Галина Куликова - Сумасшедший домик в деревне Страница 19

Дальнейшие события развивались синхронно.

К Косте Бунимовичу обратилась с вопросом девица в тортиках и трогательной маечке, надетой на голое тело. Тело было таким зрелым, таким чувственным, что Бунимовича тотчас же потянуло на солдатские анекдоты. Он отвернулся от зала и распушил хвост.

Никифоров маячил где-то между соками и газировкой. Женщина в соломенной шляпке задела его плечом, он непроизвольно схватился за полку, толкнул батарею бутылок, и одна из них, — конечно же, стеклянная! — грохнулась о пол и разбилась, брызнув в разные стороны осколками и пенящейся жижей. Женщина взвизгнула и запричитала:

— Ой, ой! Ноги! Стекляшки впились мне в ноги!

Она завертелась на месте, и расстроенный Никифоров завертелся вместе с ней — предлагая свою помощь, извиняясь и пытаясь отодвинуть ее от осколков, валяющихся на полу.

Тем временем в проход между стеллажами, где, кроме Полины, прогуливались несколько подростков, с разных сторон вошли два молодых мужчины. Оба брюнеты, оба высокие, крепкие, с простецкими физиономиями. И мозолистыми трудовыми руками.

Они поглядывали на полки с продуктами, но ничего не брали. Даже корзинок у них при себе не было. Столпившись возле чипсов, подростки толкались и гоготали, как гуси.

Полина поняла, что ее взяли «в коробочку»

Только когда кто-то загородил свет.

— Андрей Андреевич! — что было мочи крикнула она, позабыв от страха, что они перешли на «ты».

Тут же что-то ужалило ее в плечо. Она рванулась изо всех сил, шприц упал на пол, и один из нападавших прошипел:

— Черт!

Потом повысил голос и, поддерживая Полину за талию, сказал:

— Осторожнее, тут женщине плохо!

Полина почувствовала, что мир куда-то уплывает. Картинка исказилась, предметы стали такими, словно отражались в кривом зеркале. И тотчас в этом зеркале появился знакомый силуэт, который заревел страшным голосом:

— Костька! Сюда, твою мать!

Полина очнулась, когда на улице уже стемнело. Летняя ночь хозяйничала в комнате — окно было распахнуто настежь, занавеска вылетела наружу и танцевала в ветвях соседнего дерева. Никифоров очень прямо сидел на диване у нее в ногах. Глаза его были закрыты, на лице — сосредоточенное выражение. Бунимович дремал в кресле, бесшумно вдыхая и громко выдыхая. Умиротворяющая картина заставила Полину некоторое время лежать неподвижно. Потом она пошевелила ногой, и Никифоров мгновенно ожил.

— Есть! — громко сказал он, встретившись с ней глазами. — Костька, вставай, она пришла в себя.

Тот немедленно встал и навис над ней, загородив свет настольной лампы.

— Ну-с? — спросил подскочивший Никифоров тоном ненастоящего, киношного доктора. — Как мы себя чувствуем? — И потер руки.

— Ты просто свинья! — немедленно сказала Полина. Еще несколько дней назад представить, что она бросит ему в лицо подобное обвинение, было немыслимо. — Я ведь говорила, что за мной охотятся! Обязательно нужно было проверять!

— Больная чувствует себя хорошо, — сделал заключение Бунимович, принимая вертикальное положение.

— Пить! — потребовала Полина. Именно потребовала, потому что они оказались виноваты. Оба. — Вы кого-нибудь схватили хотя бы? Сдали в милицию?

Ее защитники переглянулись. Стало ясно, что они никого не схватили и не сдали. У Бунимовича на скуле наливался багровый кровоподтек, а у Никифорова была разбита рука.

Он налил в стакан минералки и сказал:

— Зато мы знаем, как они выглядят. И знаем, что их много.

— Четверо, — поддакнул Бунимович.

— Пятеро, — поправила Полина, придерживая свободной рукой голову, чтобы она не рассыпалась на кусочки. — До этого я видела троих, и в магазине на меня напали еще двое.

— Это какое-нибудь тайное общество! — сделал вывод Костя. — Какая-нибудь подпольная организация. Какая-нибудь «Азазель».

— Что они имеют против меня? — проскрипела Полина, свесив ноги с кровати и обнаружив, что ее сарафан помялся так, будто на нем плясал слон.

— Мы купили тебе халат, — сообщил Никифоров, заметив ее испуг.

— И тапочки, — подхватил Костя.

— Белые? — уныло спросила она.

Они купили ей не только халат и тапочки, но и еще какую-то одежду, которую выбирала продавщица. Бунимович двумя руками показывал, какой толщины и высоты Полина, а продавщица, нервно облизывая губы, выхватывала из ряда висящих на плечиках нарядов то один, то другой. Потом они принесли в обувной магазин старенькие Полинины босоножки. Радостные девушки, взяв их на изготовку, разбежались по залу, после чего насовали им в пакет дюжину разномастных коробок.

