Людмила Милевская - Мерзавец на выданье Страница 19

— Я здесь, — растерялась Валерия, ругаясь в душе, что толком не научилась врать любимой подруге.

Но Елизавета была слишком увлечена, а потому, не дожидаясь ответа, скомандовала:

— Лерка! Дуй сейчас же ко мне!

— Прямо ночью?

— Времени мало. Завтра конкурс!

— Конкурс?! — Валерия мигом забыла про поражение, про Круглова. — Конкурс! — запаниковала она.

— Да! Да! — радуясь, подтвердила Елизавета. — Конкурс! И ты его выиграешь!

— Сомневаюсь…

— Никаких «сомневаюсь»! У нас впереди целая ночь!

Глава 15

Старик Кляйст был разъярен — пожалуй, таким его никто не видал. Презрев важнейшие дела, он, словно юнец, стремительным броском перемахнул через океан и злым коршуном ворвался в греческую резиденцию Дорофа (якобы отбывшего на отдых).

— В чем дело?! — кричал он и топал ногами. — Операция началась! И я узнаю об этом случайно! Майкл, как ты мог на это пойти?! Мальчишка! Тебя опять подставляют! Твои же друзья! Неужели не понимаешь?! Это ловушка, а ты покорно в нее идешь! Тебя что, собственная жизнь уже не волнует?!

Дорофа в этот момент волновало только одно: не хватил бы старикашку удар. Дороф уже был уверен, что Кляйст его предал и все равно жалел своего врага.

«Вот что делает жадность с людьми, — думал Дороф. — Помрачилось его сознание. Казалось бы, что еще старикану надо? Все есть у него: власть, деньги, болезни… Сиди спокойно на вилле да язву с геморроем лечи. А он пускается во все тяжкие. Будто у старикана осталось время замолить свои грехи. Так и сойдет на два метра под землю с камнем за пазухой».

Для себя Дороф решил не наказывать Кляйста и, уж тем более, под суд его не отдавать.

— Тихо-мирно проводим на пенсию и пускай доживает в покое, — сказал он друзьям.

Добряк Дэн согласился, пожав плечами:

— Как знаешь, дружище. Если Кляйст от дел отойдет, не вижу в старикане опасности. Пусть доживает в покое.

Круз был поражен:

— Как это — пусть доживает в покое? Вы что говорите? Тогда уж давайте ему под задницу утку подкладывать и завтрак в постель подавать.

— Давайте, — с улыбкой одобрил предложение Дороф. — Я всегда немощным помогал.

Флегма Круз впервые взорвался:

— Что я слышу, черт возьми! Такой благотворительности не понимаю!

Благотворительности Круз никакой не понимал, хотя регулярно производил отчисления во всевозможные фонды. Он не признавал лирики. Истинный американец, прагматик до мозга костей, он понимал лишь сухой расчет. Из сухого расчета и был Круз порядочным. Если благородство для дела полезно, если оно приносит проценты, то почему бы и не вложиться в него. Поэтому, когда Дороф решил финансировать грандиозную благотворительную программу по излечению детей неимущих, Круз лишь спросил:

— Чем нам это вернется?

— Добрым именем, — ответил Дороф.

Круз не возражал:

— Доброе имя — это рынок. Рынок — это доходы. Хорошо.

А вот Кляйст был недоволен.

— Зачем лишнее платить? — спросил он сердито у Дорофа. — Хватит той суммы, которая в этих случаях принята. Больше с нас никто не потребует.

— Я сам от себя требую и в будущем планирую отчисления в фонды утроить, — заявил Кляйсту Дороф.

Старик был потрясен.

— Зачем? — спросил он и в глазах у него обозначилась беспомощность, даже горе.

«Как же это? — говорили его глаза. — Я, живота не жалея, тебе богатства коплю, а ты легкомысленно их разбазариваешь?»

Впрочем, думал Кляйст по-другому: он лихорадочно подсчитывал убытки и мрачнел.

Дороф, видя его безутешное горе, попытался обратить старика в свою веру. Он начал рассказывать о толстой и глуповатой Мэриан, у которой холецистит, и тромбофлебит, и еще в правом боку что-то колет. Врачи долго ее крутили, да так ничего не нашли. Мэриан лопает «маки», плачет над мыльными операми, сочувствует президенту — она добрая и много работает. Муж ее выпивает, но тоже много работает. И они бедны. Бедны их соседи — очень добрые работящие люди. И родственники Мэриан тоже бедны…

— Зачем мне все это знать? — удивился Кляйст.

На лице его вместо сочувствия Дороф увидел лишь отвращение. «Грязная пьяная Мэриан над мыльной оперой слезы льет и стонет от холецистита… Лучше бы меньше лопала „маков“…» — говорило его лицо.

