Фредерик Дар - Княжеские трапезы Страница 18

— Вот ведь негодяй! — ответила девчонка, обращаясь к Банану.

— О нет, вы не правы, — запротестовал Селим, — лучше парня не найти, просто он любит подначивать.

Мари-Шарлотт направилась к деревянной лестнице.

— Здесь он и живет?

Боясь каких-нибудь выходок с ее стороны, Банан пошел за ней, хотя девчонка держалась вполне миролюбиво.

Осмотрев скромное жилье, Мари-Шарлотт сказала улыбаясь:

— Да, именно так я и думала: все чистенько, бедненько, но со вкусом. Твой хозяин напоминает мне семинариста. Прекрасно могу представить себе, как он стоит на коленях на коврике и молится.

— А вот тут вы попали пальцем в небо: это не его стиль.

— Заблуждаешься! В душе — это именно его стиль. Можешь мне поверить: я никогда не ошибаюсь в людях. Ты что, не веришь мне?

Банан улыбнулся:

— Почему бы и нет?

Девчонка подошла к нему поближе.

— Если ты отпустишь усы, то будешь похож на Омара Шарифа в молодости. Ты видел «Доктора Живаго»? Класс!

Банан этого фильма не видел.

— Поцелуй меня! — приказала Мари-Шарлотт. Парень так перепугался, что она покатилась со смеху.

— Тебя смущает мой юный возраст? Не верь внешности: мне уже тысяча лет!

Девчонка привстала на цыпочки и так страстно, так нетерпеливо, так резко поцеловала Банана, что тот чуть с ума не сошел. Целуя его, Мари-Шарлотт не забыла проверить, распространяются ли ее чары «ниже».

— Я знала, ты парень что надо! — прошептала она, отрываясь от него, чтобы набрать воздуха.

Умелым жестом Мари-Шарлотт расстегнула на Селиме куртку и джинсы.

От ее смелости и проворства Селим совершенно растерялся и разрешил ей все, что она хотела, а вскоре испытал величайшее блаженство.

— Ты правда можешь одолжить мне мопед? — спросила Мари-Шарлотт, когда все завершилось.

— Я же сказал!

— А почему твоя сестра не пользуется им?

Банан рассказал девчонке о несчастном случае, повлекшем за собой черепно-мозговую травму. Мари-Шарлотт вспомнила о таксисте, снова услышав удар фотоаппарата о висок. Один удар — сильный и неожиданный — и все кончено. Она не хотела убивать того мужчину. Несчастный случай! Это было так же глупо, как и при несчастном случае. Сначала все идет нормально, а потом вмешивается какая-то сила, и все изменяется. Мгновенный переход от будничного к драматичному; от жизни к смерти.

— Ей лучше? — рассеянно спросила Мари-Шарлотт.

— Да, она поправляется, но постепенно. После выхода из комы она понемногу становится самой собой.

Банан и девчонка спустились вниз. «Солекс» стоял в гараже за грудой шин. После того случая на заднем колесе не хватало двух или трех спиц и не держался брызговик.

— Если у вас есть четверть часика, я все починю, — сказал Банан.

— О'кей, но почему ты не обращаешься ко мне на «ты»?

Парень скорчил гримасу.

— Может быть, потому, что вы слишком молоды.

— Отсасывала я у тебя как большая! Тебе понравилось?

Парень кивнул.

— Хочешь еще?

Еще один кивок.

— Ты красивенький и симпатичненький. Я бы хотела, чтобы Франция стала арабской.

— Что за мысли!

— Чтобы французы покончили со своим дурацким прошлым! На этом хреновом фундаменте ничего путного не построишь. Ты меня уже немножко любишь?

— Думаю, что да.

— А что ты чувствуешь?

— Страх.

— Понимаю. А вот я не люблю тебя и никогда никого не полюблю.

— В вашем возрасте не стоит этого утверждать.

— Стоит. Я никого не полюблю, потому что всю жизнь хочу быть сильной.

— У вас никогда не будет детей?

— Только не это! Эти засранцы гадят на тебя и в детстве, и когда подрастут. Нет уж, спасибо!

Банан принялся чинить мопед. Мари-Шарлотт любовалась его ловкостью, казалось, он вдыхал душу в инструменты.

Приподняв «солекс», араб крутанул педали. Колесо нормально вращалось.

— Вы умеете им пользоваться?

— Что за вопрос! Ты считаешь, что я деревенщина? Ты действительно не хочешь за него денег? Эдуар прав: вдруг ты этого мопеда больше не увидишь? Всякое может случиться, особенно со мной…

— Вот если потеряете его, тогда придется заплатить, потому что он не мой, а моей сестры.

— Согласна.

Мари-Шарлотт оседлала «солекс», похотливо подмигнула Банану и исчезла.

