Жан Эшноз - Высокие блондинки Страница 19

— Тогда наплюй на них, — посоветовал Персоннета. — Брось их всех.

— Я никогда никого не бросаю, — объявил Боккара. — Это слишком утомительно. Пускай уж лучше бросают меня — по крайней мере, ничего не надо решать. А в общем, — философски заметил он, — все не так уж и просто; можно ли точно определить, кто кого бросил?! Предположим, что один из двоих взял на себя эту инициативу. Но тот, кого бросают, не всегда выглядит покинутым, вот оно как!

Облегчив таким образом душу, Боккара надел наушники плейера, покрутил взад-вперед колесико настройки, вмонтированное в подлокотник, поискал музыку, напал на Шостаковича и откинул спинку кресла, чтобы удобнее было наблюдать за работой стюардесс.

В аэропорту Руасси Персоннета направился к первой же телефонной кабине, но когда в кабинете Сальвадора раздался звонок, тому опять было некогда. На письменном столе лежал главный проект Сальвадора, открытый на странице «Блондинки крашеные» (перекисью, окисью и т. д.).

— Так, — сказал он отрывисто. — Да. Значит, снова упустили?! — Не вникая в аргументы звонившего, он бросил: — Минуточку!

И, склонясь над разложенными по столу листками, быстро пометил на одном из них: «Перекись азота применяется также для производства отдельных видов взрывчатых веществ и ракетного топлива». Это наблюдение могло пригодиться для его проекта. Надо будет развить его как следует.

15

В Бомбее двадцать три часа. Обратите внимание, что нынче вечером в баре «Taj Intercontinental», так же как и в сиднейском ночном клубе, очень мало туземцев. Здесь сидят почти одни иностранцы — иностранцы как для этого города, так и друг для друга.

А теперь взгляните на двух женщин, которые только что вошли в бар, хохоча на весь зал, — в общественных местах не принято смеяться так громко. Это молодые, необыкновенно веселые женщины с букетом больших белых цветов, который они суют друг дружке каждые пять минут. С первого взгляда вы находите их красивыми, как ясный день, со второго — красивыми, как два разных дня, два праздничных ясных дня в разное время года.

Они встретились утром в самолете Сидней — Бомбей. Случайно оказались на соседних местах и начали обмениваться журналами, сигаретами и косметическими рецептами, затем хорошенько выпили и всласть наболтались, как это бывает только на дальних рейсах, в десяти тысячах метрах над морем и сушей. Рэчел, подобно Глории, путешествовала одна. И подобно Глории, не слишком распространялась о причинах и целях своих странствий; однако и в тот день, и во все последующие дни женщины будут неразлучны.

Они прибыли в Бомбей где-то к полудню. Поскольку у них не было определенных планов, они тотчас взяли такси и начали осматривать город, выходя из машины где попало, чтобы прогуляться пешком, сквозь душную смесь сладковатых запахов, густых, как кучевые облака, и исходящих от всевозможных пряностей, бальзамов, елеев, фруктов, цветов и фритюра, дыма и паленого рога, нафталина и смолы, пыли и гнили, выхлопных газов и экскрементов. Затем, проезжая через Марина-драйв, молодые женщины оказались в местах кремации покойников, и все вышеописанные запахи ненадолго сменились одним — запахом горящего мяса с примесью запаха горящих поленьев, благоухавших по-разному, в зависимости от социального положения того, кто уходил в небо вместе с их дымом: сандаловое или банановое дерево для богатых, манговое для всех остальных. И в этих прогулках наши дамы проведут весь день.

Если же вы, читатель, сидите нынче вечером в одиночестве за стаканом вина у стойки бара «Taj», то увидите, как эти чрезвычайно веселые дамы, которые только что вошли сюда, сразу же познакомились с двумя мужчинами, пребывающими точно в таком же чудесном расположении духа. Поскольку более веселая из двух женщин моментально выбрала более веселого из двоих мужчин, второй паре осталось только кое-как поладить меж собой. А вы наблюдаете за этой сценой издалека. И вам кажется, что эта четверка, разбившаяся на пары, не всегда обменивается репликами на одном языке; каждый из них говорит на своем — жестами. Вы сидите еще минутку, раздумывая, не заказать ли вторую порцию спиртного, но все же отказываетесь от этого намерения и покидаете сей гостеприимный бар как раз в тот момент, когда четверо наших весельчаков приходят к мысли, что языковой барьер совершенно не важен, ибо у любви свой язык, понятный всем без исключения. Однако если завтра, часам к одиннадцати, вы подниметесь по лестнице отеля и отыщете номер 212, приоткройте дверь и убедитесь, что там нет ни той, ни другой пары, а всего лишь Рэчел и Глория, которые спят, обнявшись, в одной постели.

