Иоанна Хмелевская - Бычки в томате Страница 2

Повозившись немного в кухне и подкрепившись упомянутой выше рыбой, мы перешли к кофе, как вдруг Алиция вскочила с места и с деловым видом устремилась в один из отдаленных районов салона, а через минуту вернулась с внушительной, но уже початой бутылкой коньяка.

— Где тот листочек письма, что я нашла? — спросила она с деловым видом. — Ты его с улицы забрала или я?

Пару секунд я тупо пялилась на нее, затем отставила опустевшую коньячную рюмку, поднялась и вышла на террасу. Страничку я нашла сразу на газоне, куда ее сдуло легким ветерком. Ветерок посильнее без труда осчастливил бы ею соседский участок. Хотя нет, скорее всего она застряла бы в колючей изгороди.

— После первого дождя могла бы уже и не беспокоиться.

— Дождя пока не предвидится. Дурацкая бумага! Кто пишет письма на копирке?

— Кто-кто? Я пишу свои письма на пишущей машинке, — напомнила я. — И на всякий случай всегда стараюсь уложить текст на одной страничке. Может, и тесновато выходит, зато без лишней воды, и часть послания не потеряешь.

Подруга похвалила меня за предусмотрительность и погрузилась в текст письма.

— Смотри, — сказала она через некоторое время, — здесь в самом начале стоит: «…умоляю, прими их!» Эго продолжение несохранившегося текста, потому что «умоляю» начинается со строчной буквы, а перед этим, наверное, была запятая. Из чего путем дедукции можно сделать вывод, что пишет мой знакомый и даже близкий мне человек…

— Ho явно плохо тебя знающий, — съязвила а. — А может, он судит по себе.

Алиция гордо проигнорировала мое замечание.

— Не хочу никого обижать, но автор письма предлагает какой-то дурацкий обмен. Я, мол, должна принять каких-то людей, а он за это ко мне пока не приедет, и даже наоборот, тактично воздержится от визита до тех пор, пока я его не приглашу сама. Как, черт возьми, я могу его пригласить, если не знаю, кто это? Так, дальше читаем: она его любит без памяти и жить без него не может, и если уж ей с этим так не повезло, то она на все согласна, лишь бы он ее не бросал, как это принято у мужиков. Ничего не понимаю! На, читай сама и делай выводы. Я пас.

— Нечего дурочкой прикидываться, — буркнула я, забирая у нее письмо. — Все ты понимаешь, просто тебе это не нравится, вот и не хочешь вникать…

Алиция пожала плечами, сама сделала себе кофе, а мне, немного подумав, плеснула еще коньяку. Наверняка вспомнила, что я в свое время работала на стройке и меня сорока градусами за стеклом не удивишь.

Скажу честно, письмо это без начала и конца мне тоже не очень понравилось. Любовь била мощной струей из каждого предложения, но все во мне протестовало против такого положения вещей. По всему выходило, что некая она до безумия влюблена в некоего него. Замечательно, никому не запрещается. Он ничего против не имеет, но ей все время чего-то не хватает, и надо это дело как-то исправить, в чем автор послания всячески пытается ей помочь. И в этой ситуации аналогом Нобелевской премии, алмазных копей, приворотного зелья и тому подобных пересадок мозга должна стать именно Алиция. Ну и письмо! Одна последняя фраза чего стоит: «А он еще носом крутит!» В этих словах таились и боль, и обида, и слабая надежда на восстановление справедливости. Получается, что кому-то не по душе эта затея?

Я принялась размышлять вслух:

— И кто это может быть? Твоих друзей я знаю, ну, за некоторым исключением. Эти двое, о которых письмо, явно из Польши, один носом крутит, у них, выходит, разногласия. Ты их знаешь, потому что тебе случалось их приглашать.

— Это почему еще?

— Потому что иначе бы ты не дергалась по этому поводу так, словно это акт самоотречения с твоей стороны. А может, все наоборот, они нагло напрашиваются, ты не хочешь их видеть, и в последний момент они отказываются от приезда в пользу этих двух своих протеже. Вот идиотизм! Всем известно, что ты пригласила бы любого земляка, которому вздумалось околачиваться возле твоего жилища. Вопрос не в том, кого ты пустишь к себе, а в том, кого ты не пустишь. Вот скажи, кого?

— Агату, — не задумываясь, ответила Алиция. — Но она живет в Швеции. Может быть, одна, или… вчетвером.

— Не катит. Эти из письма — оба из Польши. Две штуки, одна глупая, другая с головой…

По физиономии Алиции было ясно, что она догадывается, о ком идет речь, но говорить не хочет. Я тоже догадалась.

— Мне, что ли, за тебя сказать, о ком речь? — спросила я едким тоном.

— Ну?