Дороф вздохнул:

— Кляйст, старина, ну как тебе объяснить? Ты веришь в бога?

— Регулярно в церковь хожу.

— Тогда ты поймешь. Человеческое общество не должно жить по законам джунглей: сильные выживают — слабые погибают. Мы же люди, мы не животные, у нас другой естественный отбор. Мы должны размышлять и спрашивать себя хоть иногда: почему мне Господь так много дает? Не для того ли, чтобы я мог позаботиться о тех, кому Бог дал не деньги, а нечто другое? У Мэриан доброе сердце. Оно открыто для всех. Но не дал ей Господь того ума, который позволил бы ей получить образование. Она не бездельница, но труд ее дешево стоит. Не заработать старухе на операцию, не вылечит она свой тромбофлебит. Что же ей, умирать? Могу ли я, зная это, считать себя человеком?

Кляйст почернел.

— Я все понял, — угрюмо ответил он. — Ты коммунист.

— Я человек! — рассердился Дороф. — Мне не лезет в горло кусок, если я им не поделился с теми, у кого его нет!

— Тогда раздай все бедным! — закричал Кляйст. — А я, по-твоему, не человек? Ты мальчишка! Зачем ты работаешь?

— Я делаю то, что мне нравится. Я люблю зарабатывать деньги. У меня это получается, это приносит мне удовольствие…

— И ты решил за свое удовольствие нищим теперь заплатить? Хочешь мир переделать?

— Нет, просто без этого жизнь моя совершенно теряет смысл. Зачем мне много денег? Сам знаешь, на себя я трачу немного.

Кляйст успокоился и решил дипломатично зайти с другой стороны.

— Майкл, — сказал он, — во всем нужна мера. Ты своим трудом и своим умением помогаешь всем этим беспомощным Мэриам, ты даешь им работу. Сами они ни на что не способны. В нашем обществе для того, чтобы не жить по законам джунглей, все неплохо устроено. Тебя заставляют делиться на каждом шагу. Мало того, что ты даешь заработать беспомощным людям, так еще и благотворительностью занимаешься…

Дороф взорвался:

— Перестань! Я даю им заработать ровно столько, чтобы они могли приносить мне доходы. Даю и тут же отбираю. Я бессилен что-либо здесь изменить. Я не могу переделать законы рынка, но зато я могу поделиться своим. Ты пойми, речь идет о здоровье. Я обязан больным помочь. Все, на этом поставим точку. Я буду расширять благотворительные программы.

Кляйст возражать перестал, лишь буркнул:

— Я думал, что ты американец, а ты русским остался. Видимо, у русских коммунизм в крови.

Больше к этому вопросу Кляйст не возвращался, а через год начались покушения на Дорофа. Сам он о том разговоре забыл — Круз напомнил, когда Дороф его спросил:

— Вот ты обвиняешь в предательстве Кляйста, но зачем ему меня предавать?

— Не может старик смотреть на то, как бездарно расходуются капиталы компании, — ответил Круз.

Незадолго до этого Дороф составил завещание, по которому все, чем он владеет, наследует Дэн — разумеется, в случае смерти Дорофа. Решение свое он Кляйсту и Крузу не афишировал, но Дэн, испугавшись ответственности, так много ему возражал, что всем стало ясно на какой почве не ладят друзья.

— Странные эти русские, — как-то сказал Крузу Кляйст. — Впервые вижу как абсолютно искренне от денег отказываются.

— Да-а, — согласился Круз, — у русских все по-другому, у них даже деньги бывают лишними, если об ответственности заходит речь.

Дэн долго просил друга изменить завещание, но Дороф отказывался. Он понял возражения Дэна: не ответственности он боится, а дурацких детективов начитался. Дэн мотивов страха и не скрывал.

— Завтра грохнут тебя и на меня все свалят, — жаловался он другу. — Мол мафия, я русский, ляля-фафа, сам знаешь. Не допустят ваши америкосы, чтобы к русскому лоху их бабки попали. В итоге я окажусь за решеткой и наследства лишусь, как твой убийца, или на электрический стул попаду, а компаньоны твои все захапают.

— Глупостей не болтай, русский лох, — шутливо отбивался Дороф. — Здесь не Россия. У нас такие страсти происходят только в кино. В Америке не принято в чужие карманы заглядывать. Этим занимаются одни налоговики.

Действительно, Круз и Кляйст к завещанию отнеслись спокойно. Кляйста больше волновали щедрые пожертвования Дорофа. Круза, возможно, тоже они волновали, но он молчал.

Дороф, не обращая на их недовольство внимания, энергично осуществлял свои благотворительные программы, но вскоре обнаружилось, что в чем-то старик Кляйст был прав. Случайно выплыло, что несколько фондов, которые щедро спонсировал Дороф, цинично перекачивают его пожертвования террористам. Кляйст ликовал, но помалкивал.