Спустя несколько дней женщинам надоело слоняться по городу, и они стали проводить большую часть дня у себя в номере, поскольку времени у них было навалом. Они либо спали в обнимку, как в первую ночь, либо не спали, а сидели у открытого окна, куда слетались огромные дрозды с наглыми взглядами попрошаек.

У Рэчел в одном потаенном местечке была вытатуирована крошечная звездочка, дрозды издавали хриплые гортанные крики, как мужчина за миг до оргазма. И целый божий день через это окно в комнату доносился голос какого-то местного святоши, гнусаво распевавшего молитвы, музыкальный строй которых местами очень напоминал «Working class hero».[7]

Как правило, женщины выходили из отеля лишь к вечеру, дождавшись, когда спадет адская жара, чтобы подышать воздухом у пристани Элефанта или опрокинуть стаканчик в темной пивной с зарешеченной кассой, куда они пробирались по узкой тропинке через развалины снесенного дома. Там же, на пристани, они познакомились с молодыми людьми, которые целыми днями шатались без дела между отелем и яхт-клубом в толпе прочих лентяев. Это были хрупкие невысокие юноши, вежливые, чисто одетые, с пушком под носом и планами на будущее; они называли себя начинающими бизнесменами и с важным видом предлагали желающим широчайший набор услуг: снадобья для вдыхания, снадобья для уколов, девочек и мальчиков для сексуальных утех, обмен валюты и прочее. Рэчел не спешила пользоваться всем этим, однако положила глаз на одного из юных дельцов по имени Биплаб, явно увлеклась им и через несколько дней исчезла — исчезла из жизни Глории так же неожиданно, как и появилась.

Одиночество в Бомбее — совсем другое дело, город начинает казаться слишком шумным. Глория целых два дня не высовывала носа из гостиницы, бесцельно слоняясь между роскошными бутиками в холле. На третий день она попробовала разок выйти на улицу, но нищие стали приставать еще настырнее, чем прежде, испуская тот же гортанный клекот, что и дрозды; безногие калеки поползли к ней со всех сторон, и Глория вернулась к себе сильно обескураженная. Ей начинало не хватать Бельяра. За все время ее общения с Рэчел он не показался ни разу, но это было нормально. Теперь же, когда она осталась в одиночестве, он мог бы и удостоить ее своим визитом. Но, увы, Бельяр отсутствовал. Глория начала опасаться, не нашел ли он себе вариант получше, оставшись в Сиднее.

В любом случае пора было двигаться дальше. Рэчел рассказывала Глории о маленьком городке на юге страны, где ей так приятно жилось в небольшой, спокойной и уютной гостинице в чисто английском духе. Глория тогда записала адрес. С помощью администратора своего отеля она забронировала билет на ближайший поезд в вагоне с кондиционером. И на следующее же утро отбыла.

В этих краях «маленький спокойный городок» означает место обитания не менее миллиона темпераментных жителей, но «Космополитен-клуб» действительно оказался солидным заведением со старинными традициями, расположенным вдали от центра, в квартале дипломатических миссий. Его главный вход соседствовал с воротами консульства Бирмы, а задний фасад выходил к перекрестку улиц Кенотафа и Архипресвитера Венсана, то есть на квартал, где в садах за высокими стенами притаились большие белые виллы. Здесь Глория могла считать себя в безопасности.

Большое низкое здание «Космополитен-клуба» состояло из просторного холла и множества салонов. Тут имелись: ресторан, курительная, комната для игры в бридж, бильярдная, бальный зал, бар, второй бар, третий бар. Террасу на крыше дома венчал двадцатиугольный шатер, украшенный, в свою очередь, странным конусом, напоминающим урну. В холле были развешаны парадные фотопортреты королевы и более свежие принца Галльского, над входом простирался светлый бетонный навес, под которым тяжелые лимузины «амбассадор» и мощные многолитражные «хиндустани» то и дело высаживали измученных жаждой членов клуба, чтобы спустя один-два литра снова принять их в свои недра мертвецки пьяными. Слева — бассейн с питьевой водой, справа — библиотека с залежавшимися книгами. Поодаль стояло здание самой гостиницы — два этажа номеров и люкс-апартаментов, лифт, отделанный палисандровым деревом; именно там Глория и поселится в номере рядом со служебным входом и с прекрасным видом на улицу Кенотафа. Здешняя жизнь протекала в шелковисто-шелестящем безмолвии, и слабый, но постоянный гул, доносившийся из шумных городских кварталов, едкий, как угрызения совести, лишь оттенял собой благопристойную тишину этой обители.