— Эго Ханя и Збышек. Ты не подумай, что я против, — быстро добавила я. — Мне они очень симпатичны. Збышек — просто прелесть, а Ханя — наполовину дура набитая.

— На какую половину? — тут же заинтересовалась Алиция.

— Как бы тебе объяснить… Как человек она… Вернее, как женщина Ханя в тройке лидеров. Мужчины — воины, женщины — их награда. Они созданы, чтобы украшать жизнь мужчин. Женщины — это лианы, которые не могут жить без своих дубов, они от этих дубов балдеют. У женщин есть инстинкт, как у любого низшего животного. В женщинах все должно быть прекрасна и лицо, и запах… Цитировать дальше? Ханя всем этим условиям отвечает в полной мере. А в придачу отлично готовит.

— Ладно, считай, что до меня дошло. Про вторую половину можешь не рассказывать, — добавила я.

— А еще у них доброе сердце, они понимают, что такое любовь, и занимаются ею с упоением.

Алиция обвела взглядом стол и плеснула себе коньяку. Затем подвинула бутылку ко мне. Я подумала и тоже добавила. Если я угадала правильно, повод для гордости за мужчин имелся.

Збышек был журналистом с политехническим образованием. Он ездил по всему миру в качестве корреспондента всевозможных польских и иностранных журналов и занимался интереснейшими вещами — мостом черт знает через что перекинутым, японской монорельсовой железной дорогой, небоскребами в Штатах, плотиной на Ганге. За Ганг, впрочем, не ручаюсь, может, это были Миссисипи или Амазонка. Родину он тоже не забывал, а вот Ханя… Достаточно будет сказать, что, невзирая на страну пребывания, после возвращения с работы Збышека всегда ожидал на столе вкусный ужин, затем горячая ванна, чистое полотенце и сладкие ласки его второй половины. При этом Ханя, будучи на пять лет старше Алиции, выглядела на пятнадцать лет моложе. Как ей это удавалось, неизвестно. Работать она никогда не работала, украшала своим присутствием интерьер и жизнь мужа, сердце имела отзывчивое и всегда была готова помочь в случае необходимости.

Но при этом отличалась какой-то загадочной глупостью, так как за рамки перечисленных достоинств ее умственные способности не выходили. А еще Хане ужасно хотелось, чтобы вокруг были одни замечательные люди.

Алиция, знавшая Збышека со школьной скамьи, с Ханей познакомилась гораздо позже и вся испереживалась, глядя на их отношения. С одной стороны Збышек, окруженный нежной заботой красавицы жены, просто обязан быть с нею счастливым, с другой — Ханя была проста и незатейлива, как поваренная книга. Тут хоть в лепешку расшибись, а все не понятно, как с ней быть и что делать.

Алиция, само собой разумеется, ничего такого и не делала и, что примечательно, никогда не злословила по поводу состояния пуговиц и рубашек Збышека, может быть, потому, что он был стопроцентным джентльменом. Даже если бы весь его гардероб порвала бешеная собака, он бы ей слова матерного не сказал, не то что швейцарский Влодек. Ханя же всю работу по дому проворачивала легко, незаметно и с соловьиной песней на устах. Хуже всего было то, что чем больше она изощрялась в приготовлении блюд, пришивании пуговиц и глажке рубашек, тем очаровательнее и соблазнительнее выглядела. Прямо-таки вся светилась изнутри, и Збышек, что уж тут скрывать, души в ней не чаял.

Чувства Алиции, таким образом, были весьма противоречивы, что отнюдь не мешало ей дружить с обоими супругами и постоянно приглашать к себе в гости. Один раз им удалось воспользоваться приглашением, было очень мило, потом занятость Збышека на работе все время заставляла их откладывать очередной приезд, и вот теперь это проклятое письмо совсем нас сбило с толку.

Черт возьми, а ведь на Ханю это очень даже похоже! Как и на Збышека: он всегда чертовски тактичен и сдержан, и вечно чем-то недоволен.

— Может, ты все-таки будешь читать свою корреспонденцию целиком, а не по кусочкам? — укорила я подругу.

— Могу и целиком, как-никак грамоте ученая, просто кто-то меня лишил этой возможности. А вот что ты по этому поводу думаешь? Потому как у меня свежая проблемка нарисовалась. Любовь-морковь… Нет, я к Хане хорошо отношусь.

— Я бы на твоем месте им позвонила. Чем ты рискуешь? Вот телефон.

— А если это не они писали? Глупо получится. Одно дело, что ты в курсе, а другое всех вокруг поставить в известность, что я письма теряю и вообще по жизни раззява.

От столь неожиданного признания я поначалу впала в ступор, потом оторвала копчик от кресла, плюхнулась назад, потом (на автомате) хлопнула рюмку коньяку и тут же (по-прежнему на автомате) наполнила себе ее снова.