Наталья Александрова - Трамвай в саду Страница 16

Леня заметил в глазах Машки неприкрытый интерес и запел. У него, что называется, поперло вдохновение.

– И вот еду как-то поздно ночью, вижу – девушка стоит. Подвезите, говорит, а то никакой транспорт не ходит, к бомбистам садиться страшно, а вы, сразу видно, человек приличный... Как посмотрел я на нее в машине, так сердце сразу куда-то вниз и упало. Она, думаю, та самая, которую всю жизнь ждал, про которую цыганка нагадала. А она тоже смотрит на меня глазами черными как ночь и молчит.

Тут Леня поник головой и тоже замолчал. Но ненадолго. Машка молча сосала конфету.

– Полюбил я ее с первого взгляда! – вдохновенно врал дальше Маркиз. – Веришь – отпускать не хотел, все боялся, что больше не встретимся! Телефон у нее выпросил и адрес записал. Если, говорю, не придешь на следующий день на свидание, весь город на уши поставлю, но тебя непременно найду! А она только смеется и глазами стреляет, и красивая такая – прямо Царевна-Лебедь.

– Пришла? – Машка сложила руки замочком и смотрела на Маркиза как зачарованная.

– Пришла! – гордо ответил Леня. – Еще бы ей не прийти! Ну и завертелась у нас любовь. Какие я ей букеты дарил! Какую музыку в ресторане заказывал!

– Что букеты... – прищурилась Машка и выбросила пустую палочку из-под конфеты, – завянут и на выброс... Ты бы ей чего посущественнее – шубу там или колечко...

– А ты что думаешь, она у меня взяла бы? – Маркиз грозно засверкал очами. – Я-то вначале разлетелся. Приношу ей браслет...

Тут в голове у него всплыла старая песенка «Кольца и браслеты, платья и жакеты или я тебе не приносил...» А перед глазами возникла Лола с презрительно поджатыми губами. Презрение ее относилось к артистическим данным Маркиза. Халтуришь, Ленечка, говорили ее ехидные глаза, душу не вкладываешь... Кто же тебе поверит...

Леня и сам видел, что действует слишком прямолинейно, однако Машкины зачарованные глаза говорили обратное. Она слушала Ленины слова, как ребенок слушает волшебную сказку.

– Значит, приношу я ей браслет золотой и на руку пытаюсь надеть... – продолжал Маркиз в том же духе, – а она как вскочит да как бросит его на пол! Ты, кричит, за кого меня держишь? Что я тебе – девица по вызову? Это им, говорит, такие подарки делают! И глазами черными своими так и сверкает!

– Ой! – пискнула Машка.

– Час я на коленях стоял, прощения у нее просил, – гнул свое Леня, – простила, конечно, только велела больше никогда так ее не оскорблять. А я жить без нее не могу, вот точно знаю – если не буду с ней вместе – тут же помру! Дела забросил, все только о ней и думаю. Компаньон мой уже ругаться начал – что ты, говорит, себе позволяешь – из-за бабы так распускаться. Я ему тогда – сразу в морду! Не смей, кричу, так о ней говорить! Короче, поругались бы мы навсегда, только моя Царевна-Лебедь согласилась за меня замуж выйти. И кольцо приняла, там бриллиант вот такой! – Леня сложил два пальца кружочком...

– Ой! – Машка вздохнула, как всхлипнула. – До чего жизненно, кино прямо!

– Свадьбу закатили – мама не горюй! – заливался дальше Маркиз. – Двести человек народу, ресторан на берегу залива, вечером фейерверк, и корабль плывет под алыми парусами, а на нем капитаном знаменитого артиста наняли – на Петра Первого похож, прямо одно лицо, и мундир такой же.

– А платье на невесте какое было? – встряла с животрепещущим вопросом Машка.

– Платье? – осекся Леня, пытаясь на ходу что-нибудь придумать. – Такое вот... – он помахал в воздухе руками, – самое лучшее, в общем... После свадьбы в Грецию поехали...

Леня хотел придумать что-нибудь более шикарное и экзотическое, к примеру, Мальдивы или Сейшелы, но решил, что Машка может не знать таких названий, а уж про Грецию точно слышала.

– Потом стали жить, квартиру купили большую, дом загородный строить начали... А я все поверить не могу, что женат на ней, на царевне моей... Веришь ли, ночью проснусь – и проверяю, тут ли она, рядом ли... Все мне кажется, что исчезнет она, пропадет, что потеряю я ее... В общем, совсем голову потерял. Но любил ее – ох как любил!

Леня картинно схватился за голову и замолчал.

– А что потом было? – Машка, выждав приличную паузу, участливо тронула его за плечо.

– А потом... Уж год прошел, я как-то про ребенка заговорил, а она смеется – как это ты, говорит, меня с кем-то делить станешь? Я к себе прислушался – и верно, не хочу, чтобы она кому-то другому внимание уделяла. Решили подождать.

