Антонова Саша - Особенности брачной ночи или Миллион в швейцарском банке Страница 20

За спиной хрустнул гравий, раздавленный тяжелой поступью. Ладони противно вспотели. Я стремительно вскинулась и обернулась, задев локтем сумочку.

Двор был пуст, ни единого живого существа. Только на обломке гранитной скамьи сидела черная ворона и, склонив голову, таращила блестящий глаз. Моя сумочка с паспортом, авиабилетом, кошельком и «Титулом» под действием гравитационной силы стремительно приближалась к центру Земли. Затухающие звуки ударов о стенки колодца обозначали траекторию ее полета.

В бессильном отчаянии я сползла на истертые камни двора и горько расплакалась, уткнувшись лбом в колени. Что же я теперь буду делать?! Как же я буду жить без паспорта? А билет? А деньги? Но больше всего было жалко «Титул». Кто я теперь без документов? Никто не поверит, что замок принадлежит мне.

Слезы лились в три ручья, я размазывала их кулаками и заходилась в истошных рыданиях, будто оплакивала близкого человека. Так оно и было, я оплакивала себя, свое невезение и одиночество. И плакала до тех пор, пока слезы не кончились. И снизошло на меня философское спокойствие. Сумочку можно достать со дна колодца, ведь не бездонный же он. Надо только найти подходящую лестницу или веревку.

— Карр, — согласилась ворона, взмахнула отливающими зеленью крыльями и сорвалась с обломка.

Я протерла мокрые стекла очков, еще раз всхлипнула и с трудом поднялась на ноги. Заглянув в космическую бесконечность колодца, я содрогнулась. В конце концов, паспорт, билет и «Титул» можно восстановить, юридическая фирма «Варкоч и сын» не откажет в содействии своей клиентке. Конечно, придется заплатить, но от тех миллионов, обладательницей которых я вот-вот стану, это составит незначительную часть. Я повеселела, отряхнула джинсы и приступила к тщательному осмотру внутреннего убранства замка. Зря я беспокоилась о ключе: в самой законопослушной стране мира люди беспечно оставляют двери жилища не запертыми.

Ах, какая это была замечательная собственность! Стены, выложенные из дикого камня, витражные окна, эхо от шагов и запах натертой воском старинной мебели. Грудь мою распирало чувство непередаваемой гордости и тщеславия хозяйки настоящего замка в Швейцарских Альпах. Видела бы меня сейчас Катька! Интересно, как ей теперь живется? Оплакивает ли Магнуса или уже утешилась с шофером?

Не знаю, как Катерина, а я вспомнила вечно озабоченного и хмурого Магнуса добрым словом и простила ему нашу диванную связь. Ах, Магнус… Не каждый начальник способен на столь щедрый подарок секретарше. В лучшем случае духи или шубку. Только особо тонкая натура в состоянии понять, чего хочет женщина. Женщина хочет романтики.

В Грюнштайне романтика попадалась на каждом шагу. Месье Варкоч не обманул: в замке имелись прекрасно сохранившиеся гобелены, рыцарские доспехи, резная мебель, портретная галерея, библиотека, трапезная и водопровод, проложенный в девятнадцатом веке! Вот только живым духом здесь не пахло. В замке, по моим прикидкам, лет сто никто не жил. Столько же бездействовал водопровод.

От музейной тишины, полумрака и запаха старого, натертого воском дерева на меня снизошло благоговейное умиротворение. Я заботливо стерла пыль с подлокотника кресла с высокой спинкой, стоявшего на помосте в трапезной, и посидела с осанкой королевы на вытертом бархате подушек, распахнула витражную створку стрельчатого окна, впустив в зал ласковый ветерок, и заглянула в зев камина, в котором с легкостью поместился бы небольшой грузовик.

С видом искушенного ценителя живописи я прошла вдоль портретов бывших владельцев Грюнштайна, украшавших стены галереи, и отметила особую бородатость рыцарей и томную бледность их дражайших половин. Очень солидно смотрелись старинные доспехи, застывшие стражами под выцветшими знаменами.

В библиотеке я полистала пару книг на латыни, полюбовалась корешками кожаных переплетов толстенных фолиантов и потрогала желтый клык в пасти кабана, голова которого украшала простенок между двумя шкафами. Костяные глаза чучела таращились на противоположную стену, где висела потемневшая от времени картина. Я разглядела портрет рыцаря с алмазным венцом в одной руке и обнаженным мечом в другой. По количеству драгоценных камней и изяществу деталей корона уступала изделиям Фаберже, но выглядела вполне достойно. Особенно тщательно был выписан самый крупный алмаз желтоватого оттенка. Жаль, что корона — всего лишь легендарный символ Грюнштайна. Она бы неплохо смотрелась на моей голове.

Покидая библиотеку, я обратила внимание на светлый квадрат пола, выделявшийся на фоне затертых каменных плит, как будто здесь не хватало ковра. Тяжелому дубовому столу и такому же креслу было одиноко и неуютно на оголенных камнях.

