Дарья Донцова - Имидж напрокат Страница 16

– Угадали, – призналась я.

– А Раиса хотела парадный сервиз перемыть, – покачал головой Милов. – Взгромоздилась на табуретку, чтобы посуду из верхнего отделения буфета добыть, и, естественно, сбросила туфли. Итог – перелом руки. Теперь объясните мне, зачем драить совершенно чистые тарелки-блюда, которыми раз в пять лет пользуются? Раз уж Галкина в мои руки попала, я ее уговорил липому удалить, а то она все сопротивлялась, мол, времени нет. Но тут у нее аргументов против операции не нашлось. Вы что-то путаете, Раиса не могла покончить с собой. Она обожает сына и своего мальчика никогда не оставит. Галкина недовольна невесткой, считает Валю недостойной сокровища по имени Пашенька.

– А вы хорошо знаете Галкиных, – отметил Костин.

Валерий улыбнулся:

– Мы много лет жили на одной лестничной клетке. Раиса работала портнихой в закрытом для простой публики ателье, где шили обновки чиновным и знаменитым. В мастерскую поставляли заграничные ткани, фурнитуру. У Раечки золотые руки, она из копеечного ситца такие летние рубашки мне мастерила, что все девочки в институте ахали и говорили: «Валера, у тебя, наверное, родители дипломаты, вон ты как одет!» А я держал фасон, не рассказывал, что мне просто с соседкой повезло. Потом Рая стала заведовать ателье, в перестройку она его выкупила. Но скоро поняла: на рынок одежды хлынул поток дешевых китайских тряпок, конкурировать с массовым пошивом невозможно. Пусть шмотье из барахла, сшито вкривь и вкось, зато копеечное и один в один повторяет работы дизайнеров с мировыми именами. Рая умная дама, поэтому начала работать для пышек, чей размер пятьдесят восемь и больше. Сейчас у нее от клиентов отбоя нет. Сын Галкиной избалован, капризен, обидчив, как человек Павел мне не очень нравится, но как закройщик он – гений. А его жена Валентина прекрасная портниха и мастер пиара. У Галкиных успешное дело, они процветают. Я считал Раису кем-то вроде своей тети. Моя мать служила врачом, брала побольше ночных дежурств, чтобы меня на ноги поставить, вот Раечка и забирала меня из садика, к себе приводила. Покормит соседка «подкидыша», сядет у телевизора с вязанием, а мне лоскут ткани даст и кучу пуговиц. Последние следовало разными способами к тряпице пришить.

– А что, есть разные способы пришивания пуговиц? – изумился Костин.

Милов засмеялся:

– Конечно. Крест-накрест, квадратиком, на ножке, в обмотке. Да и сами пуговицы разные: две дырочки, четыре, шесть. Я до сих пор мастер по притачиванию пуговиц.

– Простите, Валерий Борисович, неужели вам никто не докладывает о том, что происходит в клинике? – спросила я. – О смерти больной, которая под вашим личным покровительством лечится, вы ничего не знаете.

– Только сегодня утром прилетел из Китая, – ответил хозяин медцентра. И пояснил: – Ищу хорошего гомеопата и остеопата. Отсутствовал четыре дня, всеми делами ведала Элеонора Глебовна. Я как раз шел к ней, но увидел вас и задержался. Нора мне не звонила, значит, все в порядке.

Милов вынул из кармана трубку.

– Вот, смотрите, ни одного вызова.

Я показала пальцем на пустой экран:

– Нет сети.

– Хм, и правда, – пробормотал Валерий Борисович.

– Вы, наверное, в самолете отключали мобильный и забыли включить, – предположила я.

– Ах я растяпа! – воскликнул Милов.

– Долго лететь из Пекина? – поинтересовался Володя.

– Чуть больше восьми часов, – ответил Милов. – Но мне еще добираться до него целый день, с семи утра до позднего вечера, пришлось. Я был в отдаленной провинции и сначала ехал на машине, потом летел на вертолете, пересел на местный самолет до Пекина. И уж затем был международный рейс в Москву, прибыл домой, как уже говорил, утром.

Лишь сейчас подключенный к сети сотовый Милова стал издавать характерное позвякивание – пошел поток эсэмэсок. Лицо Валерия Борисовича изменилось.

– Черт побери, Галкина действительно вчера умерла, – пробормотал он. – Рая и суицид? Это невозможно!

– Только что я сказал вам: «Больную довели до самоубийства», – напомнил Костин.

Милов ткнул пальцем в экран.

– Я вас не так понял, подумал, что была попытка, но все в порядке, Рая жива. Но, к сожалению… Галкина человек эмоциональный, на работе решает все проблемы, там ее из седла не выбить. А дома все иначе. Сколько раз я наблюдал неприятные сцены. Ну, например, зашла она на кухню, а там в мойке чашки грязные. На мой взгляд, это ерунда, Раиса же мигом начинает возмущаться, зовет Валентину, отчитывает ее, невестка пытается оправдаться… Из-за сущего пустяка получается вселенский скандал с рыданиями, криками: «Сын и невестка мать терпеть не могут, пойду отравлюсь, не хочу так жить!» Пару раз Раиса хватала со стола нож, чиркала им по запястью, текла кровь. Женщина – самозаводящаяся система. Понятное дело, вены она никогда не перерезала, просто кожу травмировала и мелкие сосуды. Услышав ваши слова, Владимир, я подумал, что произошел очередной скандал, Рая жива, ее успокоили, сделали укол…

– Да нет, все плохо, – пробормотал Володя, – на сей раз Галкина умерла.

