Александра Романова - Таланты и покойники Страница 18

Предыдущая постановка — «Король Лир» — тоже благополучно пролетает. А то, что было до нее, в свете последних двух спектаклей мнилось дешевой поделкой, к которой стыдно возвращаться. Единственный выход — затеять что-то новое. Новое, оно всегда интересно, им легче увлечь, чем надоевшим старьем. Вот если б у Маринки нашлась еще одна пьеса…

Телефонный звонок подруге несколько повысил Викино настроение, поскольку пьеса действительно имелась, и Марина была готова прийти и всем ее прочесть. Правда, несколько нервировала мысль о Сосновцеве — неужто тот все-таки отберет помещение для своего идиотского бильярда? Хотя после статьи Черновой — вряд ли. Статья желтая, это факт, зато необычайно полезная. Виктория Павловна Косицкая там представлена как крайне талантливый режиссер, а Сосновцев упомянут в качестве руководителя новой формации, в одном лице сочетающий бизнесмена и мецената. Директору это наверняка понравилось, он на лесть падкий.

Во вторник после обеда Вика решительно села за письменный стол, дабы хорошенько продумать стратегию и тактику своих дальнейших действий. Обстановка изменилась, к ней теперь необходимо должным образом приноровиться, и, чем скорее, тем лучше. Однако затея не удалось — помешал нежданный гость. Или следователя неправильно называть гостем? Только Игорь Витальевич так смущался, явившись непрошеным, так извинялся, что воспринимать его вынюхивающей ищейкой Вика не могла. Присутствуй тут Марина, она бы наверняка потом ехидно заметила, что ищейка действует по всем законам психологии, однако подруга отсутствовала, а Вике подобная мысль в голову не закралась.

— Вы простите меня, Виктория Павловна! Ежели я не вовремя и вам помешал, то, может, я в другой раз… Сейчас проезжал мимо и подумал… чем вас к себе вызывать, уж лучше…

— Вам чаю или кофе? — уточнила Вика. — Или борща?

— Ну что вы! Я вовсе не хочу… будто бы навязался… я…

— Я варю очень вкусный кофе — конечно, если вы пьете крепкий. А борщ, признаюсь честно, готовил Лешка. Он сейчас в школе.

— Какого чудесного вы воспитали сына! В тринадцать готовить борщ — это уникально.

— Он сам воспитался, — машинально возразила Вика, несколько удивленная: когда это успела поведать Талызину о возрасте Лешки? — Ну так что, Игорь Витальевич?

Хозяйствовать она не любила, зато кормить обожала. Нет, иначе — она не представляла себе, что можно выпустить пришедшего к ней в дом человека, не угостив его хотя бы чашкой чая. А еще лучше — любимого ею кофе с бутербродами.

— Кофе, — кивнул следователь. — Спасибо.

Виктория Павловна сварила кофе, выложила на стол хлеб, масло, сыр и колбасу.

— Режьте сами, хорошо? А то один любит тонко, другой толсто. Да и вообще, я — сторонница самообслуживания.

— И хорошо. Я, кстати, тоже вроде вашего Лешки — умею борщи варить.

— Вашей жене повезло! — хитро среагировала Вика. Вот теперь по ответу выяснится, женат ли следователь. Не то чтобы ее это сильно волновало, однако любопытно.

— Не уверен, что являюсь большим подарком, — развел руками Талызин. — И сейчас вы в этом убедитесь. К сожалению, даже в такой приятной обстановке я вынужден думать о делах. Вы уж извините меня, Виктория Павловна.

— Это ваша работа.

— Да. Скажите мне, Виктория Павловна, накануне смерти несчастного Преображенского… то есть в пятницу… вы не припомните, не было каких-нибудь необычных событий? Инцидентов, обративших на себя всеобщее внимание?

— Нет, — твердо заявила Вика.

— А в тот самый день, в субботу? Я имею в виду, разумеется, не смерть, а что-либо еще. Ничего особенного не произошло?

Вика наивно захлопала глазами.

— Ну, конечно, произошло! Премьера.

— Ну, премьеру помню и я, — улыбнулся следователь. — А больше ничего не было?

И на легкое пожатие плеч с той же улыбкой ответил:

— Вы знаете, Виктория Павловна, что врать нехорошо?

— Нет, — моментально заявила она.

— Как — нет? — несколько опешил собеседник.

— Очень просто. Хорошо или нехорошо врать, зависит от обстоятельств.

— Да? Вы в этом уверены?

— Конечно. Вот, например, — оживилась Вика, — при встрече с приятельницей будет довольно странно, если я откровенно заявлю: «Ну, ты сегодня просто страшилище, а платье свое, кажется, нашла на ближайшей помойке». Я и не заявлю, а наоборот, навру, что она прекрасно выглядит. И ей лучше, и мне. Разве нет?

