Елена Логунова - Афродита размера XXL Страница 16

Для начала ребенок с разбегу вскарабкался на каменную пирамиду и попытался скатиться с нее на попе. С учетом полного отсутствия скольжения это была трудная задача, но малыш с ней справился. Штаны из прочной джинсовой ткани тоже показали себя в непростом испытании с наилучшей стороны, а вот куча быстро и необратимо утратила правильную геометрическую форму. Увы, Масяня и после этого не потерял к ней интерес — он тут же начал играть в «Кэмэл-трофи». Экстремальная гонка по гравийным барханам очень плохо сказывалась на экстерьере моего маленького внедорожника, поэтому я попыталась увлечь его в цивилизованную часть парка, но тут Масяне повезло (а куче — вовсе наоборот): меня надолго отвлек звонок Анюты.

— Молчи, ничего не говори! — предупредила она. — Я признательна тебе за вчерашнее предупреждение, но теперь понимаю, что заглядывать в будущее не стоит.

— Уже неплохо, — пробормотала я.

— Я тебе звоню совсем по другому вопросу, это никак не связано со вчерашним, — не обратив внимания на мою реплику, сказала Анка. — Я по поводу Маши Петропавловской. Ты не могла бы взять на себя организацию ее похорон? Родных у Машки нет, одна двоюродная сестра в Гомельской области, но на нее в этом смысле надежды мало, когда еще она из своей Беларуси приедет… А похоронить-то Машу надо.

— Ты же сама собиралась? — осторожно напомнила я.

— Собиралась, — Анка тяжко вздохнула. — Но теперь боюсь даже соваться в похоронные конторы и интересоваться ценами на гробы и венки. Не ровен час, накликаю! У меня Димочка в таком состоянии…

Анка подавленно замолчала, но я, разумеется, поинтересовалась состоянием ее Димочки, и приятельница постепенно разговорилась.

Дмитрий Торопов попал в аварию на двести шестнадцатом километре автодороги Екатеринодар — Нефтегорск. С одной стороны, это было совершенно неудивительно: по словам Анны, ее супруг никогда не отличался особым мастерством вождения автомобиля, а упомянутая извилистая дорога как раз славилась частыми ДТП. С другой стороны, было совершенно непонятно, чего ради Дмитрий понесся в Нефтегорск, а он туда именно несся: машина Торопова влетела в лужу масла, оставленную на перекрестке неисправным трактором, на скорости не менее 120 километров в час. При этом Анка утверждала, что еще утром ее Дмитрий выезжать из города не планировал. И я видела его в обеденное время — господин Торопов не производил впечатления человека, собирающегося в экстренную поездку. Да и сам он сказал, что из-за множества неотложных дел вынужден обедать в офисе.

Впрочем, вопрос «Зачем Дмитрий поехал в Нефтегорск?» был уже не актуален, так как теперь Торопов серьезно рисковал отправиться в безвозвратное путешествие на тот свет. Он второй день лежал в реанимации, куда Анюту не пускали, и она не знала, что ей делать и чего ждать. О самом плохом варианте развития событий Анка, как добрая супруга, не хотела даже думать, поэтому мрачная кладбищенская тематика была ей в данный момент категорически противопоказана.

Скрепя сердце (я тоже не большой любитель поучительных экскурсий на погосты, траурных венков, лакированной мебели с бронзовыми ручками и прочих атрибутов черной готики) я согласилась помочь приятельнице и взять на себя часть хлопот по организации похорон Марии Петропавловской.

— Ты этим будешь заниматься? — удивился Лазарчук, которому я позвонила, договорив с Анкой. — А почему ты?

Я вздохнула:

— Как-никак я этой Маше не совсем чужая: это ведь я ее нашла.

О роли Ирки в детективной истории с обнаружением тела жертвы (и уничтожением следов убийцы) я распространяться не хотела.

— Насколько я знаю, у этой гражданки есть родственники, и их уже оповестили, — сказал Серега.

— Ты про троюродную сестру в Гомельской области говоришь? — проявила осведомленность я. — Когда еще она приедет из своей Беларуси!

— А муж?

— Который?

— А сколько их у нее было? — заинтересовался он.

— Вроде три.

— Счастливое число, — хмыкнул Лазарчук. — Ну хоть один-то, я думаю, проявит инициативу! В конце концов, в том, чтобы похоронить бывшую супругу, есть что-то такое… Вроде эффекта завершенности.

— Циник! — с упреком сказала я.

— Ну извини. — Лазарчук изменил тон. — Серьезно, я думаю, ты зря вмешиваешься, и без тебя найдется, кому оплакать эту несчастную. Хотя бы отец ребенка, он-то уж точно должен быть по-настоящему удручен.

