и, наконец, сам душитель».

«Сестер Русовых мы пока отодвинем в сторону, как наименее вероятных. Иначе какой им был смысл подключать к этому делу меня, да и ключи у них отобрали».

«Не торопись, возможно, до того, как обратиться к тебе, они попытались все проделать своими силами, но теткиных бриллиантов не нашли, да и ключи в то время могли находиться у них».

«Согласен, будем иметь эту версию как запасную. А что ты думаешь по поводу госпожи Лукьяновой?»

«Трудно сказать. Бесспорно только одно — в деньгах эта женщина не нуждается никоим образом, то есть особых меркантильных мотивов у нее быть не могло».

«Тогда у нас остается один кандидат — повторно в квартиру к Серовой залазил ее убийца».

«Зачем?»

«За драгоценностями».

«Почему он не мог забрать их сразу?»

«Может быть, просто не нашел?»

«Конечно, а потом предпринял вторую попытку. Сорвал печать, рискуя быть пойманным. Хреновину вы изволите излагать. Нет, Гончаров, четкой, объяснимой линии не прослеживается, так что выводы делать рановато. Предстоит тебе, бедолага, еще побегать своими ножками по сырому снежку, добывая дополнительную пищу твоим трухлявым мозгам. Вот будь ты поумнее — давно бы все уже понял и сидел бы себе в теплой комнате с папироской во рту».

Не дожидаясь Лерку, в шесть часов я покинул его гостеприимную квартиру и, с удовольствием глотая морозный кислород, вскоре добрел до дома Оленина. Судя по тому, что на кухне горел свет, участковый проснулся, и потому я рискнул осторожно и негромко постучаться. Он открыл, уже одетый и готовый к выходу, так что наш разговор состоялся по пути во вверенный ему участок.

— Какие проблемы, Константин Иванович? — закуривая, спросил он.

— Есть проблемы, Федорович. К тебе я опять-таки за помощью.

— По силе возможностей — всегда пожалуйста.

— Я опять по тому самому делу. Мне нужно точно и достоверно знать, кто конкретно в последний раз приносил пенсии нашим старикам. Ты не мог бы это выяснить?

— Зачем же выяснять, когда вчера, по просьбе Сергея, я это уже сделал. Всем пенсионерам, кроме Серовой, пенсию на дом приносила Наталия Нестерова.

— Вот как! — изрядно удивился я. — А по моим данным, к Николенко приходила некая Галина Ивановна Соколова.

— Да, это ее участок, но она была больна, и ее в тот день подменила Наталия Нестерова. Она принесла Николенко последнюю пенсию, а я сегодня несу ей повесточку. Это тебе о чем-то говорит?

— Говорит, и о многом. С меня причитается.

— Это уж как положено. Что-нибудь еще?

— Да, но только не знаю, сможешь ли ты ответить на этот вопрос.

— А я постараюсь.

— Коим боком могла касаться Серова ко всем остальным преступлениям?

— Я и сам об этом думал и никакой связи не нашел, кроме того, что у них была общая патронажная сестра, но ее алиби Сергей проверил. Сам не пойму, что получается. Пенсиноска у Серовой была Тамара Гаврилина, женщина приличная, а кроме всего прочего, она работает в нашем, двенадцатом отделении связи.

— Вот и я чего-то недопонимаю. Ну да ладно, а Нестерову-то твой Сергей обоснованно тянет или так, пощупать?

— Вот чего не знаю, того не знаю, но не хотел бы я быть на ее месте.

— А может быть, рановато ее трясти? Не лучше ли с недельку за ней понаблюдать?

— Ну тут уж не мне решать, Константин Иванович, я человек маленький. Насколько мне известно, такое наблюдение уже велось, но никаких результатов оно не принесло. Однако поговори сам с Серегой.

— Упаси меня Бог, я к ним теперь и на версту не подхожу.

— Напрасно, парень он понятливый, кстати сказать, племянницу Серовой он отпустил в тот же день, когда, помнишь, ее сестра принесла ему взятку.

— Странно.

— Что такое?

— Странно, почему я об этом не знаю.

— А почему ты должен об этом знать?

— Да это я так, к слову.

— Ну-ну, — понимающе усмехнулся капитан. — Только не всяко слово в строку годится. — Я верно говорю?

— Верно, Федорович, ты мудр, как царь Соломон, только не знаю, на что намекаешь.

— А я тоже к слову. Видел на днях одного батальонника. Ну и рожа у него, смех.

— Про то у нас с тобой разговор будет особый, а может, и не будет, — подумав, добавил я. — Ну да ладно, спасибо за информацию. До встречи.

Несмотря на ранний час — не было еще и восьми, — в палату к Кнопке меня впустили сразу. Вся зареванная, она лежала на спине, а при моем появлении вообще зашлась в истерике. Прибежавшая сестра без лишних слов воткнула ей в плечо укол и пожаловалась:

— Вот так со вчерашнего дня, как только узнала о пропаже сестры. А ей ведь волноваться нельзя. Швы могут разойтись. Всю ночь она вам названивала.