Охотничий билет без права охоты - Мария Мусина Страница 15

Надо ли говорить, что я проснулась в ужасном настроении? Худеть, худеть и еще раз худеть!

На кухне Антон как раз шмякнул на сковородку несколько ломтиков бекона. Они тут же призывно зашкварчали.

– Будешь яичницу?

– Нет, спасибо.

– Такой вкусный бекон, – сказал Антон, причмокивая, как вампир, – понюхай, какой вкусный.

– Сказала же – не буду! – нервно завопила я. – Что ты ко мне пристал!?

– Пожалуйста, – обиженно пожал плечами Антон и надулся.

Как только человек решает худеть, тут же к нему все пристают: съешь кусочек, да съешь кусочек. Никогда Антон яичницу не жарит. Ему просто некогда этим заниматься! Но как только я окончательно и бесповоротно решила худеть – тут же, с утра пораньше, стал жарить. Да еще и угощает. И довольно навязчиво!

Вчера я так и не позвонила другану Цинка. После обстрела на улице звонить как-то не хотелось. Ночь-полночь, кругом пули свистят, а я стою и звоню кому-то – Хичкок! Домой пришла – тут Антон со своими, прямо скажем, еще не совсем рассеявшимися подозрениями. А сегодня – Антон дома. Мог услышать и поинтересоваться, кому это я названиваю с утра пораньше. Стал бы задавать вопросы. Я стала бы врать, чтобы его же, Антона, не расстраивать. В общем, могло бы выйти опять нехорошо. Как вчера.

Позвонили в дверь. Пришла Поли, впорхнула на кухню:

– Привет, Антон, – опасливо поздоровалась, – я на секунду.

– Привет, Поли, – сказал Антон, – извини, хоть ты и подруг моей жены, но как мужик мужику я тебе руки не подам. Тем более что ты уже окончательно и не мужик.

– Не очень-то и хотелось… – надула губки эстрадная звезда.

– Завтракать будешь? – я постаралась загладить мужнину непримиримость к сексуальным меньшинствам.

– Спасибо, нет, – Поли все-таки обиделась.

– Надеюсь, – сдержанно проговорил Антон, – что непомерное влечение к мужчинам, наконец, покинуло тебя, Поли.

– И не надейся, Тоша, – ехидно ответила Поли. – Я все равно любила, люблю и буду любить только мужчин!

– И правильно, – поддержала я подругу.

– Мужчин, – почему-то гордо сказала Поли, – вообще любят чаще, во-первых, их любят женщины, а во-вторых, что б ты знал, Тоша, десять процентов всех мужчин гомосексуальны! Научный факт!

– Как-нибудь на гастролях, – вкрадчиво заговорил Антон, – в глубинке, где-нибудь в шахтерском поселке или в мартеновском цеху, ты попробуй там развей эту свою научно обоснованную мысль, что из них, из мужиков, десять процентов гомики. Но предупреждаю: твой обезображенный труп не скоро выдадут властям.

– Я пошла, – окончательно обиделась Поли.

– Поли, не слушай Тошу, – зашептала я, – он человек несовременный. Оставайся.

– Художника обидеть может каждый! – провозгласила Поли.

Она ушла, а я накинулась на мужа:

– Зачем ты его обижаешь? Что он тебе сделал?

– Еще не хватало!

– В конце концов, сексуальная жизнь человека никого не касается!

– Возможно это очень удобная позиция! Но я не хотел бы, чтобы этот гнилой плюрализм давал свои тлетворные ростки в нашем доме!

Неизвестно, чем бы кончился этот спор о современных тенденциях в сексе, но мне нужно было звонить другану Цинка. Неудобно все-таки, обещала.

– Пойду, погуляю с собаками, – небрежно сказала я.

– А позавтракать?

Опять!?

– Не хочу.

– Как? Ты не будешь завтракать?

Ну что за черт! А скажи, что я села на диету, так потом вдруг захочется съесть что-нибудь вкусненькое, а Антон скажет: ты же на диете, а ешь…

– Да, я ничего не буду есть!

– Почему? – удивился Антон.

– А потому! Оставишь ты меня в покое или нет?!

Я с силой хлопнула дверью. Таксы, притихшие, ехали в лифте молча. Нехорошо как-то получилось с Антоном. Он-то, конечно, тут ни при чем. Позавтракал плотно человек, в благодушном настроении находится. Сытый голодного не разумеет!

Я пошла в соседний двор. По дороге мне в каждом прохожем мерещился персонаж с Костиного фоторобота. В самом деле, навстречу бесконечной вереницей шли здоровенные мужики с толстыми шеями, украшенными «голдой». Возможно, все они добропорядочные граждане. И просто мода такая – качаться и носить на шее толстые золотые цепи.

Я набрала номер другана Цинка. На том конце провода долго не отвечали, а когда, наконец, отозвались, то очень недовольно.

– Здравствуйте, – сказала я, – меня просили вам передать, что ваш друган Цинк попал в милицию.

– Кто звонит? Ты кто? – удивились в трубке.

– Какая разница? – разозлилась голодная я, – Хотя мне и было обещано значительное вознаграждение, в данном случае, не имеет никакого значение, кто я. Тонну баксов можете отправить в фонд борьбы с преступностью.

Повисло молчание. Оно затянулось. Я уже жалела, что сказала насчет фонда борьбы с преступностью. В конце концов, есть масса других полезных фондов, которые тоже нуждаются в деньгах. Возможно, другану Цинка неприятно, что создан какой-то там фонд борьбы с преступностью. И его можно понять! Если бы создан, например, фонд борьбы с филологами, мне тоже это было бы неприятно.

– Когда Цинк попал? – спросил, наконец, друган.

– Сегодня ночью в казино «Рококо».

– Козел, – выругался друган Цинка, – бабки получил и давай пушить.

– Насчет бабок – не знаю. Но за то, что я позвоню вам и сообщу, что Цинка задержали на трое суток, мне была обещана кое-какая информация о друзьях Василия. Сугроба. Они мне нужны для разговора. Важного, – для солидности прибавила я.

Цинк вчера сказал, что ему трое суток корячиться. А что, собственно, ждать трое суток, пока в милиции выяснят личность Цинка? Может, они тогда там еще захотят какие-нибудь подробности выяснить про Цинка, и эти выяснения затянутся на долгое время. На вид, во всяком случае, ему никак не дашь меньше 5 лет строго режима.

– А ты кто? – опять взревел друган Цинка.

– А ты кто? – мне, в конце концов, надоел этот бессмысленный разговор.

– Ну, хорошо, – ни с того ни с сего помягчал друган, – но ты же понимаешь, что такие вопросы по телефону не решаются.

Да, я это понимала. Не такая уж я наивная, чтобы не понимать, что при нынешней криминальной ситуации нелепо прийти к людям вот так, с улицы, и пытаться еще о чем-то там с ними говорить.

– Давайте встретимся через полчаса в стеклянном кафе у Таганки, – предложила я, – посмотрим друг другу в глаза и решим, можем ли мы друг другу доверять. Как я смогу вас узнать?

– Узнаешь, – рявкнул в трубку друган, – у меня такая же машина, как у Васи. Ты должна быть в