В комнате, стены которой были обшиты резными деревянными панелями, я обнаружила кровать неимоверных размеров. Ложе с витыми столбиками по углам прикрывал шатер из обветшавшего розового шелка — с кистями и бахромой, весь в буфах и складках. Такое же ветхое розовое покрывало раскинулось на королевских перинах. Мне не удалось побороть искушение, и я, раскинув руки, с радостным воплем повалилась навзничь на розовое покрывало. Перина, как выяснилось, была набита булыжниками. Я ткнулась затылком в жесткий тюфяк. Пыль поднялась серым облаком.

Чихнув раз двадцать подряд, я переключила внимание на шкаф. Исполинских размеров гардероб был под стать кровати. Он подпирал спиной стену, и казалось, что стоит убрать его, как замок рухнет. К гардеробу прилагалась небольшая стремянка. Дверцы, подобные воротам, открылись с легким скрипом. Пахнуло засушенными травами и кедровой древесиной. Я распахнула дверцы и обомлела.

Внутри на вполне современных плечиках висели платья давно позабытых фасонов из старинной парчи, шелков и кружев, напоминавших паутину. В круглых шляпных коробках лежали головные уборы разных эпох: береты и чалмы, капоры и шляпки с увядшим флердоранжем. Туфельки на забавных каблуках, украшенные огромными пряжками или бантами, теснились в обувных ящиках. Ах, как это было интересно, словно очутилась в театральной костюмерной!

Я приложила к груди платье с вышивкой из бусин, когда-то белое, а теперь пожелтевшее, как старая бумага, и заглянула в стоячее зеркало с мутным стеклом. Отражение мне понравилось. Сбросив разодранные на коленке грязные джинсы, свитер и измазанные в глине кроссовки, я облачилась в наряд средневековой дамы. Платье расползлось на плече по шву, но в челом смотрелось очень даже неплохо. Вынув из пучка оставшиеся шпильки и сняв очки, я разглядела в зеркале размытый близорукостью силуэт элегантной дамы. Следующим оказалось платье из золотистой парчи.

Позабыв все на свете, я вынимала из душного плена гардероба старинные наряды, примеряла шляпки и выдумывала жизнь женщин, которым они принадлежали. Приседая в реверансах, строя отражению глазки, изображая королевскую особу и посылая воображаемой свите поклонников воздушные поцелуи, я развлекалась, как ребенок.

В самый разгар веселья, когда я обнаружила костюм с воротником из жестких накрахмаленных кружев, напоминавших круглое блюдо, и запуталась в тесемках, шнуровках и нижних юбках, мне почудился странный звук, будто кто-то фыркнул или хихикнул. Выпростав голову из вороха складок, я прислушалась к тишине замка с замирающим от страха сердцем. В комнате никого не было!

— Эй, кто тут? — мой голос дрогнул.

Воображение услужливо нарисовало глумливую ухмылку на полупрозрачном лице белого привидения и такой же наглый оскал на морде фантомной лошади. Я зябко поежилась. Из раскрытого окна потянуло сыростью реки.

Освободившись из плена платья и молниеносно натянув джинсы со свитером, я выглянула в окно, в соседнюю комнату, прогулялась до поворота коридора и вернулась назад, в розовую спальню. В замке никого не было! Мне показалось. Я хмыкнула и пожала плечами, подбадривая себя и прогоняя суеверный страх. Страх развеялся, но неприятный осадок все же остался на самом донышке подсознания. Радостное настроение улетучилось, и стало стыдно за несолидный поступок.

В смущении я аккуратно повесила наряды в шкаф, поправила покрывало на ложе и посмотрела на часы. Наручные часики китайского производства встали, не выдержав испытания походными условиями. Впрочем, я и без них догадалась, что наступило время обеда.

Кухню я нашла совершенно случайно, возможно, интуитивно. Длинный, с изрезанной и подпаленной столешницей грубо сколоченный стол, по обе стороны от него колченогие скамьи, битые глиняные горшки, сваленные в углу казаны, пустые бутылки в плетеных корзинах, вязанка дров, черная от копоти чугунная печь, а так же застоявшийся запах пригоревшего жира — вот что мне удалось обнаружить в полуподвальном помещении.

Из съестных припасов в замке имелись связка репчатого лука, хранившаяся, по моим прикидкам, со времен крестоносцев, головка сыра, такого твердого, что его не смогли одолеть мыши, и такого пахучего, что сознание прояснялось, как от нашатыря, и бутылка с подозрительной темной жидкостью, запечатанная сургучом. Главной находкой стали невероятной длины спички в цилиндрической жестяной банке и полотняный мешочек, подвешенный к балке потолка. В нем чудом сохранились пять крупных сухарей. Один я тут же сунула за щеку и ощутила почти райское блаженство.