Елена Логунова - Ванна с шампанским Страница 20

Бабулины потомки сновали по дому с тряпками, ведрами, тазами и ругательствами.

Зеваки, скопившиеся у ресторана на площади, оборачивались и массово мигрировали к месту нового шоу.

Злой как собака Анджело Тоцци, закончив сумбурный разговор с невнятно изъяснявшимися болванами, стукнул по металлическому боку «Скорой», отвернулся от покатившего по улице фургона и уперся сердитым взглядом в восковое чело Муссолини.

Политик со спорной репутацией в данном скульптурном воплощении был полномасштабно подмочен и восседал под плачущим лимонным деревцем в разбухшей деревянной кадке в оригинальной компании Пульчинеллы, Мефистофеля и Наполеона Бонапарта.

Заинтригованный Анджело двинулся вдоль нестройного ряда разношерстных героев, но далеко не ушел.

На пятом шаге он поймал левым глазом яркий солнечный зайчик, машинально нашел глазами бликующую поверхность – и обмер, узнав массивную золотую запонку с вензелем Карло Греко.

Кое-как собрав вещички, я составила послание Зяме:

«Вы медлили восстать. Расстанемся от слабости грешного демона утром. Не бойся головы! Америка».

– Ничего не понимаю! – призналась Вика, нервно повертев в руках мою записку.

– Так и задумано, – я забрала у нее бумажку и аккуратно сложила ее вчетверо. – Если бы все всё понимали, какой это был бы секретный язык? Главное, что Зяма поймет.

– А что он поймет? – встряла в разговор Настя, выпустив ручку дорожной сумки.

Я осознала, что надо все им объяснить, иначе мы так и будем стоять в коридоре с толпой чемоданов, как три пастушки в окружении овечьего стада.

– Ладно, смотрите, все очень просто, – я снова развернула бумажку. – Каждому слову в тексте нужно подобрать антоним.

– Что подобрать?!

Баранов сделалось на пару больше, а пастушка осталась в гордом одиночестве.

– Вы в школе учились? Антонимы – это слова, противоположные по значению. Чистый – грязный, умный – глупый! Ясно?

– Пасмурно! – бойко откликнулась Вика.

– В смысле?

– В смысле, ясно – пасмурно! Антонимы!

– Молодец, садись, «пять», – я потыкала ногтем в бумажку. – Начнем с подписи. Меня как зовут? Индия.

– Да уж, не повезло, – поцокала языком Вика. – Сочувствую! Я тоже очень переживала, что меня назвали Викторией. Фактически, машина «Победа» – моя тезка!

– А мне каково? Меня мои зарубежные друзья называют «Анестезия», как наркоз, представляете? – вставила свои три копейки Настя.

– Не отвлекайтесь, а? – с трудом сохраняя терпение, попросила я. – Итак, я – Индия. Подбираем противоположное – получается Америка.

– Почему? – пытливо спросила Вика. – Почему это Индии противоположна Америка?

– Ты географию учила? Представь себе глобус, и все поймешь. Это как раз самая легкая часть, Зяма эту загадку с лету раскусит, – отмахнулась я. – Теперь дальше. Вот я пишу: «Вы медлили восстать!» Чтобы понять, что это значит, подбираете каждому слову противоположное.

– То есть, чтобы было строго наоборот, да? – Вика оживилась. – «Вы» – это «я»…

– Почему это «я»? «Вы» – местоимение множественного числа, поэтому – строго наоборот – тут больше подходит «мы», – поправила я. – Давай, дальше переводи.

– «Медлили» – это «торопились»?

– Торопились, спешили, – я кивнула.

– «Восстать» – это «присесть»? «Мы торопились сесть»? Куда?

– В тюрьму, – зловеще подсказала невыносимо пессимистичная Анестезия.

– Вот только не надо этих инсинуаций, – насупилась я. – Вообще-то, я имела в виду «съехать». «Стоять» – «ехать», это же противоположные действия, правильно? «Мы торопились съехать». Уверена, что Зяма поймет. Читайте дальше.

– «Расстанемся от слабости грешного демона утром»…

– Дай, я! Дай, я! – Вика отпихнула подружку. – «Встретимся у силы святого ангела вечером» – так?!

– А какой тут смысл?

– А никакого!

– Это потому, что ты неправильно перевела слово «слабость». В данном случае это не «сила», ищи синонимы.

– Чего искать?!

– Двоечницы, – я сокрушенно вздохнула. – Синонимы – это слова, очень близкие по значению. Сила – это мощь, крепость…

– Крепость! «Встретимся у крепости!» – сообразила Вика.

– У крепости святого ангела, – подсказала Настя.

И они обе посмотрели на меня чистыми, ясными, круглыми бараньими глазами.

– Полномасштабно темные! – я закатила очи. – Крепость Сант-Анджело, она же Замок Святого Ангела, – это знаменитый архитектурный памятник здесь, в Риме! Я назначила Зяме встречу у этого замка!

– Утром, – дочитала Настя.

