Иоанна Хмелевская - Подозреваются все Страница 17

— И что теперь? — спросила Алиция, потому что я долгое время молчала, стараясь привести мысли в порядок. Это не очень хорошо получалось, потому что царящая вокруг суматоха совершенно не способствовала мышлению.

— Теперь буду говорить я, — решительно сказала я. — Ты слушай и в нужные моменты вмешивайся. Может, из этого что-то получится... Тебя еще не допрашивали?

— Нет.

— Это хорошо. Меня уже, и я не могу отделаться от ощущения, что если бы немного подумала, то все уже знала бы. Такое мучительное ощущение!.. Послушай, они знают о нас невероятно много, значительно больше, чем мы сами. И события, которые происходят, прекрасно свидетельствуют об этом. Можно было бы допустить, что все мы закладываем друг друга, но кто-то же должен был начать первым. Первым допрашивали Януша, который ничего не знает о делах Данки, Каспера, Моники... Знал только обо мне, но поклялся, что ничего обо мне не говорил, и я ему верю. Следующей была я, и со всей решительностью утверждаю, что они оказались прекрасно информированы. Откуда?..

— Именно поэтому я не могу избавиться от идиотского ощущения, что они разговаривали с покойником, — недовольно сказала Алиция.

— Я боюсь, что твое ощущение не лишено оснований. Попробуй проанализировать, откуда оно берется и когда впервые возникло.

— С какого времени появилось ощущение?

— Да.

— По-моему, это все началось с Каспера... Я точно знаю, что Каспер в пьяном виде плакался в жилетку Столяреку относительно своих чувств к Монике. Мне он тоже плакался...

— Подожди! — прервала я ее. — Я уже нахожусь на финишной прямой! Кто больше всех знал о Данке? Ярек! Но Ярек пошел на допрос только сейчас. Ты можешь подсчитать, сколько раз Ярек ходил выпивать вместе со Столяреком?

— Я должна подсчитать?.. — забеспокоилась Алиция.

— Нет, необязательно. Данка не сказала, Ярек не успел. Кто знал о моих финансовых махинациях с Тадеушем? Веслав, Януш и я. Ну и, конечно, Тадеуш. Януш ничего не сказал, я — тоже, Веслав не сказал...

— Откуда ты знаешь, что Веслав?..

— В то время он еще не разговаривал с ними... Тогда кто остается? Последний человек: покойник! Хорошо, хорошо, я знаю, что это нонсенс, но в этом что-то есть... Ну, теперь ты!

— Подожди, — сказала Алиция, нахмурившись. — Действительно... Не нашли ли они, случайно, чего-то среди вещей Тадеуша?

В эту минуту на меня, наконец, снизошло озарение, которое должно было бы снизойти уже давно.

— Алиция, ты гений! — в восторге вскричала я. — Ты восьмое чудо света!

— Что ты говоришь, — вежливо удивилась Алиция и вопросительно уставилась на меня.

— У Тадеуша была записная книжка. Большая зеленая записная книжка, вся исписанная, прекрасно мне знакомая, потому что там, кроме всего прочего, записывались и наши с ним расчеты. К чему еще могли относиться подслушанные мной слова: «нужно это подробно изучить...», если не к найденной милицией этой записной книжке?!

— Ну хорошо, — с сомнением сказала Алиция. — Но он, наверное, не вел в записной книжке дневника, касающегося дел сослуживцев?

— Дай мне сосредоточиться, что-то у меня снова начинает вырисовываться. У меня появляются какие-то странные подозрения...

Я немного поколебалась, потому что подозрения были не очень приятные, и продолжала:

— Он знал о разных людях много компрометирующих сведений. Казик... этим объясняется все, что касается Казика... И эти крики Рышарда... Иначе, почему все одалживали ему деньги?

Мы обе замерли, глядя друг на друга, потом Алиция громко и протяжно свистнула.

— Я должна вернуть тебе твои слова, — сказала она. — Ты гений!

Вследствие длительных интенсивных размышлений ноги у нас окончательно одеревенели. После того как мы совершили под этим зеркалом ошеломляющие открытия, наше напряжение, видимо, ослабело, и теперь состояние наших ног значительно влияло на работу мыслей.

— Это значит, что тот, который имел больше, имел больше, — сказала Алиция, безнадежно оглядываясь вокруг. — Сядем где-нибудь, ради Бога! Я больше не могу.

— Сядем, при условии, что сидя ты будешь продолжать рассуждать дальше, — категорически потребовала я, хотя сама чувствовала себя не лучше.

— Сидя — все что угодно! — поклялась Алиция. — А пока я вообще перестаю понимать, что ты мне говоришь Поэтому я перестала говорить, но прежде чем мы расстались, в вестибюль влетела Иоанна.

