Анна Ольховская - Увези меня на лимузине! Страница 20

Алексей слабо кивнул и попытался улыбнуться. Ничего пока не получилось, рот поехал в сторону, но доктор успокаивающе погладил пациента по руке:

– Не делайте резких движений, Лешечка! Надеюсь, меня простят за мою фамильярность. Все будет хорошо, если вы будете меня слушаться. Я ничего пока не скажу нанимательнице за истинное положение вещей. Почему старый еврей так решил? Про деньги я уже говорил? Вот. А еще доктор Надельсон не любит, когда его держат таки за идиота. Брат, сестра! Тогда тут по ночам такой инцест творится, что мне даже неудобно за это говорить! А еще моя жена Симочка очень любит песни певца Алексея Майорова, и я хочу, чтобы она таки слушала их и дальше. Как только вам стало хуже, я хотел вернуть вас в больницу, но Ирочка и Андреечка уперлись. И я понял, что они не сильно беспокоятся за здоровье моего пациента. За его душевное здоровье. Им нужно только физическое. Я не хочу грузить свою старую больную мигренью и давлением голову, зачем им это надо. Но я был спокоен за это, потому что не верил, что вы вернетесь. Но это случилось, и доктор Надельсон сделает все от него зависящее, чтобы поставить Алексея Майорова на ножки, заставить слушаться ручки и научить его разговаривать, а если получится, то и петь. Будет трудно, потому что вам нужна помощь самых разных специалистов: и логопеда, и невролога, и ортопеда, и травматолога. А у вас есть только доктор Надельсон. Но он на вашей стороне. Хотя вы можете мне возразить – а почему доктор Надельсон не сообщит друзьям господина Майорова за его состояние, чтобы те смогли принять меры?

Алексей вопросительно смотрел на толстяка.

– А я вам отвечу. Уж простите меня, но старому еврею нужны деньги, у него большая дружная семья. А вдруг у вас ничего не получится? Вдруг самые лучшие специалисты не справятся, и вы так и останетесь парализованным калекой? Еще раз дико извиняюсь за такие слова, но этот вариант развития событий очень даже вероятен. Чудес много не бывает, а одно большое чудо вы уже потратили, вернувшись. И что, мне кто-то заплатит за мою доброту, если вы останетесь таким? Нет, не пытайтесь меня убедить, что заплатите. Вам никто не даст денег, ваши банкиры на шевеление век, бровей и носа реагировать не будут, им нужен ваш красивый полноценный автограф, выведенный твердой рукой. Так что пока доктор Надельсон будет получать денежку от Ирочки и честно лечить Алешечку. И не надо думать за меня плохо, у меня большая семья, я же говорил. А какой у доктора Надельсона чудесный внук Женечка! Мальчику всего три года, а он уже умеет считать до ста! И не просто считать, а денежки считать! Этот вундеркинд знает все купюры вплоть до тысячной банкноты! Рублевые, конечно, где ж вы видели тысячную долларовую, я уже не говорю за евро! И я…

– Аркадий Натанович, ау! Вы где?

Павианий вопль из-за двери прервал восторженный панегирик юному вундеркинду Женечке. Доктор наклонился к Майорову и прошептал:

– Ну все, Лешечка, поехали. Закрывайте глазки и будьте послушным мальчиком, доверьтесь мне и…

Дверь распахнулась, но посетителя Алексей не увидел, поскольку выполнил совет своего врача. Собственно, смотреть на то, что осчастливило своим появлением его убогую келью отшельника, Майоров не хотел в любом случае. Выражение глаз могло выдать его, а месторождение терпения пока обнаружено не было.

– Мне показалось, или вы тут с кем-то разговаривали?

Голос Ирины вызвал дрожь вдоль позвоночника, словно кто-то водил пенопластом по стеклу. А ведь раньше тембр этой женщины не казался таким отвратительным.

– Конечно, разговаривал, вам не показалось, дорогая моя Ирочка. Никто ведь толком не знает, что происходит с человеком, находящимся в коме: слышит ли он окружающих, понимает ли. В любом случае от моих бесед с пациентом хуже не будет. Я внушаю господину Майорову, что с ним все будет хорошо, что он обязательно вернется, ведь нельзя не вернуться, когда тебя так любят и ждут!

Последние слова доктора заставили сердце Алексея обезумевшим зверьком заметаться в груди, гулко стукаясь о решетку ребер, о чем немедленно доложил медицинский фискал.

– Доктор, что это?

– Ничего страшного, сбился сердечный ритм. Я ему сейчас укольчик сделаю, а вы идите, Ирочка, идите. Все будет хорошо.