В первый момент я вообще не поняла, о чем он говорит, подумала, что приятель резко сменил тему, а я и не заметила:

— Какой отец?

— Неважный, я думаю, — построжал правильный мент. — По-моему, хорошие отцы своих детей не бросают, живут с ними вместе и воспитывают потомство, как положено настоящим мужикам.

— Погоди! — начала прозревать я. — Ты хочешь сказать, что у Марии Петропавловской есть ребенок?!

— Запись в паспорте, во всяком случае, имеется: Василий Петропавловский, отчество не помню, молодой человек пяти или шести месяцев от роду.

— Вот это да!

Мне стало ясно, что за последний год Маша много чего успела, а ее подруга Анка пропустила даже больше, чем думала.

— А где же сейчас этот младенец?

— Не знаю. Может, как раз у отца? Или у родни в Гомельской области.

Подумав, что бедному малышу здорово не повезло — папаша у него какой-то сомнительный, мамаша была непутевой, а теперь и вовсе никакой нет, — я нахмурилась и обернулась, чтобы посмотреть на собственного ребенка. Маленький баловень, поймав встревоженный взгляд, счел необходимым меня успокоить и крикнул:

— Мамочка, я играю! Смотри, что я придумал!

Я посмотрела и увидела, что он придумал новую игру с лимонадной бутылочкой. Собственно, игра, точнее даже — игрушка, была старой как мир, известной бесчисленному множеству поколений под названием погремушки. Масина заслуга заключалась в том, что он изобретательно использовал для ее сооружения подручные материалы — камешки и пластиковую емкость. Радуясь моему вниманию, ребенок энергично потряс бутылочку, и камни в ней весело загромыхали.

— Что там у тебя шумит? — спросил Серега.

И тут я вспомнила, что совсем недавно точно так же, как Лазарчук, слышала очень похожие звуки по телефону. Вчера во время разговора с Машей! Тогда я подумала, что собеседница разволновалась и трясущимися руками взялась за пузырек с таблетками, но теперь мне гораздо более правдоподобной казалась другая версия. На руках у Маши сидел младенец, забавлявшийся погремушкой!

В пользу этого объяснения говорили и нервозность ее тона, и явное желание поскорее закончить разговор. По себе знаю — когда возишься с маленьким ребенком, долгие телефонные беседы невозможны и даже короткие разговоры не по делу крайне нежелательны. Они раздражают, потому что отвлекают от по-настоящему важных занятий вроде стирки ползунков или мытья бутылочек.

— Это Масяня трясет погремушку, — ответила я Лазарчуку.

— Такой большой парень до сих пор играет погремушками? — огорчился Серега. — А как же пистолеты, которые я ему регулярно дарю?

— О, они тоже востребованы! — заверила я, вспомнив ежеутреннюю охоту на карликового тигра Филимона.

Мои мысли переключились на кота, томящегося в пустой квартире без еды, я вспомнила о необходимости зайти в продовольственный магазин до его закрытия и заторопилась.

О Маше и ее младенце я за домашними хлопотами надолго забыла, вспомнила только ночью, зато как вспомнила!

— Боже! — Едва задремав, я проснулась и села в постели, разбудив Коляна.

— Опять забыла выключить чайник? — с упреком пробормотал муж.

— Да какой, к чертовой бабушке, чайник! — огрызнулась я.

Я забыла нечто гораздо более важное: сопоставить время нашего с Машей телефонного разговора и ее насильственной смерти. Эти два весьма разноплановых события разделяло меньше двух часов. Могла ли Маша за это время отправить ребенка из Екатеринодара в Гомельскую область? С учетом отсутствия авиасообщения с Белорусской Республикой ответ напрашивался сам собой.

В начале первого, когда я звонила Маше, игривый младенец с погремушкой еще находился при мамочке. В третьем часу убитая Мария уже лежала на дне пруда, и никакого младенца, слава богу, рядом с ней не было. При ней вообще ничего, кроме кирпича, не было, даже дамской сумочки и обычного карманного барахла, почему коллеги Лазарчука и разрабатывали версию об уличном ограблении. Они искали убийцу-грабителя, а у меня вдруг возникло ужасное опасение, что искать надо совсем другого человека. Вернее, человечка.

Бесследно пропавшего шестимесячного младенца.

Среда

— Почему сразу пропавшего, да еще бесследно? — успокаивала меня Ирка по дороге на улицу с поэтическим названием Ореховая. — Может, Мария ребенка папаше отдала? Или няньке?

— Позавчера днем она сама с ним сидела, — напомнила я.