Керри Гринвуд - Радости земные Страница 20

Город готовился к ночной жизни, а я, никуда не спеша, руки в брюки, брела по Свонстон-стрит к ратуше. В отличие от, скажем, Сиднея, где плоская поверхность встречается исключительно на вокзалах и столиках кафе, в Мельбурне только один холм, но довольно крутой. Поэтому я предпочитаю идти медленно, любуясь красивым видом и разглядывая прохожих, а не мчаться галопом, не замечая ничего вокруг. К тому же в мои планы не входило вламываться в «Венецию» в мыле. Вечер был теплым, одежда – удобной: босоножки не терли ноги, блузон не резал под мышками, а шифоновый шарф обращал на себя внимание. Прохожие на меня оборачивались, а панк с зеленым ирокезом одобрительно заметил: «Чума!»

С тех пор как мы обзавелись собственным маньяком, «Инсула» уже не казалась столь уютной, и я с удовольствием ушла из дома. Я так давно никуда не ходила по субботам, а сегодня у меня целых два свидания! Правда, одно из них с неприятным мне человеком. Зато с отличной едой. И я успею морально подготовиться к дежурству в «Супах рекой», поскольку вернусь домой сытая, а если повезет, то и напитая (если можно так выразиться). Похоже, так оно и будет. Если, конечно, Джеймс полностью не изменил своим привычкам, что вряд ли.

Я остановилась, осмотрела витрину роскошного книжного магазина и взглянула на часы. Я, как всегда, вовремя.

Расправив плечи, я поднялась в большой зал ресторана «Венеция», где, по всей вероятности, меня проводит за столик жутко важный метрдотель, и, если Джеймс верен себе, я еще полчаса буду щипать хлеб и пить воду. Однако и к этому повороту событий я подготовилась, захватив с собой книгу Джейд Форрестер и примерив ледяной взгляд. Каково же было мое удивление, когда радушный метрдотель проводил меня за столик, за которым уже сидел Джеймс и с мученическим лицом изучал меню.

Заметив меня, Джеймс вздрогнул.

– Коринна! Ты выглядишь… ты выглядишь прекрасно! Я бы сказал, весьма аппетитно.

Метрдотель отодвинул стул, я села и взглянула на Джеймса. Вот мужчина, с которым я спала несколько лет. Я точно знаю, как заставить его прекратить храпеть (хотя самое надежное средство – гильотину – я так и не испробовала). Я знаю, что он любит есть на завтрак. Во всяком случае раньше знала. А теперь передо мной сидит незнакомец, причем весьма непривлекательный. Раньше Джеймс был похож на бывшего баскетболиста, а теперь еще больше обрюзг – костюм на нем вот-вот лопнет – и облысел. Под глазами – темные круги, верхняя губа слегка подрагивает. Костюм у него до-рогущий и обувь – бьюсь об заклад! – тоже, но это не делает его счастливым и довольным собой и жизнью.

– Рад тебя видеть. Спасибо, что пришла, – заученной скороговоркой пробормотал Джеймс. – Сразу видно, у тебя все хорошо.

– Как поживают Ивонна и малыш? – осведомилась я.

Он выпятил грудь так, что она почти сровнялась с животом. Сейчас предъявит фотографии ребенка. «Бедняга Джеймс!» – думала я, пока он возился с бумажником. Со мной тебе было некомфортно, так ведь? Я и сама не подарок, да и предки у меня более чем странные. Короче, сладкой парочки из нас не получилось.

Я с должным вниманием изучила ворох снимков. Милый ребетенок. Похож на Уинстона Черчилля. (На мой взгляд, все малыши на него здорово смахивают.) И жена милая. А в чем это она? Неужели в небесно-голубом фартуке с рюшами? Ну да, тот самый фартук. Видно, я его оставила, когда уходила от Джеймса. Коринна, ты сделала правильный выбор!

Официант принес еще одно меню размером с полстола. Предложенным ассортиментом блюд можно было бы накормить весь Багдад. Я вернула меню официанту и сказала Джеймсу со сладкой улыбкой:

– Заказывай на свой вкус.

Понятия не имею, что означают все эти итальянские названия, а знак уважения, глядишь, подтолкнет Джеймса к откровенности, и дело обойдется без личных обид. Он всегда обижался, когда я не соглашалась с его планами. Только он называл это не личной обидой, а жесткой дискуссией.

Джеймс с официантом приступили к совещанию, пересыпая диалог чужеземными словами: «тортеллини», «боттарга», «инволтини»… У меня возникло желание достать книжку, но я как вежливая девочка делать этого не стала, решив оглядеть зал.

«Венеция» – ресторан довольно старый. Почти все большие столы занимают семьи. Это заведение с традициями: тут деды ужинают с внуками, которые, можно сказать, выросли под бдительным оком почтенного метрдотеля в сверкающих очках. Белоснежные льняные скатерти, массивные серебряные приборы… Мимо прошмыгнул официант со старинной мельницей для перца – издалека можно подумать, что у него на плече гранатомет.

