Наталья Никольская - Жертвы Сименона Страница 16

– Я никогда не забуду тот разговор, хотя он был совсем коротким: у Аси кончалось время, она долго ждала, пока девочки за мной ходили… В ее голосе звучало такое счастье! Ася говорила взахлеб, торопилась, она не давала мне вставить ни слова. А меня словно язык прирос к гортани: она же сказала мне, что собирается порвать с Арчибальдовым!

– Она так и сказала?

– Ну да! Только помягче, конечно. Она говорила, что Арчи славный, добрый, талантливый, что он очень много для нее сделал, и она его никогда не забудет. Что предстоящее объяснение с ним – самый тяжелый момент в ее жизни. Только все это уже не имеет никакого значения, потому что она наконец-то влюбилась по-настоящему, а до этого просто не знала, что это такое. Но вот узнала, и она больше не вправе обманывать Арчи, да она и не хочет, потому что теперь у нее одна мечта – быть вместе с Ним.

– Ася намекнула, кто он? Назвала хотя бы имя?

– Нет, что вы! Я боялась спрашивать, потому что на вахте были люди, и Ася сразу предупредила: «Не трепись там, чтобы это не разошлось по театру». А сама она ничего не сказала. Я же говорю: она была как не в себе, какая-то сумасшедшая от счастья. Конечно, я сказала, что она ненормальная и что большей глупости нельзя и придумать. Понимаете, Ася вообще была очень влюбчивой, за почти два года, что мы дружим, ей часто случалось, м-м… увлекаться мужчинами, так что у меня были основания… Но она меня и слушать не стала. Только смеялась: «Потом, Ленка, все потом! Если б ты его только видела – ты бы меня не называла ненормальной».

– Значит, ее избранник был хорош собой – она это хотела сказать?

– Наверное… Он был «герой ее романа» – вот что главное. Она так и сказала. И еще добавила, что ради него готова отказаться от всего, кроме театра. Даже от кучи денег…

– От кучи денег? Что она имела в виду?

– Да ведь Аська запорола съемки из-за этого плейбоя, а ведь это неплохие деньги! В другое время она бы себя за это заела, а сейчас… «Плевать!» – вот и весь ответ… Ой, Ольга Андреевна! Что мне теперь будет за то, что следователям все это не рассказала?!

– Думаю, Леночка, что предъявлять вам обвинение в сокрытии важной информации никто не станет. Я неплохо знакома со старшим следователем по этому делу, и сумею все ему правильно объяснить. Но впредь шутить такими вещами не надо. Если б вы не играли в молчанку, милиция, может быть, давно вышла бы на след преступника!

– Ой, какой ужас! – Глаза девушки опять наполнились слезами. – Если бы вы знали, чего мне это стоило – молчать… Сколько ночей проплакала, все мучилась – рассказать о том Асином звонке или нет. Я бы все рассказала, да только очень боялась «великого Арчи»… то есть Александра Валерьевича. Представляете, что бы он со мной сделал, если б известие об измене Айседоры исходило от меня?! Да еще после ее смерти…

О да: это я очень даже хорошо представляла! Однако делиться своими впечатлениями с Леночкой не стала.

– Он, Арчибальдов, и так после похорон не в себе. Даже голос потерял на нервной почве. Мы, цеховики, так хоть спрятаться от него можем, стараемся на глаза не попадаться. А актерам бедным деться некуда, так их он просто до истерики доводит. И раньше был не подарок, вот только и оттаял чуть-чуть, когда с Асей у них началось. А уж теперь что будет – и подумать страшно… Кстати, Ася говорила, Александр Валерьич с самого начала был против этой ее поездки в Москву и съемок в рекламе. Считал, что это недостойно настоящей актрисы, и все такое… Будто чувствовал, что ничего хорошего из этого не выйдет! А она не послушалась, дурочка…

Лена с отвращением раздавила в пепельнице давно потухшую сигарету и потянулась за новой.

– Вчера днем, в перерыв, прохожу мимо его кабинета и слышу: все бегает, бегает из угла в угол, как лев в клетке. И бормочет что-то – сам с собой разговаривает… Ужас!

– Может, молился? – предположила я, стараясь ничем не выдать свой интерес.

– Если бы! Я…

Костюмерша осеклась, сообразив, что сама себя уличила в подслушивании у дверей. Потом махнула рукой.

– Ну да, я там задержалась на минутку, если честно. Только ничего не разобрала – почти ничего. Один только раз отчетливо услышала: «Мерзавка! Откуда это она пронюхала, маленькая дрянь»… Или что-то вроде. Я обмерла прямо: подумала, что это он мне говорит – заметил, что подслушиваю… Интересно, о ком это он так? Ведь не об Асе же?

