Сладость на корочке пирога - Брэдли Алан Страница 15

В ответ он, словно странное зеркало, отразил мою улыбку. На миг я подумала, что он передразнивает меня, и начала сердиться. Но потом поняла, что он и правда рад, что разгадал меня. Это был мой шанс.

— Нед, — приступила я, — если бы я задала тебе ужасно личный вопрос, ты бы ответил?

Я подождала, пока до него дойдет вопрос. Общение с Недом напоминало телеграфную переписку с едва умеющим читать корреспондентом из Монголии.

— Конечно, я отвечу, — сказал он, и плутоватый блеск в его глазах намекнул мне, каким будет продолжение. — Естественно, я могу не сказать правду.

Мы хорошенько посмеялись, и я перешла к делу. Я начала с тяжелой артиллерии.

— Ты ведь без ума от Офелии, правда?

Нед облизал губы и оттянул пальцем воротник.

— Она очень хорошая девушка, отдаю ей должное.

— Но разве ты не хочешь в один прекрасный день обосноваться вместе с ней в коттедже с соломенной крышей и воспитывать выводок детишек?

К этому моменту по шее Неда поднялась краснота до самых ушей, словно ртуть по термометру. Он стал похож на птицу, надувающую глотку, чтобы привлечь самку. Я решила, что надо ему помочь.

— Просто предположим, что она хотела бы видеться с тобой, но отец не позволяет. Предположим, что тебе могла бы помочь ее младшая сестра.

Краснота начала спадать с его шеи. Я подумала, что он сейчас заплачет.

— Ты на самом деле думаешь так, Флавия?

— Честное слово, — подтвердила я.

Нед протянул свои мозолистые пальцы и пожал мне руку с неожиданной нежностью. Как будто я прикоснулась к ананасу.

— Дружеское рукопожатие, — сказал он, что бы это ни значило.

Дружеское рукопожатие? Мне что, только что продемонстрировали секретное рукопожатие какого-то сельского братства, проводящего встречи на залитых лунным светом церковных погостах и в тайных рощах? Я теперь принята в члены и должна участвовать в ужасных кровавых полуночных ритуалах в тайных местах? Интересная перспектива!

Нед ухмылялся, как череп «Веселого Роджера». Я взяла его за руку.

— Слушай, — сказала я. — Урок номер один: не подкладывай мертвых птиц на крыльцо любимой девушке. Это приличествует только мартовскому коту.

Нед непонимающе взглянул на меня.

— Я оставлял цветы один или два раза, в надежде, что она заметит, — сказал он.

Вот это новость. Должно быть, Офелия уносила букеты к себе в комнату, чтобы повздыхать над ними, до того как кто-то из домочадцев успевал заметить.

— Но мертвые птицы? Ты меня знаешь, Флавия. Я бы не стал этого делать.

Если бы я заранее поразмыслила над этим вопросом, я бы сообразила, что это так и есть. Но зато мой следующий вопрос попал точно в цель.

— А Мэри Стокер знает, что ты вздыхаешь по Офелии? — Эту фразу я услышала в каком-то американском фильме — «Встреть меня в Сент-Луисе» или «Маленькая женщина», и мне первый раз подвернулся случай ее использовать. Как Дафна, я запоминала слова, но не записывала их в бухгалтерские книги.

— Какое Мэри имеет к этому отношение? Она дочь Тулли, и больше ничего.

— Перестань, Нед, — сказала я. — Я видела тот поцелуй утром… когда проходила мимо.

— Ей нужно было утешение. И все.

— Из-за какого-то типа, который подкрался к ней сзади?

Нед вскочил на ноги.

— Черт побери! — воскликнул он. — Она не хочет, чтобы это выплыло наружу.

— Когда она перестилала простыни?

— Ты сам дьявол, Флавия де Люс! — зарычал Нед. — Уходи отсюда! Возвращайся домой!

— Скажи ей, Нед, — послышался тихий голос, я обернулась и увидела Мэри в дверях.

Она стояла, одной рукой опираясь на косяк, а второй сжимая блузку у шеи, как Тэсс д’Эрбервилль. [22]С близкого расстояния я разглядела, что у нее натруженные красные руки и явное косоглазие.

— Скажи ей, — повторила она. — Теперь тебе уже все равно, верно?