В конце дня Эдуар купил сельдерей в соусе ремулад, холодную курицу, корнишоны и крем-желе в оловянной упаковке. Он собирался к Эдит Лаважоль. После той ночи они так и не виделись, и Бланвен мечтал о встрече с любовницей. Мощное желание переполняло его, знаменуя собой начало их любовных игр.

Подъехав к ее дому, Эдуар увидел машину с номером, зарегистрированным в департаменте Луара, стоявшую перед палисадником Эдит. Он выждал полчаса, но никто так и не вышел, и потому Бланвену пришлось звонить своей любовнице по телефону-автомату. Она с плохо скрываемым смущением объяснила, что к ней неожиданно заявились мать и отчим, поэтому она не может его принять.

— А я так хотел потрахаться! — жалобно сказал парень.

Зная, что Эдит неудобно отвечать ему, Бланвен принялся рисовать ей картины любовных утех, которые он приготовил на сегодня.

При каждом описании учительница чинно отвечала «я сожалею, я очень огорчена, какая жалость», что примиряло Эдуара с этой жизнью, полной разочарований. Повесив трубку, он решил нагрянуть на стройку и купил для Рашели «Юманите».

Три женщины собирались садиться за стол, когда появился Эдуар. На столе стояли подогретая тушеная капуста и засохший сыр грюйер. Хотя Розина была толстушка и любила полакомиться, она редко бралась за готовку, тем более что и походные условия их житья не способствовали изысканной кухне.

— Я как раз вовремя! — закричал Эдуар, размахивая пакетами с покупками.

Рашель пришла в восторг, Розина принялась целовать своего «малыша», только Мари-Шарлотт молча сидела в углу с враждебным видом.

— Она послала тебя подальше? — спросила девчонка кузена, когда все рассаживались за столом.

— О ком ты толкуешь?

— О бабе, с которой ты собирался сожрать все это. На четверых здесь маловато сельдерея, и только два пирожных.

Во взгляде, который Эдуар бросил на Мари-Шарлотт, сквозила ненависть, смешанная с восхищением.

— Дуду, — прошептала Рашель, — ты не мог бы избавить меня от этой мерзавки? Мне не так долго осталось жить, а она укорачивает мои дни.

— Я буду тушеную капусту! — заявила Мари-Шарлотт, будто ничего и не слышала.

— Послушай-ка, мамочка, — вмешалась Розина, — я уже достаточно взрослая и сама знаю, что мне делать с Мари-Шарлотт. Мать девочки доверила ее мне.

— Тот еще подарочек!

— О! Хватит ворчать!

— Ба, — сказал Эдуар, — а не пожить ли тебе у меня?

На мгновение старуха возликовала, но затем нахмурилась.

— Очень любезно с твоей стороны, Дуду, но я уже говорила тебе, что это невозможно. За мной должна ухаживать женщина или санитарка.

— Я найму тебе сиделку на два часа в день. Новое предложение обрадовало старуху, но, как и в прошлый раз, сомнения развеяли эту радость.

— Ты славный мальчик, Эдуар, но не забудь о своей узкой лестнице, похожей на винтовую. Вы не сможете внести меня наверх!

— Вдвоем с Бананом сможем.

— Но ведь я уже никогда не смогу спуститься подышать воздухом, а мне он нужен в больших количествах, спроси у Розины. Я пожираю кислород. Воздух должен гулять у меня в легких.

— Послушайте, — сказала Мари-Шарлотт с набитым капустой ртом, — не ломайте себе голову: в начале следующей недели я уеду. Потерпите еще несколько дней!

— А почему бы тебе не уехать прямо сейчас? — жестко спросила Рашель.

Мари-Шарлотт покачала головой, в глазах у нее стояли слезы.

— Мне кажется, что скоро у меня впервые будут месячные, — ответила она. — И я хотела бы побыть это время с Розиной.

11

Походы к парикмахеру всегда были событием в жизни Розины.

Она считала, что только Наташа, слащавая блондиночка из предместий, способна смастерить ей на голове достойное сооружение.

«У нее умелые руки, — уверяла Розина, — ведь гением нужно родиться».

Трижды в месяц мадам Бланвен вверяла свою голову чудо-парикмахерше. Во время этих визитов Розина расслаблялась. Пока ею занимались, она пила кофе, поедала бутерброды, читала женские журналы и болтала с Наташей о жизни.

В эту пятницу тетка предложила племяннице сопровождать ее, а заодно и вымыть голову. Мари-Шарлотт согласилась. Все поездки мадам Розины обеспечивал Банан — это входило в его обязанности, и он гордился своей миссией. Девчонка уселась на заднем сиденье большого «Ситроена-15 six», принадлежащего Эдуару, и всю дорогу не спускала с Банана глаз.

Розина пустилась в разглагольствования, будто уже находилась в большом парикмахерском кресле.