Глава 18

Почти до конца января Алексей изображал удобную, как разношенные тапки, кому, обеспечивающую ему полную дипломатическую неприкосновенность, как моральную, так и физическую. Что возьмешь с бесчувственного тела? Нет, кое-что взять, конечно, можно. Анализы, например. И еще кое-что.

Возможно, Ирина, которой осточертело бесконечное ожидание, и покусилась бы на это кое-что, но доктор Надельсон настучал по кусалу довольно эффективно, а главное – доходчиво. Ужасы, которые с большим натягом (аж швы трещали) втиснулись в цивильную одежку под названием «возможные последствия столь бесцеремонного вмешательства в физиологию пациента, находящегося в коме», так напугали чету Гнусов, что больше ни покусительства, ни поползновений, ни прочих стратегических выпадов предпринято не было.

Вот только самому Алексею спасительная кома к концу января больше не казалась такой привлекательной, как в начале совместной жизни. Что поделаешь, он оказался так же ветрен и непостоянен, как все мужчины. В первые дни – восторг и восхищение, а потом – как же она меня достала! А ведь кома так старалась, отдавала себя мужчине целиком, буквально растворилась в нем! А он – в ней.

Но ведь так надоело лежать пластом в опостылевшей комнате, уделяя физической активности короткие промежутки времени, когда ни Андрея, ни Ирины в доме не было!

Конечно, можно было бы заниматься этим по ночам, поскольку парочка по ночам тоже занималась этим, правда, совсем другим этим. Но физически активничала, и весьма. Причем Ирина оказалась плодовитой как крольчиха и уже успела в очередной раз забеременеть от Андрея и сделать мини-аборт.

Естественно, «брат и сестра» не кричали об этом на каждом углу, но особо и не скрывались. Они больше не стеснялись Аркадия Натановича, решив, что внушительная сумма гонорара сделала доктора слепым и глухим. Сам Надельсон активно цементировал это мнение, делая его прочным и незыблемым.

В общем, ночью Алексей вставать с постели самостоятельно не решался. Ну, почти не решался, поскольку интимное общение с медицинской уткой вовсе не входило в целостную систему жизненных ценностей Алексея Майорова. Иногда приходилось предпринимать длительные вылазки, минут на сорок, а то и больше.

Быстрее справиться со сложнейшим мероприятием не получалось, ведь надо было:

1. Встать (три минуты, не меньше);

2. Обойти кровать (еще три минуты), чтобы добраться до стенки;

3. Судорожно вцепившись в стену, тянуть, тащить, толкать тяжелое, непослушное тело (с остановками – десять минут) целых два с половиной метра до двери в санузел;

4. Пребывание в искомой точке (десять-пятнадцать минут);

5. См. пункты 1, 2 и 3 в обратном порядке.

Управление собственным телом, хоть и перешло под контроль сознания, но уверенным все еще не было. Сбои в системе продолжались, руки и ноги отказывались выполнять команды мозга. И вовсе не из-за врожденной вредности, просто повреждения в рубке управления оказались слишком серьезными, и связь с удаленными от нее, рубки, объектами работала отвратительно.

Аркадий Натанович разработал для пациента специальную систему упражнений, которая требовала максимальной сосредоточенности и ангельского терпения. Либо, если с ангелоподобностью напряженка, того самого, остро необходимого месторождения терпения.

С геологоразведкой Алексей справился довольно успешно, открытие месторождения произошло в новогоднюю ночь, когда «брат и сестра» особенно раздухарились, а Надельсона не было на месте, он отпросился, чтобы встретить Новый год вместе со всей своей многочисленной семьей.

Алексей тогда был еще слишком слаб, чтобы самостоятельно себя обслуживать, о том же, чтобы встать с кровати, и речи пока не шло. Прошла всего неделя с момента обретения себя и четыре дня после возвращения контроля над телом. Самое большое, что Майоров мог пока сделать самостоятельно, – это сгибать и разгибать руки и ноги. Да и то после каждого такого упражнения приходилось отдыхать около часа.

Но Алексей не сдавался. Сжав зубы, он повторял движения снова и снова. Пульс зашкаливал, давление поднималось, Надельсон ругался и топал ногами, но пациент не обращал на это никакого внимания.

И Аркадию Натановичу пришлось в очередной раз применить на практике старую, перемотанную изолентой, но по-прежнему актуальную истину: «Не можешь изменить ситуацию – измени свое отношение к ней».

Изменить пациента он не мог, да и не хотел, этот искалеченный, изолированный от всех и вся, но не сломленный человек внушал Надельсону все больше уважения. И вот тогда-то доктор, обложившись специальной литературой, приступил к разработке системы реабилитации Алексея Майорова, которую обещал закончить к Новому году, чтобы с первого января приступить к началу процесса.