Дарья Донцова - Ночная жизнь моей свекрови Страница 17

Спустя десять лет наш курс собрался на юбилейную встречу. Обрюзгший Денис сказал мне: «Казашка-то наша на конкурсах всех легко делает! Мировая звезда! Ни рожи, ни кожи, ни таланта, а по земному шару катается, президенты ей букеты подносят. Может, она была права, когда про железный зад говорила?» – «А где Оля?» – спросила я, оглядывая бывших сокурсников. «Ты не знаешь? – удивился Войтюк. – Она спилась, давно от алкоголизма лечится, выйдет из психушки и снова за бутылку. Не повезло Мясниковой, такая карьера ей светила, но все в пшик ушло».

Константин Ливанов явно был таким же: родился в семье известного живописца, окончил художественный вуз и стал прожигать жизнь. В анамнезе у Костика четыре брака и столько же детей, на которых он не платит алименты. Его супруги отлично понимали, что их благоверный не зарабатывает денег, поэтому первая женушка забрала у Кости квартиру, вторая – дачу, третья – коллекцию картин, которую с любовью собирали старшие Ливановы, а четвертая откусила по мелочи: драгоценности матери и бабушки да золотые монеты деда. Сейчас Костя гол как сокол и женат на Наташе. Пятая госпожа Ливанова – самая обычная женщина, из простой семьи, никаких творческих работников среди ее предков отродясь не наблюдалось, зато она отлично готовит и пригрела Костю в своей уютной трешке. Познакомились они в фирме «Портрет», Ливанов после крушения очередного брака явился туда трудоустраиваться, а Наташа, тридцатипятилетняя женщина, на тот момент ни разу не была замужем. Костя стал первым, кто повел старую деву в загс, и благодарная Наташенька окружила своего принца заботой и вниманием. Константин сидит дома, он якобы работает над картиной, жена вынуждена бегать на службу. Быть супругой гения непросто, талантливые люди капризны, но Ливанова готова простить Косте все, кроме измены. Художник не пропускает ни одной юбки, однако ему удается морочить Наташе голову. Удивительное дело, она пока верит мужу.

Константин сильно рискует, если Наташа поймет, что он ей не верен, она выставит сластолюбца за дверь. Ливанов не прописан у пятой супруги, он до сих пор числится на родительской жилплощади, которую занимает его первая жена.

– Ты гений! – похвалила я Риту. – Не только официальные данные нарыла, но и слухи собрала.

Маврикова весело ответила:

– Сплетни – вот лучшие друзья девушек. Тебе просто повезло. Одна моя хорошая знакомая работает в Союзе художников, она про Ливанова рассказала.

– Ну да, мне повезло, – согласилась я, – в том, что ты моя подруга!

– Не хвали, а то загоржусь, – смутилась Маргарита.

Я проехала метров триста в потоке машин. Мобильный снова ожил.

– Приветик, – сказал Вадим, – Макс приказал тебе доложить.

– Слушаю, – сухо ответила я Ковальскому.

Эксперт с недавних пор меня недолюбливает, а чувства обычно бывают взаимными. Если вы кому-то не нравитесь, то и этот человек вам будет не по душе.

– Труп без головы и рук, ошибочно идентифицированный как Лора Фейн, болел идиопатической спленомегалией, – сказал собеседник.

– Труп не может болеть, – не замедлила я ущипнуть Ковальского, – он мертвый.

Вадим сделал вид, что не слышал язвительного замечания.

– Поскольку Лоре Фейн такого диагноза не ставили, значит, тело не ее!

– Что это за спленомегалия? – спросила я. – Она опасна?

– Болезнь Гоше, – снисходительно пояснил Вадим, – названа по имени француза, который первым описал ее в тысяча восемьсот восемьдесят втором году.

– Давно, – вздохнула я.

– Но до недавнего времени детская и ювенильная ее формы в девяноста случаях заканчивались летальным исходом, – процедил Ковальский, – из-за накопления цереброзидов в головном мозгу. У взрослых отмечается спленомегалия, геморрагический диатез, сильное изменение костей.

Мне пришлось остановить Вадима:

– Извини, я не врач. Объясни по-простому.

– Не парься, – снисходительно протянул Ковальский. – Покойнице повезло. Она заболела в детстве практически неизлечимой болезнью, долгое время провела в постели, вытерпела кучу уколов и, несмотря на все усилия медиков, выздоровела и дожила примерно до сорока лет. А потом она погибла. Но анализ костного мозга показал болезнь Гоше. Это не Лора Фейн. В свое время эксперт, изучавший тело, в заключении указал на болезнь Гоше. Но следователь предпочел не заметить выводов криминалиста. Полнейшая безответственность! Из-за нее произошла неверная идентификация! Лора Фейн никогда не страдала этим недугом.

