Люся Лютикова - А кому сейчас легко? Страница 17

– Это какая-то ошибка! Никаких писем не приходило! И в платежке долг не значится! Подождите, я сейчас подниму квитанции…

В трубке послышалось шуршание, после чего собеседница нервно доложила:

– Вот, квитанция за ноябрь оплачена восьмого декабря, и никакого долга за нами не числится.

– Хм, странно, в компьютере другие данные… Боюсь, вам придется подъехать в наш офис и показать квитанцию.

– Но… – запротестовала дама.

– Впрочем, – охотно пошла я навстречу, – можно просто продиктовать реквизиты по телефону.

Собеседница принялась долго и нудно называть цифры.

– Уточните ваш адрес, пожалуйста, – попросила я.

– Госпитальный Вал, восемнадцать дробь два, двадцать четыре, – скороговоркой проговорила она, я едва успела разобрать.

– Ой!

– Что такое?

– Кажется, я не туда попала… За вашей квартирой долг действительно не числится.

Вместо того чтобы обрадоваться, дама возмутилась:

– Безобразие! Вводите людей в заблуждение! Я буду жаловаться вашему начальству! – И она швырнула трубку.

Итак, адрес мне известен. Улица Госпитальный Вал находится между метро «Бауманская» и «Семеновская», но слишком далеко от обеих станций, чтобы идти пешком. Очередь на посадку в трамвай заняла больше времени, чем сама дорога. Трясясь в холодном вагоне, я угрюмо думала: тому, кто придумал поставить турникеты в наземном транспорте, следует оторвать руки. Или голову, на выбор.

Совпадение это или нет, но Ветерков тоже обитал в новостройке. Панельная многоэтажка, облицованная оранжевой плиткой под кирпич, каким-то чудом втиснулась между сталинскими домами. Должно быть, раньше на этом месте находился сквер, во дворе сохранилось несколько старых деревьев с огромными, метр в обхвате, стволами.

Дверь в подъезд была открыта, таджики шустро разгружали мешки с какой-то строительной смесью и таскали их до лифта. Я беспрепятственно проникла в дом.

Дверь двадцать четвертой квартиры открыла полноватая женщина чуть старше сорока лет. Ятерялась в догадках, кем она может приходиться Ветеркову: для жены слишком стара, для матери – молода.

– Могу я видеть Александра?

– Они уехали на дачу.

По голосу я поняла, что это она разговаривала со мной по телефону. Я поразилась, как уважительно эта женщина величает Ветеркова – «они». Должно быть, домработница.

– А когда он вернется?

– Обещали быть завтра к вечеру.

Во мне шевельнулась зависть. Я не являюсь ярой поклонницей царского режима, но, должно быть, приятно, когда горничная в белом накрахмаленном фартуке и кружевной наколке встречает твоих гостей словами:

– Людмила Анатольевна сейчас обедают. Не изволите ли подождать в гостиной? Я подам кофе.

У Ветеркова такая горничная уже имелась. А я, увы, никогда не могла позволить себе держать прислугу. Когда я ютилась в одиннадцатиметровой комнате, в этом не было смысла. Обзаведясь большой квартирой, я собиралась нанять приходящую домработницу для уборки, но руки не дошли. А теперь, когда меня из милости пустили на раскладушку в коммуналке, надобность в домашнем персонале автоматически сошла на нет.

Между тем женщина явно вознамерилась закрыть перед моим носом дверь.

– Подождите, – воскликнула я, – где находится дача?

Домработница ощетинилась:

– Зачем вам? Я не скажу. Не имею права.

Я понимающе закивала:

– Да, да, конечно, но сейчас исключительные обстоятельства. Если я не поговорю с Александром, он потеряет деньги. Много денег.

Женщина насторожилась. Очевидно, мой случайный выстрел попал в цель: как большинство предателей, Ветерков жаден до умопомрачения. И если он потеряет деньги, то может не заплатить и ей.

– Попробуйте ему позвонить, – неуверенным тоном предложила она.

Я напирала:

– Его мобильник недоступен. И потом, это конфиденциальный разговор, телефон могут прослушивать, нам необходимо переговорить с глазу на глаз.

Женщина все еще колебалась, и я припечатала:

– Если разговор не состоится, ваш хозяин придет в ярость, понимаете? Боюсь, он захочет как-то компенсировать материальные потери. Увас большая зарплата?

Судя по тому, с какой поспешностью она ответила, зарплата была маленькой:

– Дача в поселке Балабаново, это по Киевскому направлению. Вы на машине поедете или на электричке?

Узнав, что на электричке, домработница нарисовала схему, как пройти от станции до поселка, и обнадежила:

– Их дом любая собака знает. Спросите, где Ветерковы живут, вам покажут. Они как раз всей семьей и поехали…

До меня запоздало дошло, что в третьем лице множественного числа домработница именует нескольких человек. В точном соответствии с правилами русского языка.