— Никогда не покупал столько обуви сразу, — признался Никифоров.

— Ты что, жениться на ней собрался? — спросил Костя, уверенный, что дело этим и кончится.

— Я?! — вспетушился тот. — Если я женюсь второй раз, можешь смело объявлять меня недееспособным и сдавать в сумасшедший дом.

Полина выпила еще минералки, утерла губы тыльной стороной ладони и спросила:

— Вы купили мобильный? Я хочу позвонить тете Мусе.

— Купили! — Костя немедленно сорвался с места и притащил маленький телефончик.

— Кстати, какой сегодня день? — спросила Полина. — Вчерашний или уже завтрашний?

— Ты отключилась всего на несколько часов, — успокоил ее Никифоров. — Тебе удалось сломать шприц, поэтому нападавшие не успели ввести в тебя все, что в нем было.

— А что в нем было? — немедленно поинтересовалась она.

— Наверное, снотворное.

— Наверное? Вы не знаете точно? Вы что, даже не вызвали для меня врача? — обиделась она.

— Зачем? — Никифоров пожал плечами. — Совершенно ясно, что они не собирались тебя убивать. Только пугали.

— Кому это совершенно ясно? — подал голос Костя.

— Мне, — коротко ответил Никифоров и велел:

— Диктуй номер тети Муси.

Полина продиктовала и тут же обеспокоилась:

— А что, если она уже спит?

— Ничего, поговоришь с Эдиком, — ответствовал Андрей.

Эдуарда никто и никогда не называл Эдиком. По крайней мере, она не слышала. Сын тети Муси как раз и подошел к телефону.

— Пелагея! — раздался в трубке его взволнованный голос. — Куда ты подевалась?! Твой сосед по даче сообщил, что ты сгинула в каком-то отделении милиции. Зачем тебя туда понесло?

— Я заявляла о том, что на меня напали, — пробормотала Полина. — А… А вы были в квартире Люды?

— Мы были, — коротко ответил Эдуард. — Квартира пустая. Но это не главное. У нас очередная плохая новость — Людмила пропала.

— Как? — ахнула Полина, и Никифоров немедленно прислонил свою щеку к ее щеке, чтобы слышать все, о чем говорит ее родственник.

Щека запылала, словно нагретая жарким солнцем. Почувствовав этот жар, Андрей немедленно забыл, зачем прижался.

— Мамуле позвонила подруга Людмилы, некая Наташа Скворцова. Они вместе работают в клинике.

— Ах, — прошептала Полина. Было непонятно, к чему относится это «ах», к тому, что говорит Эдуард, или к тому, что Никифоров так близко.

— У этой Наташи в Болгарии живет подруга. Бывшая одноклассница, которая вышла туда замуж. То есть в Болгарию, — пояснил он, потому что Полина не подавала признаков жизни.

— И что? — пискнула она, почувствовав, что он ждет от нее какой-нибудь реакции.

— Наташа собрала для нее посылочку и попросила Людмилу передать; Одноклассница встречала ее в аэропорту.

— Ну? — спросила Полина с придыханием.

— Ну и она не прилетела.

— Как? — испугалась Поля. — И она тоже?

— Ясно, что с ними обоими что-то случилось, — подвел итог Эдуард. — И с Людмилой, и с Максимом.

— Телефон Наташи Скворцовой, — одними губами сказал Никифоров прямо Полине в щеку.

Ее сердце повело себя так, как если бы его хозяйка рискнула прокатиться на американских горках — сначала зависло в пустоте, а потом ухнуло вниз.

— Дай мне телефон Наташи Скворцовой, — выдавила она из себя.

— Собираешься ей позвонить? — удивился Эдуард. — Вряд ли она скажет тебе что-то новое. Впрочем, запиши, если уж так хочется. Правда, она дала мне только рабочий.

Полина стала повторять цифры, которые называл Эдуард. Она повторяла, а Бунимович, послюнявив грифель, записывал их красным карандашом на листок отрывного календаря.

— Кстати, ты сама-то где? — спохватился в конце концов родственник. — Надеюсь, не в милиции? Тебя не задержали? Ты совершенно к жизни неприспособленная. Как ты будешь детей учить?

Она была убеждена, что у нее это получится хорошо, но Эдуарду об этом говорить не стала. Слишком близко был Никифоров, и его ресницы щекотали ей кожу.

Андрею тоже стоило большого труда сосредоточиться. У ее рыжих волос был наивный запах, похожий на аромат фиалкового мыла. Он постарался отвлечься от ее волос, ее запаха, вообще от нее всей и снова подсказал:

— Оставь номер своего мобильного.

— Со мной все в порядке, — пискнула она в трубку. — Запиши номер моего мобильника.