Варвара Клюева - Уникум Страница 16

— Как вы себя чувствуете? — осторожно осведомился он.

Мы, как по команде, подняли головы.

— Что?

— Вы помните, какой сегодня день? А число?

Мы встревоженно переглянулись.

— Ну хотя бы год помните? — умоляюще произнес Прошка.

— Ты чего это? — подозрительно спросил Леша.

Прошка испуганно попятился.

«Все, приплыли, — пронеслось у меня в голове. — Один спекся».

— Прошенька, успокойся, — ласково попросила я, выбираясь из палатки. — Может, тебе полежать немного, отдохнуть? Или покушать?

Такое предложение из моих уст, вероятно, окончательно убедило Прошку, что дело плохо. Он рванулся было к Марку, но того уже взяли в оборот представители власти. Тогда Прошка резвой рысью совершил круг по поляне и ринулся в заросли ежевики. Меня охватила паника. Я окликнула Лешу, и мы осторожно двинулись в ту же сторону. Где-то в гуще колючих кустов раздался жалобный крик. Я знаками показала Леше, что надо обойти заросли с другой стороны. Следовало схватить несчастного, пока он не успел натворить ничего худого. Леша, поняв мой замысел, двинулся в обход. Прошка заметил его маневр и резво выпрыгнул из кустов. В это время к палатке подошли представители закона и Марк.

— Что у вас происходит? — поинтересовался толстяк майор.

Мы с Лешей молчали, не сводя тревожных взглядов с Прошки. Прошка тоже молчал, затравленно поглядывая на нас. Я обернулась. Представители закона демонстрировали полное непонимание ситуации. Глаза Марка подозрительно блестели.

— Сколько вас можно ждать? — неожиданно рассвирепел майор. — Вы что думаете, у меня других дел нет?!

— Извините. — Я на секунду забыла о Прошке. — У меня паспорт куда-то подевался. Никак не можем найти.

Прошкино лицо внезапно просветлело.

— Что ж ты раньше не сказала?! Твой паспорт у меня. Ты после таможенников вышла из вагона, а паспорт на столе остался. Я его и прибрал. Думал потом отдать, но забыл.

Меня охватило невыразимое облегчение — не столько из-за нашедшегося паспорта, сколько от мысли, что не придется сдавать Прошку в ближайший психушник. Прошка, все еще настороженно поглядывая на нас с Лешей, обогнул всю компанию и скрылся в своей палатке. Через несколько секунд он протянул мне паспорт. Одарив его выразительным взглядом, я передала паспорт майору. Марк покрутил пальцем у виска.

Записав наши паспортные данные, милиционеры объявили, что уходят. Славки и Татьяна, все это время сидевшие в сторонке, тоже засобирались.

— Вы властям про утренний скандал рассказали? — спросила я, когда мы остались одни.

— А зачем? — удивился Леша. — Они же не спрашивали.

— Меня спрашивали, почему я утром на гору полезла.

— И ты сказала?! — ужаснулся Прошка.

Марк закатил глаза.

— Нет, а теперь сомневаюсь, правильно ли поступила. Если Нинка очнется в том же настроении, в каком приходила, она им все выложит, да еще от себя чего-нибудь добавит. Тогда мое молчание будет выглядеть более чем подозрительно. У этого толстяка наверняка появятся новые вопросы. Пока что он уверен, что нас с Мироном связывала нежная дружба. Настолько уверен, что даже не спросил, а в каких, собственно, отношениях мы находились с покойным. Вас, часом, не спрашивал?

— Нет. — Марк устало покачал головой. — Да и зачем ему это? Понятно же, что произошел несчастный случай.

— Ну не скажи! — не согласилась я. — Нам, может, и понятно, поскольку мы все давно друг друга знаем и любое другое предположение выглядит собачьей чушью. А сыщик, он по природе своей обязан подозревать худшее. Вот увидишь, если Нинка разоткровенничается, — а я не вижу причин, почему она должна молчать, — нам всем предстоят веселенькие деньки.

— Ерунда, — сказал Леша. — Ну, допустим, допросят нас повторно и выяснят, что не все питали к Мирону дружеские чувства. Дальше-то что?

— Не знаю, — ответила я. — Мне как-то до сих пор не приходилось общаться с милиционерами, подозревающими меня в убийстве. Могу предположить только, что вряд ли они небрежно махнут ручкой и скажут: «А, ладно, чего девушку допросами мучить? Пускай живет себе спокойно».

— Что ты все каркаешь, Варька? — рассердился Прошка. — Тебе что, мало неприятностей? Ну с какой стати Нинке рассказывать о сегодняшнем скандале? Роль в нем она играла отнюдь не благовидную. Зачем ей выставлять себя в невыгодном свете? А что до ваших отношений с Мироном, то и дураку ясно: не было у тебя серьезной причины желать его смерти. Неприязнь — еще не повод для убийства.

— Ты так думаешь? А вот Татьяна убеждена в обратном. Она выразила удивление по поводу того, что не меня нашли сегодня утром с проломленным черепом.

