Людмила Милевская - Любовники чертовой бабушки Страница 17

— Там билеты и документы.

Я распечатала пакет и хоть узнала куда лечу: в Париж. Я ничего не имела против поездки во Францию, где пережила мгновения счастья.

«Кто же он, Коля?» — изумленно подумала я.

А ко мне уже подлетел длинный, тонкий и очень несимпатичный старик лет сорока пяти. Возможно, ему было и пятьдесят.

Впрочем, в Париж я готова лететь хоть с мумией.

Со старым и тонким мы благополучно прошли таможенный досмотр багажа, во время которого я не скупилась на ослепительные улыбки. Я строго следовала психологическим рекомендациям Нинуси, и, думаю, таможенники остались довольны.

А вот Тонкого не удалось расшевелить. Он был суров и строго спросил:

— От трупа избавилась?

— Более-менее, — уклончиво ответила я, не желая вдаваться в подробности — Избавилась или нет? — зло повторил он вопрос.

— Избавилась, — уверенно воскликнула я, решив, что не погрешу против истины, если дам этот ответ: раз трупа нет со мной, значит, я от него избавилась.

Как и он от меня.

Суровая внешность Тонкого на вопросы не вдохновляла. Я приумолкла, а когда самолет взлетел, Тонкий и вовсе поднялся и куда-то ушел. Его место занял седовласый мужчина симпатичной и доброй наружности. Я бы не отказалась от него как от дедушки — помимо родительской ласки мне остро не хватает внимания дедушки. Единственная бабуля, к сожалению, давно уж вдова.

Место в самолете мне досталось у борта. Я затосковала. Седовласый погрузился в изучение рекламных проспектов. На коленях его лежал черный портфель. Цепочка, прикрепленная к ручке портфеля, серебряной змейкой сползала на брюки, исчезая под пиджаком.

«Удивительный у него багаж», — рассеянно подумала я и заснула.

Бессонная ночь, наконец, меня уморила.

Глава 17

Проснулась я от острого ощущения страха. Оглянулась — вокруг мир и покой, сонное царство: головы пассажиров знай одна за другой откидываются на спинки кресел. А мне катастрофически расхотелось спать. Пришлось глазеть по сторонам. Страшная скука. Я сожалела, что не прихватила веселенького журнальчика, а запаслась толстой и нудной книгой, пригодной лишь для гнета при закваске капусты.

Вдруг стюардесса, чья спина была странно напряжена, пролетела мимо меня к кабине пилота.

Я растревожилась: не падаем ли?

Самолетам не доверяю. Будь моя воля, летала бы с тремя парашютами за спиной.

В салон тем временем вышел строгий пилот. Он остановился в проходе, рядом со мной, и тихо повел беседу. Его собеседник был скрыт от моих любопытных глаз высокой спинкой кресла, но я отчетливо слышала, что речь идет об угоне. Требования выдвигались фантастические — оставалось дивиться запросам наглеющих террористов.

«Вот непруха! — содрогаясь, подумала я, — если меня раздражали каких-то два трупа, то здесь их может оказаться значительно больше: целый салон. И почему террористам приспичило угонять самолет со мной на борту? Могли бы повременить, я летаю не так уж часто».

А голова террориста (уж не знаю, хорошо ли это, плохо ли) поднялась выше спинки и развернулась ко мне лицом. Я содрогнулась вторично: «Батюшки светы! Рыжая образина!»

Дальнейшее вспоминается калейдоскопом. Мой седовласый сосед мгновенно извлек из-под мышки оружие и направил его на урода. Час от часу не легче! В общем-то я не возражала, но мог последовать и ответный выстрел, а кто поручится за меткость стрелка? Вдруг он промахнется и попадет в меня?

Не осуждайте, но я сочла за благо подружиться с уродом, в которого целился мой седовласый сосед. Как законопослушная гражданка я осудила соседа (наглец, пронес на борт пистолет!) и приняла меры. Тяжелая книга, которую я оскорбила, как раз очень мне пригодилась. Книга сама вдруг обрушилась на кисть руки седовласого; ни с того ни с сего грохнул выстрел. В салоне поднялись визг, вопли и вой, а командир экипажа пригласил террориста продолжить мирные переговоры.

«Дождусь их конца в туалете», — решила я, но стюардесса внезапно преградила дорогу.

— Сидеть! — категорично заявила она.

Пришлось покориться ее агитации.

Вскоре в салоне вновь появился урод-террорист. Взвинченные пассажиры восприняли его трепетно и уважительно. Некоторые даже подняли руки, заверяя в полной своей безобидности. Все поняли, что мы приземляемся, и, судя по времени, где-то уже во Франции. Почувствовав, что рядом земля, всем мучительно захотелось жить.

Террорист шел по рядам и удовлетворенно кивал головой, давая пассажирам понять, что входит в их положение и постарается не слишком их беспокоить.