Милов отложил телефон.

– Ни Паша, ни Валя не отвечают. Очень печальная новость. Мне, конечно, доложат в подробностях о произошедшем, но вы, наверное, уже полностью в курсе дела. Расскажите, пожалуйста, что знаете. Чем больше информации получу, тем лучше.

Я, не упоминая имен Нины и Ксении, сообщила все, что знала о самоубийстве Галкиной, и завершила рассказ словами:

– Пусть Павел и Валентина простят, что я вскрыла письмо покойной и прочитала его. У меня нет сомнений: Раиса добровольно приняла снотворное коракор. Она не хотела стать обузой сыну.

Милов потер ладонями лицо.

– Лидия, сестра Раи, долго болела. Пока было возможно, я забирал ее в наш санаторно-оздоровительный комплекс. Даже когда она села в коляску, мы могли с ней работать. Вылечить Лидию не представлялось возможным, но облегчить ее состояние получалось. Потом она слегла окончательно, а у нас нет отделения для лежачих больных. Нужны определенные лекарства, специально обученный персонал, особые кровати, матрасы. Я сразу предложил определить Лиду в хоспис. Но Рая отказалась, наняла сиделку. В общей сложности Лидия прожила то ли семь, то ли восемь лет, последние три года были особенно тяжелыми. Обычно люди в подобном состоянии и двенадцати месяцев не продержатся, но за Лидией Петровной идеально ухаживали. Раиса всегда была недовольна Валентиной, а на самом деле невестка у нее золотая, уколы, кстати, лучше многих медсестер научилась делать. Ничего не понимаю… Не было у Галкиной онкологии. Не было, и все. Обычная липома, жировик, чепуха. Удалили и забыли!

Телефон Милова снова запищал.

– Это еще что? – изумленно пробормотал владелец медцентра.

– Получили сообщение о гибели Елены Зай-чевской? – предположил Вовка. – Вам написали, что в бывшем роддоме обрушилось ограждение лестницы и погибла женщина?

– Несчастный случай, рухнула балюстрада… – держа телефон перед глазами, произнес Валерий Борисович. – Слушайте, что вообще происходит? Я так понимаю, вы и про этот случай знаете, да?

– Пусть Лампа расскажет, – решил Костин, – она все видела.

Мне пришлось озвучить историю.

– Записка, прикрепленная к платку? – переспросил Милов, когда я замолчала. – Что за бред? Да, я хочу отреставрировать здание роддома, оно уникально. Там замечательная роспись потолков, резные деревянные панели…

– Почему же дом так долго стоял без ремонта? – удивилась я.

– Глупая история, – поморщился врач. – Понимаете, когда я приобрел руины больницы и прилегающую к ним территорию, этот дом уже был куплен человеком, который планировал переделать его под свой особняк.

– Странное желание жить, любуясь на развалины медицинского учреждения, – удивился Костин.

Милов махнул рукой.

– Меня его мотивация не волновала. Я построил забор и затеял стройку. А тот мужик больше не появлялся, так и стояло здание до ноября прошлого года. Затем мне позвонил риелтор и предложил приобрести недвижимость. Хозяин бывшего роддома решил наконец его продать, так и не начав никакие работы, я показался ему потенциальным покупателем. Небось полиция приезжала на несчастный случай?

– Да, – подтвердила я.

– Поняев Станислав Игоревич? – усмехнулся Валерий Борисович.

Я прищурилась.

– Знаете его?

Милов спрятал телефон.

– Несколько лет назад прежний начальник местной полиции ушел на пенсию, вместо него в кресло сел Николай Фоменко. Вскоре после назначения новый шеф приехал сюда и без обиняков заявил: «Вы лечите бесплатно всю мою семью – жену, тещу, зятя, дочь, ну и меня. Мы посещаем массажный кабинет, бассейн, СПА, когда захотим. А я за это прикрою вас от любой неприятности». Предложи он это в начале девяностых, мы бы договорились, но сейчас мне крыша не нужна. О чем я ему и сказал. С тех пор, если мы обращаемся к местным представителям закона, сюда приезжает Поняев. Он долдон, идиот, лентяй и редкостный зануда. Весной в СПА-корпус залез вор и унес кремы, которыми пользуются косметологи. Скорей всего это был подросток, уж больно глупо действовал – отжал раму, на пульт пошел вызов, но пока патруль ехал, воришка успел удрать, прихватив несколько банок крема. Поняев затеял расследование, допрашивал моих сотрудников, а потом сделал вывод: стекло разбил ветер. То есть дунул слишком сильно, рама открылась, начала хлопать. Я его спросил: «Вы ломик около осколков видели? Его тоже сирокко принес?» – «Вполне вероятно», – кивнул следователь. «А банки с кремами куда делись?» – недоумевал я. И услышал от Поняева: «Их кто-то из ваших сотрудников спер. Нутром чую, их рук дело». С нутром Станислава Игоревича я решил не спорить, махнул на все рукой. В конце концов, ущерб был пустяковый.