Я вспомнила равнодушное лицо Юрия Баландина и вздохнула. Мент не имел ни малейшего желания возиться с делом, его вполне устроили результаты опознания, а еще платье и сумочка с документами Лоры! Сомневаюсь, что Баландин дочитал до конца отчет из лаборатории. Болезнь Гоше, спленомегалия, костный мозг… Неохота было со всей этой лабудой Юрию разбираться. А вот наш Ковальский другой человек, он малоприятен в личном общении, но как профессионал безупречен.

– По-хорошему, тому следователю надо бы руки оторвать, – продолжал Ковальский, – часть документов по делу отсутствует. Где анализ крови на токсины? Его нет. Зато указана причина смерти: «Нахождение без головы».

– Это криминалист написал? – поразилась я.

– Нет, – сердито ответил Ковальский, – кто-то другой, знаток русского языка. Цитирую: «В связи с отсутствием ихней головы и рук тело опознавалось посредством ихней подруги и объявлено мертвым в связи с нахождением без головы».

– Баландин, – поморщилась я, – узнаю златоуста и вдохновенного литератора. Так от чего скончалась покойница?

– Фэзэ, – ответил Вадим.

– Не слышала о такой штуке, – удивилась я.

– Фиг знает, – расшифровал Ковальский, – половины бумаг нет! Осталось заключение про болезнь Гоше и еще кое-что по мелочи. То ли остальное потеряли, то ли не вложили, то ли… Сама понимаешь, как некоторым охота быстрее от геморроя избавиться. У Фейн родни нет, никто жаловаться не побежит. Дело закрыли и забыли.

– В каком возрасте несчастная заболела? – спросила я.

– Лет в семь-восемь, – ответил Вадим, – чао!

Я осторожно начала перестраивать свою машину в левый ряд. Мысли снова вернулись к Баландину. Ленивый Юрий хотел по-быстрому избавиться от дела, поэтому сшил его крупными стежками из белых ниток, забыв завязать узлы. А вот в лаборатории сидели ответственные люди, они увидели следы редкой болезни и сообщили о ней. Но Юрий предпочел не заметить выводов экспертов, быстренько назвал умершую Лорой Фейн и умыл руки. Кстати, мне он отчет криминалистов не показывал, дал те папки, в которых лежали протокол допроса Натальи Ливановой и снимки из квартиры Фейн.

Движение на дороге окончательно застопорилось, а я производила в уме математические расчеты. Незнакомой женщине было в районе сорока лет. Значит, от болезни Гоше она лечилась в советские времена. Сильно сомневаюсь, что тогда была армия детей с такой напастью. И основным медицинским учреждением, куда попадал малыш с редким недугом, был НИИ педиатрии.

Я схватила мобильный и опять вызвала Риту.

– Ну? – без особого восторга отозвалась Маврикова. – Что еще?

– Архив Научно-исследовательского института педиатрии. Поищи сведения о девочке семи-восьми лет, которая в конце семидесятых – в начале восьмидесятых годов прошлого века победила болезнь Гоше, – потребовала я. – Полагаю, таких детей было немного.

Глава 11

Лет десять-пятнадцать тому назад основными вопросами, мучившими россиян, были: «Что делать?» и «Кто виноват?» Теперь к ним прибавился третий: «Куда они все едут?». Сейчас справа на шоссе движется лента машин в центр, слева – поток автомобилей в обратном направлении. Меня на дорогу выгнала служебная необходимость, но остальные? Им-то зачем рулить по шоссе? Надо дома сидеть, смотреть телевизор, книги читать! А еще в пробках виноваты гаишники, которые берутся самостоятельно переключать светофоры. Как только парень в форме сам принимается руководить движением, жди беды.

Я поерзала на сиденье, посмотрела в зеркальце и решила чуть-чуть оттенить губы помадой. Темные волосы сделали мое и без того не пышущее румянцем лицо совсем сине-бледным. Я начала перебирать мелочи в сумочке, наткнулась на пластиковый футляр, хотела вынуть его, но тут в стекло постучали.

На дороге стоял улыбающийся мужчина. Он поднял руку и продемонстрировал штук пять наручных часов. Я помотала головой. Спасибо, не собираюсь покупать подделки, которые проработают двое суток.

– Бэри, дешево! – заорал коробейник. – Настоящее золото, сдэлано в Швейцарии! Пять тысяч рублей.

Я отвернулась от двери и открутила колпачок с помады. Я почувствовала знакомый, но совсем не парфюмерный аромат. Это показалось мне странным, но сосредоточиться не удалось. Уличный торговец не отставал.

– Дэушка, дэушка, купи, – надрывался он. – Есть платиновые, с брыльянтами. Во!