Галина Куликова - Клубничное убийство Страница 20

– Ясно, – пробормотал Сильвестр, покашливая и похмыкивая. Из‑за этого было непонятно, доволен он своей помощницей или не очень.

– Похоже, мой рассказ вас не сильно заинтересовал, – бросила Майя. – А ведь это все очень подозрительно. Тем более что никого более подозрительного там не наблюдалось. И если убийца явился на похороны своей жертвы, то ничем себя не обнаружил!

– Или ты этого не заметила, – возразил Бессонов и тут же предостерегающе поднял руку. – Не вздумай обижаться.

– На начальство не обижаются, – пробурчала Майя. – И что вы намерены делать с этими фактами?

– М‑м‑м… Наверное, логичнее всего передать их Половцеву. Фанатки – существа страшные и беспощадные. Мало ли что им в голову могло прийти? Решено, рассказываем о них старшему лейтенанту. А скажи, новоявленный вдовец, Игорь Аршанский, как он, по‑твоему?

– В каком смысле? Я же вам сказала, что держался он как настоящий мужчина, и ничего мелодраматического. Вообще он производит впечатление крепкого мужика. Красавец, теперь вот еще и вдовец. Половцев вокруг него так и вился – видимо, искал, к чему прицепиться. Ведь у милиции, как я слышала, в подобных случаях супруги – первые подозреваемые.

– Ну, не думаю, что все так просто и кругло, – протянул Сильвестр. – Хотя мужа наверняка потрясут. В самом начале подозреваются все. А близкие – в первую очередь. Того, кто живет рядом долгие годы, очень часто хочется убить, ты никогда об этом не задумывалась?

Пистолет главного редактора,странности уборщицы,таинственные зеленые зажигалки

Люся Антипова печатала письмо, пытаясь разобраться в каракулях Белояровой. Вообще‑то у начальницы был отличный почерк, но когда она нервничала или торопилась, то переходила на скоропись. В редакции было на редкость тихо. Никто не шумел, голоса не повышал, хотя иногда в коридорах собирались группками, чтобы поговорить о смерти Аршанской. Приходили из милиции, осматривали кабинет убитой, беседовали с руководством.

Люся допечатала абзац, поставила точку и потянулась, выбросив руки высоко вверх. В этот момент в приемную вошел Яковкин.

– Занимаетесь производственной гимнастикой? – спросил он хмуро. – Отличный способ протянуть время до обеда.

Люся быстро одернула кофточку и покраснела. Наверное, ответственный секретарь увидел ее голый живот. Это ужасно. Живот у нее был совсем не такой, как у женщин, о которых грезят мужчины. Не мягкий, бархатный и загорелый. А тощий, плоский и абсолютно белый.

– Алла Антоновна у себя, – пробормотала обладательница неаппетитного живота, уткнувшись в свою работу.

Однако Яковкин к начальству не пошел. Вместо этого он приблизился к Люсиному столу и встал напротив, чтобы видеть ее лицо.

– Я вот что хотел спросить, – произнес он таким недовольным тоном, как будто она перед ним провинилась. – Вы что‑нибудь знаете о зеленых зажигалках?

– О чем? – переспросила Люся, отрывая руки от клавиатуры. – О каких зажигалках?

– Тут к нам в редакцию пришла помощница Сильвестра Бессонова. Вы наверняка знакомы. Майя. Она ходит по кабинетам и дознается, почему в редакции так много зеленых зажигалок. Говорит, что Сильвестра об этом оперативники расспрашивали. Так вот, Сильвестр уверяет, будто их Ирина Аршанская всем раздаривала. Я ради любопытства заглянул в ящик своего стола и удивился. Их там целых четыре штуки. Если это в самом деле Аршанская… Странно. И откуда она их брала?

Яковкин полез в карман и продемонстрировал Люсе одинаковые разовые зажигалки, на которые обычно и внимания‑то никто не обращает.

– Есть у вас по этому поводу какие‑то мысли?

– По какому поводу? Догадываюсь ли я, откуда Аршанская брала зажигалки? – уточнила Люся. – Нет. Понятия не имею. Может, у нее кто‑то из родственников работал на зажигалочной фабрике? – предположила она.

– Зажигалочная фабрика… Вы разговариваете, как кот Матроскин, – раздраженно заметил ответственный секретарь. – И идеи у вас такие же умные.

– Но я правда не знаю, Ярослав Павлович!

Люсе не нравилось, как ответственный секретарь на нее смотрит – пристально и с сомнением. Как отпускник на ядовитую букашку – решая, раздавить ее, заразу, или просто стряхнуть с сандалии.

– То есть вам Ирина зажигалок не дарила? Люсе стало как‑то не по себе. И чего он к ней прицепился?

– Да я ведь не курю, – напомнила она. – С чего бы мне кто‑то стал зажигалки дарить?

