Варвара Клюева - Уникум Страница 2

Чай и кофе пили в яростном молчании, обжигаясь и скрипя зубами. Только семейство Луц чувствовало себя вполне непринужденно. Генрих травил очередную байку, троглодиты смеялись, Машенька улыбалась, хотя и она начала нервно поглядывать на часы.

Без двадцати пяти три мы все наконец собрались в прихожей и открыли входную дверь. В последнюю секунду Прошка крикнул: «Я мигом! Только газ проверю!» — и исчез в направлении кухни. Леша с Генрихом взялись за рюкзаки и стали вытаскивать их на лестничную клетку. Через три минуты мы с Марком в остервенении бросились на поиски добровольного блюстителя пожарной безопасности и обнаружили следующую безмятежную картину: в проходе валялся рюкзак, Прошка, небрежно развалясь в плетеном кресле, неспешно намазывал себе бутерброд, а перед ним дымилась чашка чая.

На мгновение мы с Марком лишились не только дара речи, но и способности двигаться. Потом я закричала раненой птицей, а Марк, перепрыгнув через рюкзак, выхватил Прошку из кресла и швырнул в прихожую. Рюкзак полетел следом. Прошка, не выпуская из рук бутерброда, заверещал, но его уже никто не слушал. Леша напялил на отбивающегося негодяя рюкзак и молниеносно выставил всех за дверь. Переругиваясь на бегу, мы помчались на улицу. До отхода поезда оставалось тридцать пять минут.

На платформе в метро негде было яблоку упасть.

— По техническим причинам интервалы движения поездов в сторону центра увеличены. Пользуйтесь наземным транспортом! — бодро объявила дежурная по станции.

Эрих с Алькой дружно заревели. Мы бросились наверх, перепрыгивая ступеньки эскалатора. Оставив всю компанию ловить такси, я помчалась к верному «Запорожцу». Такси, разумеется, старательно избегали нашу улицу. Побросав рюкзаки на верхний багажник и кое-как пристегнув их к решетке, мы начали набиваться в салон.

Сколько, по-вашему, человек может разместиться в «Запорожце»? Максимум пять? Не правильно! Произведя в уме несложные арифметические выкладки, вы легко убедитесь, что нас было восемь. В пути на нас оглядывались все без исключения пешеходы, а водители, рискуя устроить аварию, едва не выворачивали шеи. Но — милостив Бог — на постовых мы не нарвались и в пробку не угодили.

К вокзалу подкатили ровно за пять минут до отхода поезда. Я сунула ключи от машины под коврик, но позвонить знакомым уже не успевала. Наш вагон, естественно, стоял у дальнего конца платформы. Прибежали мы к нему за минуту до отправления. Я еще успела нацарапать на клочке бумаги два-три телефона и номер своей машины и сунула все это одному из провожающих:

— Пожалуйста, не могли бы вы позвонить по любому из этих номеров и сказать, что Варвара оставила машину на стоянке перед вокзалом. Ключи под ковриком.

Лысый дядька изумленно на меня воззрился, потом неуверенно кивнул. Поезд тронулся.

— Я же говорил, что тут ехать от силы полчаса! — торжествующе объявил Прошка.

Наш отпуск начался.

Глава 2

Пожалуй, стоит хотя бы коротко рассказать историю нашей дружбы. Все мы, за исключением Машеньки и, разумеется, Эриха с Алькой, познакомились в незабвенном восемьдесят первом. В тот год мы, семнадцатилетние абитуриенты, сияя от счастья, снова и снова перечитывали свои имена в списке зачисленных на первый курс механико-математического факультета МГУ.

Марк и я попали в одну группу. Высокий брюнет с выразительными карими глазами настолько выделялся среди зеленых первокурсников, что не мог не привлечь к себе внимания. Дело в том, что он носил волосы до плеч («военка» начиналась лишь со второго курса) и имел вид погруженного в самосозерцание отшельника. Заинтригованная, я нарушила все собственные правила и ринулась в атаку без предварительной рекогносцировки. Никогда еще внешность не была столь обманчивой. Марк оказался на редкость наблюдательным и ехидным типом с сардоническим чувством юмора. Выяснилось, что у нас много общего. Например, он тоже предпочитал другим напиткам сухое вино, любил дождливую погоду и был книгоманом. Правда, литературные вкусы у нас совершенно не совпадали и спорили мы с ним до посинения.

В то время женился мой драгоценный братец, и в двухкомнатной малогабаритке жить стало совсем невмоготу. Поэтому я с утра до вечера пропадала в общежитии. Там я и познакомилась с Генрихом и Прошкой. Мы сошлись на почве преферанса.