Стены расписал относительно недавно – в 1930 году – некий художник, которому, похоже, на словах объяснили, как выглядят фрески Пьеро делла Франческа, однако сам он их в глаза не видел. Впрочем, получилось весьма недурственно. Венецианская тема прослеживалась в пейзажах в духе Канолетто и здоровенной модели гондолы, выполненной из серебряной проволоки. Рассмотрев все, что можно было, я перевела глаза на Джеймса и официанта. Слава богу! Кажется, решение принято. Оба взмокли от усердия. Потом сомелье стал предлагать вина, а Джеймс – с жаром отвергать вариант за вариантом. Дабы ускорить процесс, я уже хотела предложить каждому по ножу, но они все-таки пришли к консенсусу. Как раз вовремя: еще чуть-чуть – и мое терпение лопнуло бы! Я вдруг отчетливо вспомнила, до какой степени меня всегда бесило занудство Джеймса, в том числе при выборе блюд и вин.

Наконец Джеймс угомонился, и через пару минут принесли первое блюдо.

– Равиоли с утиным фаршем и грибами под гранатовым соусом, – объявил Джеймс. – А себе я взял устрицы aньолотти. Давай выпьем по стаканчику хорошего белого вина.

Я была польщена. Бутылка хорошего белого вина стоит больше пятидесяти долларов. А очень хорошего – больше сотни. Не понимаю, зачем столько тратить на вино: ведь чтобы оценить вкус, надо его выпить, а если выпьешь, ничего не останется. Однако равиоли были очень вкусные, о чем я и сообщила.

– Джеймс, так чем же могу быть тебе полезна? – спросила я, когда, унеся пустые тарелки, официант налил нам по бокалу красного вина. Это было кьянти, но только не те красные чернила, что я пила в студенческие годы, а легкое молодое вино, похожее на божоле нуво.

– Я что, не могу пригласить свою бывшую жену в ресторан? – заворчал Джеймс.

– Ну, допустим, можешь, – согласилась я. – Но только не в «Венецию».

Он промолчал, и нам как раз принесли второе блюдо. Мне – перепелов. Ням-ням!

– Перепела, фаршированные ветчиной с шалфеем, под соусом из коньяка и красной смородины, а на гарнир – полента, – объявил Джеймс с таким видом, будто подстрелил дичь лично. – А себе я заказал жареную свинину по-сицилийски с мятой и яблоками в коньяке.

Тем временем официант с благоговейным видом раскладывал на блюде овощи: крошечную брокколи, микроскопические цуккини и новорожденный молодой картофель, запеченный с розмарином. Ужин был на самом деле хорош, и я не хотела ссориться с Джеймсом. Пока. Это я всегда успею. Отведаю лучше перепелов. Потрясающе! Мясо нежно-розовое, сочное, а коньячный соус смягчает жирную ветчину и сластит шалфей. Великолепно! За такой трапезой можно сплетничать часами.

Поначалу мы болтали обо всем и ни о чем. Я отметила необыкновенно теплую и сухую для этого времени года погоду, рассказала про своих соседей, обсудила экономический климат (не хуже обычного), расспросила про бывших друзей, и мы перешли на перемывание косточек.

– Представляешь, Том наконец-то расстался со своей жуткой подружкой, – сообщил Джеймс.

– С которой? С француженкой Мариэль?

– Нет, ты ее не знаешь. С Мариэль он уже давно расстался. Представляешь, француженка ударила его подносом. На вечеринке у него в офисе. В результате все пирожные оказались на полу, а Том чуть не лишился работы. Потом эта Мариэль стала встречаться с каким-то художником и уехала с ним во Францию. Я имею в виду итальянку. По-моему, ее звали Елизавета.

– И что же сотворила эта? – поинтересовалась я.

Терпеть не могу Тома, школьного товарища Джеймса. Во-первых, он редкостный зануда, строящий из себя первоклассного знатока вин. Когда он рассуждает о достоинствах бургунди, можно свернуть челюсть от скуки. Место Тома на флоте: он запросто заговорит любое цунами. А во-вторых, этот тип как-то раз полез ко мне целоваться на кухне, а потом сказал Джеймсу, будто бы инициатива исходила от меня. Поэтому я прекрасно понимаю, почему Мариэль в один прекрасный день треснула его подносом. Тома, видимо, влечет к темпераментным женщинам. Первая жена Тома после его четырехчасового монолога о шампанском чуть не прирезала его кухонным ножом, после чего Том обратился в бегство и не останавливался до тех пор, пока не встретил на своем пути Мариэль, которая, в свою очередь, использовала вместо ножа поднос с десертом. Интересно, что же сделала Елизавета?

– Она смыла этикетки со всех его бутылок, – простонал Джеймс, – и ушла.