Пьер Сувестр - Месть Фантомаса Страница 18

После проблеска надежды, появившегося после того как она прочитала статью Фандора, опубликованную накануне, удар был слишком мучительным, а слова журналиста — жестокими: они отбирали у нее последний шанс увидеть своего брата живым…

Вновь наступила тягостная пауза.

Фандор, глубоко сочувствующий горю, которое читалось на прекрасном лице Элизабет, не знал, что ему делать, и лихорадочно перебирал в голове слова утешения, желая хоть чем-нибудь помочь в этом страшном несчастье…

Элизабет приподнялась, готовая уйти: бедняжка поняла, что продолжать беседу бесполезно.

Она хотела остаться одна, чтобы выплакаться вдоволь…

Жером Фандор собрался проводить ее, когда в гостиную, не постучав, заглянул мальчишка-рассыльный.

— Господин Фандор, там с вами хочет поговорить один мужчина.

— Скажите ему, что меня нет. — ответил журналист.

Но рассыльный настойчиво продолжал:

— Господин Фандор, видите ли, он пришел по делу Доллона, говорит, что он работает сторожем на пристани для прогулочных катеров и кое-что знает!

Жером Фандор и Элизабет одновременно вздрогнули, посмотрев друг на друга.

Репортер кивнул головой:

— Хорошо, пусть войдет…

Пока рассыльный выполнял распоряжение журналиста, последний повернулся к девушке:

— Скажите, мадемуазель Элизабет, вы чувствуете себя достаточно сильной, чтобы слушать подробности по делу вашего брата? Если этот человек пришел дать свидетельские показания о вашем брате, которого, говорю я вам, уже нет в живых… не кажется ли вам, что было бы лучше…

— Я постараюсь быть сильной! — кивнула головой девушка.

В комнату в сопровождении рассыльного вошел посетитель. Это был славный малый лет сорока, одетый весьма скромно; на голове у него была фуражка с золотыми якорями, какие носили служащие парижского речного флота.

— Месье!.. Мадам!.. Ваш покорный слуга!

Казалось, сторож с пристани был сильно смущен…

— Господин Фандор, — наконец начал он, — вы, разумеется, меня не знаете, зато я о вас знаю очень многое. Я каждый день читаю ваши статьи в «Капиталь». Правда! Здорово вы пишете! Я своей благоверной так и говорю: «Господин Фандор описывает все эти преступления и истории, словно пишет роман с продолжением». Но, конечно, если вы и привираете немного, то что ж с того, каждый пишет, как может, не так ли?

Жером Фандор прервал комплименты своего почитателя.

— Конечно, конечно! — ответил он. — Но говорите же, что вас привело ко мне?

— О, я бы сказал, вещи совершенно невероятные! Так вот. Я как раз вчера читал вашу статью о том, что Жак Доллон, такой же живой, как и мы с вами, совершил побег, выбравшись на крышу Дворца Правосудия. Я про себя усмехнулся, поймите, дело в том, что я сторож на станции катеров Мост Пон-Нёф, и эти события происходили, так сказать, в моем районе. Итак, я как раз читал газету неподалеку от того места, где, как вы предполагали в статье, внутри сточного колодца крысы могли пожирать труп арестованного… Так вот, господин Фандор, я пришел вам заявить, что этого не было.

— Ну-ка, ну-ка! Что же вы видели?

— Ах, что я видел? Я видел, как улепетывал этот Доллон!..

При последних словах сторожа Элизабет, бледная как мел, резко оттолкнула стул, на котором сидела, и, сцепив руки в умоляющем жесте, бросилась к нему.

— Мадемуазель, — объяснил Фандор, — также пришла по этому делу, вот почему ее так заинтересовали ваши слова… Но вы можете сказать точнее, при каких обстоятельствах вы видели, как совершил побег Жак Доллон?

— Ну что ж, представьте себе, что вчера утром я поднялся чуть свет, чтобы проверить крепления плавучей пристани, которые в последнее время немного расшатались. В этот момент я заметил, как из отверстия сточного колодца, о котором шла речь в статье, выпал в воду какой-то крупный пакет. Правда, хочу вам признаться, что я был тогда еще в полусонном состоянии… Поэтому я сначала не обратил на это внимания, тем более, что из-за этого мерзкого дождя из отверстий сточных колодцев всегда падает всякая гадость. Но гляди-ка ты, через некоторое время я вижу, что этот пакет, вместо того, чтобы плыть по течению, устремился поперек реки, двигаясь прямо к противоположному берегу Сены?

— Ну, а что было потом? Что было после?