Когда между террористом и пассажирами установилось дружеское понимание, откуда ни возьмись выскочила стюардесса. Охваченная желанием проверить, все ли пристегнули ремни, стюардесса, завидев урода, мгновенно изменила маршрут и намерения. Она поспешила вернуться обратно, но террорист бедняжку настиг. Пассажиры дружно и облегченно вздохнули, понимая, что лучшей заложницы, чем стюардесса, уроду и не найти.

Когда же террорист прихватил и меня (вот она, черная неблагодарность!), тут уж все окончательно успокоились и занялись своими делами. Некоторые особо храбрые пассажиры даже развернули газеты, демонстрируя полное безразличие к происходящему.

А я уже сожалела, что приглянулась уроду, и ужасно обиделась на свою толстую книгу: зачем она помешала седому в террориста стрелять?

Заметив мое расстройство, урод обратился ко мне и захваченной стюардессе.

— Девушки! — миролюбиво воскликнул он, беспечно помахивая перед нашими носами своим пистолетом. — Сейчас мы пройдем к командиру и выскажем ему свои пожелания. Я — свои, вы — свои.

Пришлось поинтересоваться:

— О каких пожеланиях идет речь?

— Пожелания у вас быстро появятся, как только узнаете про мои, — пригрозил террорист.

Пришлось успокоиться. Дальнейшее разочаровало меня окончательно. Урод выдвинул примитивное и совершенно нестильное требование: обеспечить ему безопасный уход, после чего он клятвенно обещал отпустить заложниц. Я пыталась уговорить его, чтобы он ограничился одной стюардессой или взял вместо меня кого-нибудь посимпатичней. Вон та, рыженькая, к примеру, совсем недурна, на мой вкус.

— Дурной вкус, — оборвал меня террорист и прикрикнул:

— Гордись, дура, что выбрал тебя.

Я решила: бесполезно хвататься за молот войны. И загордилась.

Пока шли переговоры с землей, пассажиры оправились окончательно: их разбирали нормальные человеческие чувства. Теперь они, сотрясаемые ураганом любопытства, гневно требовали от командира подробнейших разъяснений: что, в конце концов, происходит?

Некоторые так увлеклись, что покинули кресла, игнорируя призывы самого террориста оставаться всем на местах. Урод был вынужден пойти на крайние меры: он выстрелил в воздух. Все мгновенно одумались, но требований не сняли. Командиру экипажа пришлось-таки пойти в народ с разъяснениями. После его краткой речи все обрушились на террориста таким шквалом любви, что в двух словах не расскажешь. Даже я сожалела, что он урод, так захотелось мне поощрить его своим телом.

Оказывается, бедняга отважился на опасный поступок из святых дружеских побуждений. Друг его детства умирал от бандитской пули в лучшей французской клинике, дорогой зверски, до жути. Он умирал, а его не лечили, безжалостно требуя платы. Террорист оказался бедным, еще беднее, чем раненый друг. По этой причине террорист собирался держать заложников (меня и стюардессу, если вы еще не забыли) до конца операции, пока бесплатно не спасут его друга.

Я уже и не против была, но до операции друг не дожил: не дотянул до конца переговоров.

После трагического сообщения с французской земли требования террориста резко переменились. Террорист загоревал и пожелал избежать наказания, но сделать это он непременно хотел почему-то в Париже. Причем в моем обществе. Я, конечно, была польщена, но боялась, что нарушатся мои планы. При таком раскладе слишком велик риск потерять Тонкого. Что без Тонкого делать в Париже, я совершенно не знала. Без Тонкого ладно, а что делать в Париже без денег? Вопрос, согласитесь, покруче того, который житья не давал принцу Гамлету.

И это еще не все. Настоящие беды лишь начинались. Казалось бы, чего проще богатой стране решить малюсенькую проблему благородного террориста? Но правительству Франции для такой сущей мелочи понадобилось столько времени, что у мужчин на борту самолета выросли бороды и усы. Не хотят эти буржуи учиться у нашего государства. У нашего государства такой зуб на террористов, что оно уничтожает их прямо с заложниками. И плоды налицо. Легкость, с которой Россия справляется с террористами, заставляет террористов все чаще обращать свои взоры на Европу. Видимо, их привлекает культура.

И правильно привлекает. Франция не задумываясь обязалась встретить террориста едва ли не с почестями. Но, на беду террориста, выяснилось, что пресса пронюхала о его благородном гуманном поступке. Толпы репортеров окружили наш самолет. Особо ретивые совершали попытки взять интервью прямо на борту. И террорист не возражал, но какой демократии такое понравится? Террорист ополоумел от горя, что он там наплетет про правительство? Ясное дело: чем больше симпатий террорист вызывал у народа и прессы, тем сильнее хотелось властям его пристрелить.