На самом деле Прошку зовут Андреем. Андреем Николаевичем Прохоровым. Но кличка Прошка приклеилась к нему намертво, и все давным-давно забыли, как звучит его настоящее имя. Они с Генрихом составляли весьма комичную пару. Генрих — долговязый, худющий, с журавлиными ногами, Прошка — маленький, кругленький, с пухлыми розовыми щечками и наивно-детским выражением лица. Генрих передвигается медленно и важно; Прошка вечно скачет, словно мячик, норовя забежать вперед и заглянуть собеседнику в глаза. Генрих исполнен чувства собственного достоинства, Прошка — до неприличия суетлив. Генрих совершенно непрактичен, Прошка — из породы хомячков, вечно тащит в свою норку все, что попадется под руку.

Прошке и Генриху очень повезло. В их комнате было прописано четыре человека, а в действительности жили трое — Генрих, Прошка и Мирон, о котором речь впереди. Четвертый жилец был «мертвой душой», то есть формально проживал в пятьсот одиннадцатой комнате, а на самом деле — у двоюродной тетки в Черкизове. Так что в пятьсот одиннадцатой я нашла постоянных партнеров по преферансу и такую иногда нужную забывшему о времени картежнику свободную койку. Конечно же по факультету вскоре поползли неизбежные слухи, но, поскольку для них не было ни малейших оснований, меня они нимало не смущали и нашей зарождающейся дружбе ничуть не помешали.

Прошку обожали половина девиц нашего курса и все поголовно дамы среднего и пожилого возраста — от церберш вахтерш в общежитии и раздраженных разливальщиц в столовой до суровой преподавательницы начертательной геометрии. Трудно сказать, чем он привораживал слабый пол, поскольку росту в нем ровно сто шестьдесят два сантиметра, всего на три сантиметра больше, чем у меня, а я была едва ли не самым малорослым экземпляром на факультете, но против факта не попрешь — мехматовские дамы висли на нем гроздьями. О Прошкиных победах слагали легенды. Прошка же принимал это необъяснимое поклонение как должное, вовсю пользовался незаслуженными привилегиями и вскоре вконец обнаглел.

Вторая половина факультетских девиц сохла по Генриху, но их я еще могу как-то понять. Во-первых, он аристократичен, во-вторых, невероятно добр и деликатен и, в-третьих, гениален. С любой девушкой Генрих обращался так, словно она была самым прекрасным, самым умным и самым отзывчивым созданием на свете. Если бы не разница в росте, я бы и сама перед ним не устояла, но, на мой взгляд, как-то нелепо сгорать от страсти к человеку, когда твой нос находится на уровне его пупка.

Леша учился в одной группе с Прошкой. В общежитии он появлялся от случая к случаю, поэтому на первом курсе мы не были близко знакомы. Иногда он приходил на вечеринку в честь дня рождения кого-нибудь из соучеников или на пьянку по случаю сданных экзаменов, но вел себя незаметно. По-настоящему сдружились мы в стройотряде.

В стройотряд нас отправили после летней сессии. Пришлось приложить немало усилий, чтобы попасть в один отряд, но мы своего добились. Строить предстояло коровник и свинарник в Архангельской области. Об этой эпопее в двух словах не расскажешь, надо писать отдельную книгу. Скажу только, что тот опыт дал мне ясное представление о чувствах, какие питают друг к другу однополчане, побывавшие в настоящих переделках.

Осенью на меня свалилась крупная удача — неподалеку от Университетского проспекта освободилась дворницкая вакансия, позволявшая при наличии справки о тяжелых жилищных условиях рассчитывать на служебную квартиру. Справку я добыла, учебу в университете благополучно скрыла и в один прекрасный день стала счастливой обладательницей однокомнатного рая. Правда, рай этот находился на первом этаже и выглядел слегка обшарпанным, но, если вам довелось всю сознательную жизнь бороться с любимым братцем за клочок места в восьмиметровой комнатушке, вряд ли вы станете особенно привередничать.

Словом, зажила я своим домом. Но прошел месяц-другой, и дом как-то постепенно перестал быть только моим. Сначала друзья оставались у меня ночевать только время от времени, когда мы засиживались допоздна за картами, потом решили, что мне необходима помощь на дворницком поприще, и поселились основательно. Грязные слухи набирали силу и постепенно докатились до замдекана, который даже пригласил меня для личной беседы на предмет моего морального облика. Но что он мог, тем более что правда была на моей стороне? Только коситься неодобрительно, что он и делал.

А вот на следующем курсе мы влипли крупно. Причем исключительно по моей и Прошкиной вине.