Иоанна Хмелевская - Свистопляска Страница 17

Зигмусь узнал Болека, когда тот чуть не наступил на него, и жутко обрадовался. До меня донеслось:

— Приветствую-приветствую! Как я рад, как рад! Такая приятная встреча! Мы не успели всего обсудить, вот удобный случай. Да-да, понимаю, вы очень торопитесь, но хоть чуточку отдохните. Присядьте вот здесь, вот здесь!

Болек до такой степени обалдел, что послушно сел на мою подушку, по которой Зигмусь гостеприимно похлопывал.

Что было делать в такой ситуации? Отвернувшись, пройти мимо, надеясь, что Зигмусь меня не заметит? А потом что? Бегать по курорту в одном купальнике, босиком, прижимая к животу мокрый матрас? Моя сумка с одеждой, ключами от машины и от квартиры стояла между ними, и утащить её незаметно мне не удастся. Вот если бы Зигмусь был склеротиком и своим громким голосом представил мне Болека, забыв, что это я их познакомила, и все вокруг поняли, что мы с Болеком незнакомы... Нет, на это надеяться нельзя, мечты, мечты...

В этот момент Зигмусь узрел меня и окончательно расцвел.

— Вот и ты, вот и ты! Я увидел тебя в море, сижу, жду-жду! Где это видано, бросать вещи на произвол судьбы? Пришлось сесть и стеречь! А мы тут встретились, видишь, пан Мачек...

Оба с Болеком мы одновременно поправили Зигмуся:

Я:

— Яцек!

Болек:

— Болеслав!

Я сделала это совершенно сознательно, Болек, напротив, чисто рефлекторно. Зигмусь понял его по-своему.

— Пан говорит о покойном отце? Понимаю-понимаю, светлой памяти пан Болеслав, пусть земля ему будет пухом. Но надо же хоть на минуту оторваться от грустных мыслей, вот и почитайте мой труд, очень-очень полезно, а сразу после похорон пана Болеслава и приступим. Дело выгодное, чрезвычайно-чрезвычайно...

Среди многочисленных достоинств Зигмуся была и привычка совершенно не слушать, что ему говорит собеседник. Как токующий тетерев, он слышал только себя. Я безжалостно оборвала это словоизвержение.

— Оставь Яцека в покое, он торопится. И я тороплюсь. Брошу матрас, когда высохнет, принесешь мне. И подушку тоже.

Выгребла из-под ног Зигмуся сандалии, накинула халатик на мокрый купальник, схватила сумку и со всех ног бросилась наутек, не дожидаясь реакции ни одного из них.

* * *

— Почему бы мне и не воспользоваться помощью общественности, проще пани? — вежливо удивился сержант Гжеляк. — Правда, общественность не очень-то торопится предлагать свою помощь, но уж если предлагает, я никогда не откажусь.

Очень понравились мне такие слова представителя местной полиции. Сержанта Гжеляка отдал мне на съедение комендант Крыницкой комендатуры полиции, когда я обратилась к нему по дружбе за советом. По дружбе, говорю, имею право считать, что мы подружились ещё прошлой зимой, а самой мне ни за что не справиться со всеми сложностями частного расследования, это я уже поняла.

Проклятая вазочка с цветочками, которую я свистнула из столовой пансионата, успела перевернуться в моей пляжной сумке, немного воды вылилось. Это обстоятельство и огорчило, и обрадовало меня. Огорчило — понятно почему, все вещи в сумке намокли. А обрадовало, поскольку, судя по запаху, вода не менялась как минимум дня три, и отпечатки пальцев подозреваемого имели право сохраниться. Хотя.., та же вода могла их смыть. Я не стала вазочку вытирать, подождала, пока сама не высохла, после чего произвела манипуляцию с черным арабским порошком, потратила почти весь порошок, прорву клейкой ленты, три почтовые открытки и уйму времени и убедилась, что никаких отпечатков не получилось. И порошка осталось что кот наплакал. Если к этому добавить мою же собственную ошибку по выявлению босса, фаршированного медведя и ещё сумку с наркотиками, можно понять: я созрела для установления контактов с профессионалами.

Не скажу, что разговор со знакомым начальником Крыницкой полиции протекал в теплой, дружеской обстановке. Начала я с вопроса о том, как продвигается дело о расследовании убийства моего знакомого Гавела Роевского. С совершенно каменным выражением лица и сухим, как молотый перец, голосом комендант информировал меня, что такого дела вообще не существует. Не существует, и все туг! Прокуратура не возбудила дела, неужели непонятно? Считает, что смерть вызвана естественными причинами, нет оснований для возбуждения уголовного дела. А в таких случаях полиция сама расследования не ведет.