– Вечером! – дружно возразили мы с Викой.

– Ах, да, вечером, – кротко согласилась Настя. – А почему ему не надо бояться головы?

– Потому что подружки у него почти сплошь безголовые, – устало пробурчала я.

– Потому что надо перевести наоборот: «бойся»! – догадалась Вика. – Хм… А чего бойся?

– Того, что противоположно голове, – опасливо глянув на меня, молвила Настя. – То есть ног?

– С чего бы это Зяме бояться ног? – удивилась я. – Он что, футбольный мяч? Думайте, что еще противоположно голове?

– Задница!

Я онемела.

– С чего бы это Зяме бояться задницы? – задумалась Вика. – Он что, туалетная бумага?

– Хвоста! – не выдержала я. – Хвоста он должен опасаться, идиотки вы этакие! Хвоста, то есть слежки!

– Синонимы, – шепнула Насте Вика.

– Р-р-р, – сказала я. – Может, хватит уже на сегодня развивающих игр? Давайте делать ноги.

– Это значит «уходить», – шепнула Вике Настя. – Тоже синонимы!

И они глумливо захихикали.

– Господи, дай мне сил! – с напускной кротостью попросила я плафон на потолке.

– Дьявол, забери ее слабости! – тут же переиначила Вика.

Хм… А перевод-то очень точный! И по смыслу – то же самое!

Я не сдержалась, тоже хихикнула, и мы двинулись по коридору в окружении громыхавших колесиками чемоданов, как три полоумные пастушки в компании мелкого рогатого скота.

Хотя один из наших чемоданов больше смахивал на носорога, чем на овечку: я же не могла бросить донну ванну!

– Босс, я его нашел! – искрясь улыбкой, счастливым полушепотом доложил Анджело Тоцци своему новому шефу Сальваторе Греко. – Я нашел Карло!

– Надеюсь, он в порядке? – холодно уточнил босс.

– Для трупа выглядит прекрасно!

– То есть не поврежден?

– Насколько я вижу – нет, – оценив тон начальства, Анджело убрал из голоса неумеренный восторг. – Вы понимаете, я не все вижу, он в одежде, и одежда на нем такая, знаете, плотная… Пончо!

– Пончо? – ледяной голос треснул. – Какое, к черту, пончо?!

– Кажется, пончо мексиканского крестьянина, празднующего окончание жатвы.

Сальваторе Греко выплюнул в трубку ругательство.

Анджело затосковал.

– Крестьянин – это еще куда ни шло, мы, Греко, никогда не стыдились своих корней! – прорычал оскорбленный Сальваторе. – Но почему мексиканский?!

– Возможно, это ошибка, – заюлил Анджело. – Может, это мальчик думает, что крестьянин мексиканский, а он на самом деле вовсе и не мексиканский, а сицилийский…

– Мальчик? – голос в трубке снова заледенел. – Какой еще мальчик?

– Придурок!

Сальваторе засопел.

– Этот мальчик, это он придурковатый! – поспешил объяснить Анджело. – Недотепа полоумный, он думает, что наш Карло – его восковая фигура!

– Какая еще восковая фигура?!

– Фигура крестьянина, празднующего окончание жатвы! – повторил Анджело, предусмотрительно опустив упоминание сомнительной национальности торжествующего крестьянина.

В трубке послышался звук, подозрительно похожий на всхлип, а потом остервенелое бормотание, в котором угадывались весьма недобрые слова в адрес разных полоумных недотеп.

– Где он? – наконец спросил Сальваторе. – Где Карло?

– На Кампо ди Фьори. В музее восковых персон.

Пауза.

– Ты показываешь тело моего брата туристам?!

– Это не я! Это тот полоумный мальчик!

– Убью.

Анджело предпочел не уточнять – кого именно.

– Я сейчас что-нибудь придумаю и заберу его отсюда, – пообещал он. – Босс, если вдуматься, это прекрасная маскировка – восковая фигура! Если взять несколько таких, никто даже не заподозрит, что вместе с восковыми персонами мы везем труп! Мне только нужен фургон. И люди.

– Я же послал тебе людей? Где они? Я не могу допустить, чтобы в курсе этой истории были посторонние.

– Те люди, которых вы прислали, попали в больницу, – Анджело добавил в голос звон хрустальной слезы. – У нас опасная работа, босс! Опасная и трудная! Но мы ее сделаем, не сомневайтесь.

– Тогда даже не говори мне, что кто-то заболел! – фыркнул Сальваторе. – У меня все делают то, что нужно! Все – и здоровые, и больные!

«И даже мертвые!» – не без сочувствия к этим несчастным подумал Анджело, покосившись на «мексиканского крестьянина».

Подмоченные и местами оплывшие восковые фигуры упали в цене, так что Анджело без труда уговорил хозяев продать ему пяток персонажей. Кроме «торжествующего мексиканского крестьянина», на которого мама Люция взирала с вполне понятным недоумением, ему отдали изрядно потерявших товарный вид Ромео, Колумба, Марию Медичи и Гарибальди.