У меня имелись свои соображения по этому поводу, но их я опять-таки решила оставить при себе. Хорошо, что под длинными распущенными волосами не было видно моих горящих ушей!

Пришло время прощаться. Лене пора было в театр. Да и я уже узнала все, что было нужно, и мне не терпелось найти достойное приложение драгоценной информации, которой я располагала.

Мы вместе вышли из маленького переулка, где располагалось общежитие, на улицу Слонова. На прощание Леночка молитвенно сложила руки:

– Только ради Бога, попросите вашего знакомого следователя, чтобы мои показания не дошли до Арчибальдова! Иначе мне в театре не работать, а я без него не могу.

Я обещала замолвить за нее словечко.

Оказавшись поблизости от того самого места, где состоялась вчерашняя «разборка» с «великим Арчи» (так бесславно для меня закончившаяся), я с опаской огляделась: не видно ли моего «злого гения» в плаще и шляпе? Ведь и время то же самое: скоро одиннадцать…

Взгляд мой упал на газетный киоск, в котором Арчибальдов отоваривался прессой, и… Я даже не могу сформулировать, что это было. Не взгляд – скорее, мое подсознание «зацепилось» за что-то, наткнулось на какие-то неясные ассоциации.

Возле киоска стоял высокий сутуловатый человек, одетый в куртку-ветровку и потертые джинсы, и сосредоточенно разглядывал витрину. Я могла бы поклясться, что никогда не видела этого лица… Впрочем, оно, это лицо, было абсолютно «неидентифицируемым» под массивными темными очками и густой рыжеватой щетиной, покрывающей подбородок от уха до уха. Все это – в сочетании с лыжной вязаной шапочкой, низко натянутой на лоб, – делало человека похожим на горнолыжника без лыж. Так вот: я могла бы поклясться, что никогда его не видела, и все же что-то в его фигуре, жестах, походке показалось мне знакомым. Очень смутно, но все-таки знакомым.

Какой странный тип! В самом начале осени – в вязаной шапке… Конечно, погода после моего возвращения из Москвы испортилась, но не настолько же!

Слепой взгляд черных линз равнодушно скользнул по моему лицу, отчего мне почему-то стало не по себе. Потом человек медленно повернулся и раскачивающейся походкой пошел по улице в направлении остановки. Нам было по пути, и я некоторое время «держала» глазами его сутулую спину. Потом она исчезла из виду. А через минуту-другую я вовсе позабыла о странном незнакомце: у меня были дела поважнее, чем гадать, где мы могли встречаться…

Меньше чем через час Жора Овсянников, который, слава Богу, оказался на месте, уже знал все. Правда, его реакция на мою «срочную» информацию была более сдержанной, чем я рассчитывала, и это меня неприятно удивило. Тем не менее майор сказал мне «спасибо, Оленька», и даже улыбнулся. Я очень пожалела, что Полина не видит моего триумфа.

– Так ты говоришь, этого Романа надо искать в Москве? Ну конечно, в Москве, дорогая: об этом мы давно догадались. Да это было ясно хотя бы потому, что Тарасов мы уже весь обыскали! – Жора усмехнулся. – А теперь твоя Золотовская лишь подтвердила эту версию. Да вот только с лужковской епархией никак отношения не наладим! Надо бы давно туда ехать, да одни проклятущие «согласования» замучают, чтоб им… Это ведь не прежние времена, когда стоило лишь трубку снять – и всюду тебя с распростертыми примут и всяческое содействие окажут. Эх, да что там… Последние два дня, Оленька, только этим и занимаюсь.

Энергичным жестом продемонстрировав свое отношение к новым порядкам, Овсянников встал из-за стола, обогнул его и подошел ко мне вплотную.

– Но теперь, кажется, все утрясено. Так что собирайся в столицу, Ольга Андреевна!

– Я?!.

– А что ты так удивилась? Кроме тебя, никто этого типчика не видел и опознать не сможет. Фоторобот фотороботом, но если у нас есть живой свидетель…

«Живой свидетель» в эту минуту, должно быть, очень напоминал немую сцену в финале гоголевского «Ревизора».

– Жора, а может быть…

– Не может.

– Когда ехать? – спросила я упавшим голосом.

– Сегодня, лапушка, сегодня. Ты сейчас дуй домой, соберись там, отдохни и все такое. А я позабочусь о билетах для нас обоих. В половине пятого за тобой заеду. Приговор окончательный, обжалованию не подлежит!

Я кивнула и поплелась к выходу. Жора остановил меня.

– Да, Ольга! Насчет твоего «великого Арчи». Зря ты его записала в «убивцы»: он Палискиене не душил. Точно тебе говорю!

И почему майор так в этом уверен?! Из Арчибальдова вышел бы такой славный подозреваемый… Но московский Ромочка, безусловно, лучше.