Я в работу окунулся – деньги-то нужны. У моей жены все должно быть самое лучшее, тут уж я подарками ее заваливал. Дело расширяем с компаньоном, новую фабрику открываем в Костроме, я по командировкам мотался.

В общем, приезжаю как-то раньше времени, мой самолет отменили, а тут на другом неожиданно место освободилось. А я уже жене позвонил, что завтра прилечу. Ну, забыл перезвонить, а потом в самолете вообще мобильник отключил. Прилетел ночью, тоже не стал звонком будить, пускай, думаю, спит спокойно моя Царевна-Лебедь. Взял такси, еще букет роз там в аэропорту прихватил.

– Ой! – снова всхлипнула Машка и от полноты чувств достала из кармана вторую конфету.

– Ну, приехал, дверь открыл тихонько, чтобы жену не пугать, ботинки снял, иду в спальню. А там...

– А что, а что? – заволновалась Машка, едва не подавившись своим леденцом.

– А там моя Царевна-Лебедь с моим компаньоном на супружеской кровати «Камасутру» исполняют!

– Чего? – переспросила Машка, вытаращив глаза. – Какую такую сутру?

– Трахаются, в общем! – гаркнул Леня. – Поза танцующего лотоса!

– Как это? – Машка еще больше округлила глаза.

– Лучше тебе не знать! – отмахнулся Леня, потому что придумал красивое слово только что и понятия не имел, бывает ли на самом деле такая поза.

– Ой! – закричала Машка и бросила леденец на землю.

– Вот тебе и ой! – горько вздохнул Маркиз. – И как я там на месте не окочурился, не умер от разрыва сердца – до сих пор не понимаю. Стою – как закаменел весь, только смотрю на них и глазами хлопаю. А они-то меня не видят и своим делом занимаются, да так усердно, что понял я – не в первый это раз. Я тогда на кухню попятился, а там ножи у нас были, целая стойка.

– Ой! – заорала Машка и зажала себе рот рукой.

– Ага, взял я, значит, этот нож, а потом как стукнуло мне – что же это я делать собираюсь? Насилие всегда терпеть не мог, собаку и то ногой не пну, а тут на двойное убийство решился! Как же после этого жить буду? Вышел в прихожую, слышу, моя Царевна-Лебедь смеется. Ну, думаю, если останусь – непременно ее порешу. Не могу с ней рядом находиться... Развернулся и ушел навсегда.

– Так и ушел? – ахнула Машка.

– Ага, не взял, как говорится ни рубля, ни рубахи. Паспорт оставил, все деньги, ботинки и то забыл надеть! С тех пор почти три года бомжую... а может, и больше, я не помню... – Леня повесил голову.

– Ты только радуйся, что у тебя ребенка не было, – сказала Машка странным голосом, – если бы ребенок был, ты бы не ушел, а тогда царевну бы свою непременно прирезал, тебя бы посадили, а ребенка в детский дом отдали-и...

Леня поднял голову. Машка выглядела не слишком хорошо. Губы у нее тряслись, нос заострился, как у покойницы, была она еще бледнее, чем раньше. Она обхватила себя руками и закачалась из стороны в сторону, подвывая.

– Что это с ней? – Маркиз перехватил взгляд Капитана.

– А, на нее иногда находит, – равнодушно сказал Капитан. – Рвакля ее умеет остановить. Главное – не давай ей раскачаться, а то начнет головой о землю биться, еще поранится...

Машка между тем начала раскачиваться все быстрее.

– О-о! – стонала она. – О-о! Сыночек мой маленький!

– Руки ей разведи! – посоветовал Капитан.

Леня примерился и схватил Машку за руки. Ничего не получилось. Тогда он подошел сзади, обхватил несчастную за плечи и попытался остановить раскачивание.

– Ну-ну, – бормотал он, – ты успокойся...

– Сыночек мой ненаглядный! – заливалась Машка, но трястись и раскачиваться перестала.

– Выпить ей дай! – Капитан протянул остатки вина в пакете.

Это подействовало, Машка успокоилась и деликатно освободилась от Лениных объятий.

– У меня, конечно, история не такая красивая, как у тебя, – вздохнув, заговорила она вполне нормальным голосом, – однако сперва жила как все, папа, мама, квартира у нас была трехкомнатная, отцу от завода дали. Я по настоянию мамы в медучилище пошла, а как его закончила, мама вдруг умерла, даже и не болела почти. Сказали – сердце... – Машка тяжело вздохнула и продолжила: – Год прошел – отец женился. Привел бабу молодую, наглую, стали мы с ней на кухне собачиться, она на меня отцу наговаривала всякого. Мы с отцом и раньше не так чтобы дружили, он все больше на рыбалку или в гараже пиво с приятелями пил. А тут совсем стало плохо. Ну, он человек решительный, разменял квартиру мигом на две однокомнатные.

Вот, говорит, все честно, поровну, чтобы никто не говорил, что я дочь в правах ущемляю. Бери, говорит, что хочешь, но больше я тебя не знаю. У тебя своя жизнь, у меня – своя. Проживешь как-нибудь.