Я сразу же поняла, что она меня недолюбливает. Житейский факт — девушка сразу понимает, нравится ли она другой девушке. Фели говорит, что между мужчинами и женщинами поврежденная телефонная связь и мы никогда не знаем, кто повесил трубку. Имея дело с мальчиком, никогда нельзя понять, он стукнул тебя, потому что хотел причинить боль или шутил, но с девочками все становится ясно в первые три секунды. Между девочками происходит бесконечный молчаливый обмен сигналами, словно радиообмен между берегом и кораблями в море, и этот тайный код точек и тире сигналил, что Мэри меня терпеть не может.

— Ну же, скажи ей! — крикнула Мэри.

Нед тяжело сглотнул и открыл рот, но у него не вырвалось ни звука.

— Ты Флавия де Люс, не так ли? — обратилась она ко мне. — Одна из девиц Букшоу. — Она бросила мне эти слова, словно торт в лицо.

Я молча кивнула с таким видом, словно я неблагодарное создание из господской усадьбы, которому надо потакать. Лучше подыграть, подумала я.

— Пойдем со мной, — сказала Мэри, поманив меня жестом. — Шевелись побыстрее и сохраняй тишину.

Я проследовала за ней в темную каменную кладовую и затем по прилегающей лестнице, которая винтом поднималась на второй этаж. Наверху мы оказались в месте, которое, должно быть, когда-то служило шкафом для белья: высокий квадратный буфет, теперь заставленный полками со средствами для стирки и уборки, мылом и восками. В углу были беспорядочно свалены метлы и швабры, и кругом царил всепроникающий запах карболки.

— Тсс, — прошептала она, яростно сжимая мою руку. Приближались звуки тяжелых шагов, кто-то поднимался по тем же ступеням, что и мы только что. Мы вжались в угол, стараясь не уронить швабры.

— Это будет чертов день, сэр, когда лошадь Котсуолда возьмет чертов приз! На вашем месте я бы поставил на Морскую Звезду и наплевал на советы, которые вы получили от какого-то чертова засранца из Лондона, который не отличит скакуна от ломовой лошади.

Это был Тулли, делившийся с кем-то конфиденциальной информацией о скачках так громко, что его можно было услышать в Эпсон-Дауне. Другой голос пробормотал что-то заканчивающееся на «как-как», когда звуки их шагов стихли в переплетении обшитых панелями коридоров.

— Нет, сюда, — прошипела Мэри, потянув меня за руку. Мы скользнули за угол в узкий коридорчик. Она извлекла связку ключей из кармана и тихо открыла последнюю дверь слева. Мы вошли внутрь.

Мы очутились в комнате, которая, по видимости, не менялась с тех времен, когда королева Елизавета навестила Бишоп-Лейси в 1592 году во время одного из своих летних переездов. Мне бросились в глаза деревянный потолок, оштукатуренные стены, маленькое окошко со свинцовым стеклом, приоткрытое с целью проветривания, и широкие половицы, вздымавшиеся и опускавшиеся, словно океанская зыбь.

У одной стены стоял потрескавшийся деревянный стол, под одну из ножек которого подсунули «Справочник железных дорог» (выпуска октября 1946 года), чтобы она не шаталась. На столе были два непарных стаффордширских кувшина в розово-кремовых цветах, гребень, щетка и маленькая черная кожаная коробочка. В углу у открытого окна стоял дешевого вида пароходный кофр из прорезиненной фибры, облепленный цветными наклейками. Рядом стояло простое кресло с недостающим подлокотником. В противоположном конце комнаты располагался деревянный гардероб, выглядевший так, словно его приобрели на благотворительной распродаже подержанных вещей. И кровать.

— Это здесь, — произнесла Мэри. Она заперла дверь на ключ, и я первый раз повернулась к ней, чтобы получше рассмотреть ее. В грязно-сером свете из покрытого копотью окна она казалась старше, чем та девушка с натруженными руками, которую я только что видела при ярком свете дня во дворе.

— Полагаю, ты никогда не была в такой маленькой комнате, не так ли? — презрительно сказала она. — Вы там, из Букшоу, редко посещаете бедлам, да? Посмотри на психов — посмотри, как мы живем в наших каморках. Кинь нам печенье.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — ответила я.

Мэри повернула лицо ко мне, и я ощутила на себе пронзительность ее взгляда.