— Ты сейчас действительно до проломленного черепа договоришься, — пообещал Прошка. — Кончай дурака валять.

— Ладно, не буду. Только попомните мои слова: Нинка еще устроит нам веселую жизнь.

Глава 10

Когда солнце заметно скатилось к западу, мы отправились в пансионат навестить Нину. Сначала предполагалось, что кто-нибудь останется в лагере следить за вещами, но потом эта мысль показалась нам чересчур прагматичной. Ну можно ли думать о каком-то дурацком скарбе, если сталкиваешься со смертью, причем со смертью знакомого, однокашника? Плюнув на возможные последствия, мы двинулись в пансионат в полном составе, правда, деньги и документы все-таки прихватили с собой.

Только на месте мы сообразили, что не знаем, где, собственно, Нинку искать. Славки сообщили только, что ей вкололи снотворное и она уснула. Но где? У себя в номере? Выяснилось, что никто не помнит, в каком номере они с Мироном поселились. Я предложила зайти к Славкам, но оказалось, что и это невозможно. Из всей нашей компании к Славкам заглядывал только Генрих, а он отправился провожать Машеньку с детьми. Мы в растерянности топтались перед входом в жилой корпус, и тут, на наше счастье, нас заметила Ирочка.

— Эй! — крикнула она, высовываясь из окна. — Мне спуститься или вы подниметесь?

— Мы поднимемся, — ответила я за всех. — Номер какой?

— Триста третий.

Ирочка встретила нас на пороге комнаты. Выглядела она чрезвычайно возбужденной. Ее большие фиалковые глаза сделались круглыми, словно детские стеклянные шарики, личико побледнело и даже немного осунулось.

— Боже, какой кошмар! — затараторила она, не успели мы войти в номер. — Кто бы мог подумать, что все так кончится! И зачем только мы сюда приехали? Ума не приложу, что теперь делать. Ярослав ходит сам не свой. Под глазами синяки, лицо серое. Владик тоже не лучше. На меня, наверное, вообще смотреть страшно. Да и Танюша чуть ли не в старуху превратилась. Отпуск называется! А Ниночка! Бедная Ниночка, что теперь с ней будет?

Ирочка замолчала, набирая воздуху для следующей тирады. Я поспешно вклинилась в паузу:

— Мы собирались ее навестить, только вот не знаем, в каком она живет номере.

— В соседнем, в триста пятом, только Ниночки там нет. Она в медпункте, в изоляторе лежит. Коленька, Танюшин знакомый, — очень интересный молодой человек — сказал, что не стоит сейчас оставлять ее без присмотра. Я уже заглядывала туда, но Ниночка еще спала. Хотя, может, уже и проснулась. Как хорошо, что вы заглянули, а то меня все бросили. Ярослав и Владик, как вернулись от вас, тут же занялись разными глупыми бумажками — не Ниночке же формальностями заниматься, — а теперь пытаются дозвониться родственникам Мирона. Танюша все у Николая торчит. И что она там делает, ума не приложу.

— Пожалуй, нам стоит туда заглянуть, — быстро сказал Марк, явно уставший от этого нескончаемого словесного потока.

— Ой, подождите, я с вами! — Ирочка схватила расческу и бросилась в смежную комнату, к зеркалу.

— Вы идите, — шепнула я ребятам, видя, как вытянулись их физиономии. — Я попозже подойду.

Они посмотрели на меня с благодарностью и стремительно ретировались. Ирочка долго прихорашивалась, а когда, наконец, вернулась и застала меня одну, не сумела скрыть разочарования.

— Ой, все уже ушли?

— Ну, не совсем все, — утешила ее я. — Мы вдруг подумали, что являться в медпункт такой толпой как-то неловко. Нина, наверное, очень неважно себя чувствует, столько посетителей разом ей не вынести. Может быть, мы с тобой пока погуляем, а к ней заглянем попозже?

Ирочку мое предложение ничуть не обрадовало, но разумных контрдоводов у нее не нашлось, и мы отправились на прогулку.

— Значит, ты говоришь, Татьяна выглядит изможденной? — спросила я, чтобы как-то поддержать разговор, поскольку словоохотливость моей спутницы неожиданно сошла на нет. — Почему-то мне трудно это себе представить. Она сегодня так замечательно держалась! Хотя, конечно, досталось ей здорово. Собственно, она приняла на себя основную тяжесть. Без нее мы, наверное, до сих пор пребывали бы в прострации. Удивительная женщина.

Ирочка поджала губы.

— Ну, уж не знаю, что в ней такого удивительного. Я замечательно отношусь к Танюше, но уж очень она бесчувственная. И лицемерная. Сначала держалась со мной по-дружески, особенно в присутствии Ярослава и Владика, а вчера, когда они отправились к вам на гору, ни с того ни с сего нагрубила мне. Я начала рассказывать ей один случай из своей жизни, а она оборвала меня прямо на полуслове: «Извини, Ира, но мне это неинтересно», прямо так вот и заявила. Господи, да с чего она так нос задирает! Приехала из какого-то задрипанного городишки, а корчит из себя великосветскую даму.