— Вы имеете в виду элементарную вежливость, — догадался Талызин.

— И ее тоже. Вообще, в жизни всякое бывает. Зацикливаться на правде глупо.

— Но вводить в заблуждение следственные органы тоже не слишком умно, — спокойно заметил Игорь Витальевич.

«Влипла», — подумала Вика, а вслух сказала:

— Не понимаю, о чем вы.

— О происшествиях. Трудно поверить, что вы забыли, Виктория Павловна, об эпизоде, в котором сами принимали весьма деятельное участие. Я имею в виду открытый люк, куда чуть не провалился покойный Преображенский.

— А, вы об этом! — старательно засмеялась Вика. — Я и думать не думала. Вы не знаете театра, Игорь Витальевич. Подобных происшествий там пруд пруди, я и внимания на них не обращаю.

Она не понимала толком, почему ей так хочется скрыть правду, но ужасно хотелось. Не его это дело, человека постороннего, выпытывать подноготную честных людей и вмешиваться в их личную жизнь. Ишь, явился, будто просто так, а сам выспрашивает! Обсудить все с Маринкой — это одно, а со следователем — совсем другое. Даже если предположить, что среди членов студии затаился убийца, почему из-за него должны страдать остальные? Только, скорее всего, никакого убийцы нет.

— Значит, покушения на ваших артистов, — хитро посмотрел на Вику Талызин, — происходят постоянно? Вот где, оказывается, требуется стационарный милицейский пост, а наивные участковые караулят на районных дискотеках…

— Ну какие покушения, Игорь Витальевич, побойтесь Бога! Сразу видно, что вы плохо знали характер Евгения Борисовича. Вы ведь не были с ним знакомы? — уточнила Вика, памятуя о Марининых размышлениях по данному поводу.

Но хитрый собеседник снова выкрутился, осведомившись:

— При чем тут характер Евгения Борисовича?

— Притом что он был большой фантазер и любил привлекать к себе внимание. Если б мы принимали всерьез его заявления, давно посходили бы с ума. Я лично привыкла его успокаивать, даже не вникая в причину. Теперь я действительно вспомнила, что-то такое с люком было. А кто вам рассказал?

— И замечательно, что вспомнили, — обрадовался Талызин. — Расскажите, пожалуйста, во всех подробностях.

— Ну какие подробности? Случайно остался открытым люк, вот и все. А Евгений Борисович, увидев, закатил скандал: мол, мог туда упасть. Так не упал же! Если на то пошло, скорее рисковал Кирилл, именно он должен был первым идти из левой кулисы, а он взял да вышел справа.

— Вот как?

— Ну да. Только Кириллу в голову не пришло придавать эпизоду с люком какое-то значение, он понимал, что это случайность. Кирилл, он нормальный, а Евгений Борисович… О мертвых ничего, кроме хорошего, но он был человек неадекватный, это вам всякий подтвердит.

— Тем не менее в данном случае Преображенский оказался прав, — задумчиво заметил следователь.

— В каком смысле?

— На следующий день он все-таки погиб из-за аналогичного эпизода.

— Ну, — смутилась Вика, — случайное совпадение… бывает…

— В одно случайное совпадение я поверю, — словно процитировал Марину Талызин, — а два уже наводят на размышления.

— На какие размышления? — двинулась напролом Виктория Павловна.

— Размышления о сомнении в их случайности, — витиевато ответил Игорь Витальевич.

— А разве… разве есть основания?

— Некоторые — есть. По крайней мере нет должной определенности.

— Вы хотите сказать, кто-то нарочно скинул Преображенскому на голову блок, а до этого нарочно открыл люк? И вы это серьезно?

— Не стану утверждать наверняка, Виктория Павловна, но отметать данное предположение нет причин. Итак, мы с вами вспомнили, что в пятницу был оставлен открытым люк. Евгений Борисович не обвинял в этом никого конкретно?

«Если знает, так чего спрашивает? Из вредности?» — пронеслось в голове у Вики. В нее словно вселился бес противоречия, и она с вызовом заявила:

— Не помню. Я не вслушивалась.

Ей вдруг показалось, что поведение ее Талызина веселит. По крайней мере глаза его подозрительно блестели. Впрочем, голос был серьезен.

— Ясно, ясно. А необычных происшествий, случившихся в субботу, вы тоже не помните? Кроме премьеры и смерти, разумеется. Например, связанных с племянницей Преображенского?

— Таша мандражировала перед премьерой, но ничего необычного в этом нет, — сухо пояснила Вика.

— Вы даже приезжали к ней домой.