— А после, милая дамочка, это повернуло за арку моста Пон-Нёф, и я уже не знаю, что с ним стало. Но, как я сказал своей женушке, с которой болтал сегодня утром, пусть мне плюнут в лицо, если это не тот парень, сбежавший из тюрьмы. Говорю вам, он прыгнул у меня прямо на глазах в Сену и вплавь перебрался на другой берег…

Сторож сделал паузу, затем продолжил:

— Вот все, что я хотел вам сообщить, господин Фандор… Кто знает, может это пригодится для одной из ваших будущих статей… Не надо только говорить, что это я вам рассказал, не хочу неприятностей от начальства.

Элизабет Доллон уже ничего не слушала.

Повернувшись к Фандору, она смотрела на него радостными, блестевшими как от лихорадки глазами и еле-еле шептала:

— Он жив!..

Нет, Жером Фандор не мог допустить, чтобы у девушки появились напрасные иллюзии после рассказа, который наверняка произвел на нее сильное впечатление, но который тем не менее не имел никакого значения.

Он в нескольких словах поблагодарил сторожа пристани за полученные сведения и отпустил его.

Едва за ним закрылась дверь, как Жером Фандор бросился к Элизабет:

— Бедняжка!

— О, не жалейте больше меня! Меня не надо больше жалеть! Мой брат жив! Этот человек его видел!..

Нужно было избавить ее от ложной надежды…

— Ваш брат умер, — заявил он, — если бы это был он, то сторож должен был видеть его позавчера утром, а не вчера утром, и потом, уверяю вас…

— Но, в конце концов, этот господин говорил правду…

— Уверяю вас, что у меня есть все основания считать, что пловец, который переплыл Сену, был не вашим братом…

— Боже мой, кто же это тогда был?

Жером Фандор секунду поколебался.

Должен ли он был выдавать ей свой секрет? Он сдержал себя:

— Это был не он, я это знаю!

Его тон был таким твердым, голос его звучал так искренне, что Элизабет Доллон, поверив, что он говорит правду, опустила голову и начала тихо-тихо плакать…

Жером Фандор позволил девушке немного поплакать, затем мягко спросил у нее:

— Вы не против, чтобы мы поговорили еще немного? Видите ли, меня удерживают страшные обязательства… Я не могу вам всего сказать, хотя я так хотел бы вам помочь! Но прежде всего, умоляю вас, избавьтесь от надежды, что брат ваш по-прежнему жив…

Элизабет печально вытерла слезы и, стараясь, чтобы ее голос не дрожал, произнесла:

— Ах, месье! Что же со мной будет? Я надеялась на ваше доброе сердце, я думала, что найду в вас поддержку, опору, вы же обещали мне, и вот сейчас вы меня оставляете… О, сейчас я вижу, в своих статьях вы пишете одно, а думаете совсем другое; я в отчаянии… Если бы вы знали, как мне нужно, чтобы меня кто-то поддержал, кто-то помог, я в полной растерянности, я совсем одна, я так одинока…

Девушка не могла продолжать, рыдания душили ее, тело ее мелко-мелко вздрагивало.

Жером Фандор подошел к ней и тихим нежным голосом, испытывая большую симпатию и огромную жалость к этой несчастной девушке, под чье очарование он попал, попытался успокоить ее, отвлечь от мрачных мыслей:

— Ну, мадемуазель, успокойтесь же. Я обещал вам помочь, я сделаю это, будьте уверены. Но для этого мне нужно узнать немного о вас. Кто вы, ваша семья, ваш брат, кто ваши знакомые, друзья и враги. Очень важно, чтобы я вошел в вашу жизнь не как судья, а как товарищ, которого интересует все, что волнует вас. Доверьтесь мне! Если вы мне расскажете о себе, то, может быть, тогда общими усилиями мы сможем приоткрыть тайну, которая до сих пор остается нераскрытой.

По мягкой и искренней интонации, с которой говорил молодой человек, мадемуазель Доллон поняла, что он говорит правду.

Этой бедной одинокой девочке необходимо было облегчить душу перед тем, кто выказал бы по отношению к ней хоть каплю участия.

Очень быстро, совсем не по порядку, но все-таки доходчиво девушка обрисовала журналисту главные вехи своей, довольно простой, жизни, какую она вела подле брата, которого она боготворила.

Она рассказала о своем детстве, не подозревая, что Жером Фандор — он же Шарль Рамбер — когда-то в детстве играл вместе с ней.

Она в нескольких словах упомянула об убийстве маркизы де Лангрюн — это был такой же трагический эпизод в ее жизни, как и ужасная смерть отца, старого управляющего Доллона, который, перейдя от маркизы на службу к баронессе де Вибре, также стал жертвой преступления.

Она рассказала, как Жак Доллон и она, оставшись сиротами, переехали в Париж, имея при себе лишь небольшие сбережения, накопленные отцом.

Элизабет работала портнихой, Жак занимался искусством.