Мало ли… Может, у вас есть дружок. Друг, – поправился он и сердито покашлял. – Ладно, если что‑то вспомните, уж будьте любезны, скажите сначала мне, а не бегите в милицию. Нечего сор из избы выносить.

Он ушел, а Люся осталась сидеть с открытым ртом. Неужели в редакции думают, что она выложила милиции какие‑то особые секреты? Да, с ней беседовали, спрашивали, что она видела, что помнит о том дне, когда убили Аршанскую… Но ведь она ничего особенного не рассказала!

Не успела она толком расстроиться, когда еще одна тень легла на ковер – абсолютно бесшумно. Люся вскинула голову и увидела Свиноедова. С момента похорон Аршанской он ходил в узком черном свитере, который обтягивал его торс, как вторая кожа. На пупке просматривалась отчетливая выпуклость. Наверняка там тоже торчала какая‑нибудь финтифлюшка. До сих пор Люся редко обращала внимание на мужское тело, обычно ее волновала душа. Наверное, таково истинное предназначение всех этих булавок – привлекать женское внимание.

– Здравствуйте, Люся, – вкрадчиво поздоровался арт‑директор. Он шагнул под лампу, и сережки в его ухе сверкнули нестерпимо ярко. – Как ваши дела?

– Нормально, – ответила она. И тотчас поправилась: – Как у всех.

Свиноедов прогулялся по приемной, словно кот, еще не решивший, где бы устроиться после обеда, чтобы вылизать брюхо. Потом остановился прямо у нее за спиной.

– Вас милиция спрашивала о зеленых зажигалках?

Чтобы посмотреть ему в лицо, Люсе пришлось вывернуть голову. Глаза арт‑директора оказались слишком близко – темные и изучающие. От него слабо пахло табаком и одеколоном.

– Меня не только милиция спрашивала, – она вернулась к своим документам, пытаясь подавить дрожь. И тут же приврала: – Меня пол редакции спрашивало. А я ровным счетом ничего не знаю. Думаете, раз я секретарь, значит, как мусорщик, должна собирать все сплетни и слухи?

– Я думаю о вас совершенно другое.

Из‑за того, что он произнес это тихо, у Люси странно екнуло сердце. Она хотела еще раз посмотреть на Свиноедова, но не решилась. Между тем у ее визитера явно было что‑то на уме, потому что он не уходил, а продолжал стоять позади ее кресла, не шевелясь. Целую минуту Люсино сердце трепетало, как бабочка в сачке. Наконец она не выдержала:

– Вам еще что‑то нужно?

Она прекрасно помнила, как он смутил ее один раз, спросив, есть ли у нее ухажер. Вдруг он снова заведет разговор о личной жизни? Однако Свиноедова интересовало совсем не это.

– Люся, – сказал он едва ли не шепотом, низко наклонившись над ней. – Признайтесь, куда вы уходили с той вечеринки?

Люсю мгновенно прошиб холодный пот. Она вздрогнула и тихо пискнула. Если Свиноедов ее в чем‑то подозревал, его подозрения наверняка укрепились. На самом деле беднягу задел не его вопрос. Арт‑директор дышал ей прямо в ухо, и он был мужчиной, а с такими ощущениями она до сих пор ни разу не сталкивалась. Впрочем, когда его слова достигли Люсиного сознания, она нашла в себе мужество выразить неудовольствие:

– Вы стоите… у меня за спиной. Так неудобно разговаривать.

Свиноедов молча обогнул стол и выбрал то же самое место, что и ответственный секретарь незадолго до него. Стало только хуже, потому что хоть арт‑директор и не был таким противным, он всегда казался ей вещью в себе, и в его присутствии она ощущала смутную тревогу. А выдерживать пристальные взгляды она еще не научилась. Скорее всего никогда и не научится. Вот Белоярова наверняка уже лет в пять могла полком командовать. Короче говоря, либо ты рождаешься самоуверенным, либо всю жизнь пытаешься в себе эту самоуверенность воспитать. Разумеется, безуспешно.

– Так что насчет вечеринки? – напомнил Свиноедов. – Алла очень долго ходила с вашей сумочкой в руках. Вас не было. А я, как идиот, носился с двумя бокалами шампанского.

– Их же опустошила эта… Жузич…

– Я сходил за другими. Люся, меня официальные лица спрашивали, не исчезал ли кто во время вечеринки минут эдак на сорок. Про вас я не распространялся. И теперь хочу, чтобы вы сказали мне правду.

Люся некоторое время стесненно дышала, потом рискнула встретиться со своим собеседником взглядом:

– Правду? Хорошо. Мы с фотографом вышли проветриться, а обратно нас не пустили. Целый час мы в предбаннике тряслись от холода, потом решили забраться на второй этаж – там форточка была открыта…