— Пану Влодеку плохо! — взволнованно закричала она. — Где пани Глебова? У нее есть валериановые капли!

— Капли? — удивилась Алиция. — Зачем? На него прекрасно действует вода из-под цветов.

Известие о плохом самочувствии Влодека неожиданно привело к тому, что я снова ощутила бодрость, как в ногах, так и в голове.

На фоне всего, что я знала и о чем сумела догадаться, его обмороки представлялись мне верхом омерзения. Гневно бурча себе под нос, я понеслась в комнату санитарников, а Алиция, после короткого колебания, понеслась за мной.

Влодек сидел на стуле, опершись о стену, еще более зеленый, чем раньше. Остальные присутствующие были явно взволнованы, а Анджей с философским спокойствием обмахивал его эскизом благоустройства территории. Взглянув на эскиз и обнаружив, что это мой поселок, я вырвала его у него из рук и, как фурия, повернулась к изнемогающей жертве.

— Теперь ты падаешь в обмороки? — ядовито спросила я. — А рассказывать сказки о блондинке из «Монополя» у тебя были силы? Приди в себя, размазня, иначе, клянусь Богом, я тресну тебя по твоей бессмысленной физиономии!

Иоанна испуганно вскрикнула, а Влодек неожиданно открыл глаза.

— Оставь меня в покое, ведьма, — слабо прошептал он. — Чего тебе надо?

— Ты с покойником ходил выпивать?

— Ходил, ну и что? Нельзя пойти выпить? Когда я с ним ходил, он был еще живой!

— Ты рассказывал ему о своих успехах с блондинкой из «Монополя», с брюнеткой из Елени Гуры, с рыжей из Залесья, с этой Маниллой, или как ее там, из Закопане?!

— С Мануэлой! — закричал Влодек, внезапно вновь обретая силы к удивлению присутствующих. — Отстань от меня! Какое тебе дело до этого?

Я проигнорировала его слова и повернулась к Алиции, которая сразу, как только вошла в комнату, поспешно уселась на ближайший стул.

— Видишь? — сказала я с горечью. — Я говорила?

Алиция без слов кивнула головой. Все соответствовало нашим предположениям. Влодек, единственный проектировщик-электрик нашей мастерской, ездил во все командировки с проектировщиками других отделов. В командировках они поверяли друг другу неисчислимое количество своих тайн различного характера. Все эти признания Влодек потом пересказывал под влиянием алкоголя Тадеушу, причем, вследствие своего комплекса неполноценности по отношению к прекрасному полу, все контакты его коллег с представительницами упомянутого пола в разных местах Польши в его мозгу подвергались какому-то странному превращению, и он рассказывал о них, как о своих собственных успехах. Тадеуш его хорошо знал и, заведя разговор на эту тему, мог вытянуть из него любую информацию, которая ему была нужна. Влодек был источником сведений о Казике, Стефане и еще о нескольких особах, источником, из которого обильно пополнялась зеленая записная книжка Тадеуша.

И теперь он устроил это представление вовсе не из боязни за тех, преданных, а опасаясь за себя. Сгоряча он наболтал Тадеушу разные глупости относительно одной женщины, которая действительно питала к нему симпатию, введенная в заблуждение благородным выражением его прекрасных, невинных голубых глаз. Эта симпатия была для него источником постоянных сомнений. С одной стороны, он просто лопался от гордости, а с другой — зеленел от опасения, терзаемый паническим страхом перед женой. Кто-нибудь, не знающий истинного положения вещей, действительно мог заподозрить его в убийстве Тадеуша, человека, который угрожал, что расскажет жене его тайны.

В этой последней мысли меня утвердил Анджей.

— Вы знаете, о чем они меня спрашивали? — сказал он, с нарастающим интересом приглядываясь к зеленому Влодеку.

— Откуда я могу знать?

— Правда ли, что Тадеуш поругался с Влодеком несколько дней назад, когда сказал, что — ха-ха-ха — он все расскажет жене!

— Пан Анджей, и вы уже начинаете говорить бестолково? Кто сказал, какой жене?

— Тадеуш. Жене Влодека. О каком-то свидании с женщиной в сумерках.

— А это действительно было? Они ругались?

— Еще как! Но я сказал, что не очень помню, потому что так глупо вышло... Влодек отказался тогда поставить пол-литра.

Нет, этого уж покойник записать не мог!

— Кто мог им об этом сказать? — спросила я, невольно глядя на Алицию, которая безнадежно пожала плечами.

— Я, — внезапно решительно и вызывающе заявила Иоанна. — Когда меня спрашивают, я всегда говорю правду. Мне нечего скрывать. Они спросили меня, ссорился ли с кем-нибудь Столярек, и я ответила. Они так скандалили, что во всем бюро было слышно!