Я разозлилась жутко и высказала все, что по этому поводу думала. Нет, комендант не вышвырнул меня за дверь, даже, по-моему, не особенно рассердился. Глядя в потолок, он стал говорить о посторонних вещах. О том, например, что даже полицейские не работают по двадцать четыре часа в сутки. Отработал — и свободен. А в свободное от работы время полицейский может заниматься чем ему заблагорассудится. Один отправляется на рыбалку, второй — к знакомой девушке, третий пялится в телевизор, а четвертый, к примеру, повышает квалификацию. Имеет право человек на такое невинное хобби? Взять хотя бы молодого сержанта Гжеляка, которого на летний период прислали из Эльблонга для усиления местных полицейских сил. Парень с головой и не откажется со мной пообщаться. А как я?

Я тоже не отказалась, а поскольку сержант Гжеляк как раз забежал в комендатуру за оставленными здесь ластами, чтобы немного поплавать — на дежурство ему заступать только в восемнадцать, — то мы сразу же и пообщались, не откладывая. Познакомив нас, комендант отправился по делам, предоставив свой кабинет в наше распоряжение.

— Я насчет покойника на пляже, — начала я без обиняков.

— Пани может не продолжать, — перебил меня сержант. — Я в курсе, сам присутствовал при обнаружении тела и все знаю.

— И заключение патологоанатома?

— И заключение.

— Очень хорошо, а о паршивом аконитине пану что-нибудь известно?

— И даже довольно много, специальную литературу прочел.

— Ну и что вы думаете по этому поводу? На этот вопрос сержант не дал ответа, только посмотрел на меня как-то странно. Думаю, я правильно поняла выражение его лица, но одного выражения лица мне было мало, хотелось полной ясности. В конце концов, если ценит помощь общественности, если его хобби — повышать свою профессиональную квалификацию, так пусть воспользуется представившейся ему счастливой возможностью пообщаться со мной, а для этого требуется полное доверие обеих сторон.

— Тюкнули его, пан сержант, и я даже понемногу начинаю догадываться — почему. Могу сказать. Хотите?

Сержант хотел.

— Покойный уже долгие годы занимался крупным бизнесом, настоящим, честным. Я знаю, мы знакомы лет тридцать. В своем деле разбирался прекрасно и безошибочно чувствовал малейшее жульничество. В последние годы, сами знаете, развелось у нас бизнесменов что собак нерезаных, в основном мошенников и прохиндеев. Гавел, как мог, воевал с ними, уж такой он борец по натуре, вот и сунул палку в муравейник. Подробности узнаю, когда поговорю с его сыном, он скоро приедет. А мне доводилось слышать о честных предпринимателях, пытающихся бороться с мафиозными структурами, и о том, как этим предпринимателям затыкали рты, просто-напросто их убивая. Гавел не первый, боюсь, и не последний. Я хочу найти сначала исполнителя, чтобы от него по ниточке добраться до заказчика убийства. Убийство заказное, это ясно.

Сержант внимательно выслушал меня, не перебивая, и взволнованно произнес:

— И я об этом знаю, приходилось сталкиваться, да что толку? Несчастный случай или естественная кончина, и все тут. Сам сколько раз бывал свидетелем того, что расследование уже добиралось до преступника, но прокуратура неожиданно прекращала дело за отсутствием факта преступления. Более того, случалось — хватали преступников на месте преступления, арестовывали, а прокуратура приказывала их освободить «за недоказанностью»...

Туг сержант явно прикусил язык, полагая, что сказал больше, чем следовало, в конце концов, мы с ним только что познакомились. А может, полагал, что выдал служебную тайну? Так эта тайна была мне прекрасно известна. Я обрадовалась и не стала этого скрывать.

— И выходит...

— ..я с самого начала знал — это было убийство, и решил для себя — непременно займусь этим делом, чего бы мне это ни стоило. И даже уже начал, признаюсь пани.

— Знаю! — подхватила я. — Вы разговаривали со швейцаром «Пеликана».

— Разговаривал, — мрачно подтвердил сержант. — Сказал бы я, что мне дал этот разговор, да выражаться при даме не хочется.

Мне, напротив, уже давно ни один разговор не доставлял такого удовлетворения. Я даже успокоилась, ярость мою как рукой сняло.

— Тогда, пан сержант, послушайте меня. Я от швейцара кое-что все-таки узнала, да и кроме этого...

И я рассказала сержанту обо всем, что узнала в ходе своего частного расследования. Сержант слушал внимательно и с некоторыми моими выводами согласился. Например, что размашистый недоумок и в самом деле является подозреваемым номер один и его непременно следует искать. Одобрил также мою эпопею с отпечатками пальцев, осудив одновременно её техническое несовершенство. Тут же извлек из шкафа чемоданчик, видимо, непременную принадлежность следователя, раскрыл, и я с величайшим удовлетворением констатировала наличие в чемоданчике большого количества специального порошка для закрепления и снятия отпечатков пальцев.