Когда я добралась до Балабанова, на улице было уже совсем темно. Нужный дом мне показал мужик с собакой, на удивление спокойной и молчаливой лайкой. Он рассказал, что когда-то Балабаново было деревней, потом дома потихоньку выкупили состоятельные москвичи и построили на их месте настоящие дворцы. А другие, которые используют как летние дачи, остались деревянными развалюхами.

Дом Ветерковых был из новых дворцов – красный кирпич, натуральная черепица, каминная труба. Хозяева расчистили пространство перед домом от посадок, замостили землю тротуарной плиткой и поставили декоративные фонари. Получилось красиво, во французском стиле. Чувствовалось, что в обустройство вбухано немало денег. Со всем этим великолепием абсолютно не вязался старый деревянный сарай на заднем плане и покосившийся забор вокруг участка.

Сквозь дыру в заборе я заметила во дворе какое-то оживление. Кажется, хозяин задумал жарить шашлыки. Рядом с мангалом, в котором уже дымились угли, крутились ребенок и белый кот.

Я подошла к калитке, приоткрыла ее и позвала:

– Эй! Гостей принимаете?

Широко улыбаясь, мужчина шагнул ко мне. При ближайшем рассмотрении это оказался Ветерков собственной персоной, в руках его был шампур. Очевидно, успешный руководитель проектов тоже меня узнал, потому что выражение его лица резко изменилось.

– Это ты? Ты одна?

Я мгновенно вскипела: чего это Ветерков мне тыкает? Мы вместе кур не воровали.

– Нет, я с другом Макаровым, – прошептала я.

– Каким еще Макаровым? – дернулся он.

– Пистолетом системы «Макаров», знаешь такой?

Страх тенью промелькнул по его лицу. А вот пусть попробует не рассказать мне правду – мигом познакомится с моим приятелем!

Я зашла во двор, ухмыльнулась и нагло заявила:

– Вот что, Ветерков, поговорить надо.

Он поднял вверх шампур, словно защищаясь:

– О чем?

– Об убийстве Елены Михайловны.

– Ты хочешь покаяться?

Мне стало смешно:

– О нет, дружок, это тебе надо покаяться. Явсе знаю про «Зарплату» и собираюсь заявить на тебя.

Ветерков опустил шампур и деловито поинтересовался:

– Сколько ты хочешь за молчание?..

Глава 15

– Вот это конструктивный разговор, – одобрительно сказала я. – Где мы можем обсудить детали?

Ветерков направился в дом, я двинулась следом. Радостное возбуждение охватило меня. Ого, кажется, мне удалось его прищучить! Сегодня на редкость удачный день, все воры и прохиндеи сами открывают свои карты.

Мы обосновались на кухне. Выглядела она как картинка из журнала по элитной недвижимости. На мраморном столе все было разложено для шашлыков: нарезанное кусочками мясо, лук, помидоры. Я села на стул из темного дерева и заявила:

– Мне нужен миллион.

Ветерков ничего не ответил. Он уселся напротив и принялся сосредоточенно, по кучкам, раскладывать на столе мясо. Затем в каждую кучку Ветерков добавил резаные помидоры и кольца лука. Наконец стал нанизывать мясо и овощи на шампур. Подготовив так шампур, руководитель проектов отложил его в сторону и только потом отозвался:

– Миллион рублей? Это слишком много. Твоя информация не стоит таких денег.

– Сколько же она стоит?

– Ну… – Собеседник принялся за второй шампур. – Все зависит от того, что конкретно ты знаешь и сможешь ли это доказать.

Ветерков говорил покровительственным тоном. Очевидно, он уже пришел в себя, и мой гипотетический пистолет его больше не пугал.

– Я знаю, что ты стучишь «Зарплате», – сказала я.

Ветерков оторвался от мяса и взглянул на меня без тени смущения:

– Кто твой источник?

– У меня очень компетентный источник, а его имя тебе знать не обязательно.

– Знаю я твой источник, – усмехнулся Ветерков. – Могу поспорить, что Антонова-Овсеенко наплела, так? Тогда твоя информация не стоит и ломаного гроша.

– Почему это?

– У нее самой рыльце в пушку. Проворовалась, а теперь ищет, кто бы выглядел гаже ее. Да никто ее словам не поверит, твоим – тоже. У тебя есть другой источник?

Я угрюмо молчала. Разговор покатился не в ту степь. Ветерков, словно шустрая рыбешка в мутном пруду, выскальзывал из рук. Я чувствовала себя беспомощной, а он, напротив, вел себя как хозяин положения.