Людмила Милевская - Любовники чертовой бабушки Страница 20

Из благодарности я придумала байку, что на меня напали такие вот модернисты. Об истине почему-то говорить не хотелось. Французы отнеслись к моему устному творчеству с огромным сомнением, но на дальнейшем развитии сюжета из деликатности не настаивали. Они любезно согласились подбросить меня до местечка, от которого до Парижа рукой подать. Чем ближе к Парижу мы подъезжали, тем мрачнее я становилась. Без документов, вещей и с жалкими евро, заработанными аттракционом со стулом, я нуждалась в помощи Тонкого. А Тонкого я потеряла. И он меня потерял.

Когда я подвела итоги своего путешествия, то решила, что лучше бы оставалась дома с русскими трупами, чем загибаться от голода с живыми французами. Возможно, я и сгущала краски, но в любом случае, согласитесь, оказаться на чужбине в одной мини-юбке, в которой нет даже карманов, ужасно — если ограничиться лишь приличными выражениями. Вы не подумайте, на мне еще блузка была, но и она не решала проблемы, поскольку выглядела я настоящей грязнулей. Ночное ползание по траве, разумеется, отразилось не только на коленях, локтях и подбородке, но и на одежде. Короче, я решила ехать в Орли на поиски сумки.

Да, забыла сказать: итоги я подводила уже на обочине автострады, куда высадили меня французские парни. Видимо, без стула я была значительно привлекательней: проезжающие мимо мужчины пытались скрасить мое одиночество. Как только я решилась ехать в Орли, немедленно откликнулась на призыв симпатичного француза на потрясной спортивной машине алого цвета. Откликнулась и тут же пожалела об этом. Молодой стиляга-француз воспользовался моей беспомощностью: я не могла нецензурно выругать его по-французски, и поэтому он лихо демонстрировал все возможности своего скоростного автомобиля. После этой поездки в Орли я искала уже не сумку, а туалет.

Впрочем, выйдя из туалета, я вспомнила и про сумку. Долго бродила по залам и внимательно изучала все вывески, соображая, куда обратиться по поводу багажа. Тут-то и нашел меня Тонкий. От радости я расцеловала его, а он по-прежнему был всем недоволен.

— Где ты болталась? — сердито спросил Тонкий.

— Будто не знаете, — с обидой ответила я. — Зачем вы за мной увязались, если меня хватают в заложники все кому не лень? Я думала, вы должны меня охранять.

Тонкий внимательно, сузив глаза, посмотрел на меня и рявкнул:

— Разберемся. Пойдем.

— А сумка? — разволновалась я.

— Сумка тебе не понадобится, — презрительно бросил Тонкий.

У меня снова возникла потребность посетить туалет.

Тонкий привез меня в трехэтажный дом, очень красивый, утопающий в зелени. Там, совсем как в шпионских фильмах, в плетеном шезлонге сидел мужчина в плавках и с бокалом в руке. Действие происходило у громадного бассейна: в неестественно голубой воде плавали экзотические рыбы. О прочих прибамбасах и рассказывать не хочу. От великолепия я не обалдела, но гордость моя (четырехкомнатная квартира в центре Питера) показалась убожеством. Да что там я со своей квартирой — даже высокопоставленный старик (друг бабули) со своей роскошной дачей выглядел нищим на фоне этого дворца с бассейном. А он все же, не хухры-мухры, крупной державы идеолог и все такое прочее. Кто же тогда этот, в плавках?

Пролетарская гордость меня спасла. Я всеми способами демонстрировала, что все эти буржуазные навороты меня не колбасят: скучны они мне до безобразия.

Мужчина с бокалом уставился на мои ноги, стертые в кровь, и лениво спросил по-английски:

— Как ты собираешься все это объяснять?

А Тонкий подкрался к нему и с подобострастием шепнул что-то на ухо.

— Вы о чем? — демонстрируя независимость, небрежно бросила я, мысленно опасаясь наделать от страха в штаны.

Тонкий, зараза, не пустил-таки меня в туалет.

Демонстрация моей независимости подействовала на мужчину в плавках странным образом: в нем проснулась галантность. Он указал жестом на стул и задумчиво произнес:

— Присаживайся пока.

Меня передернуло: стул был хуже расстрела. Я испуганно осведомилась:

— Можно, я лучше в кресло?

— Как хочешь, — удивился мужчина.

От его цепких глаз не скрылась моя реакция. Пришлось ему рассказать о ночном приключении.

Мужчина с бокалом, немало потешившись, мазнул взглядом по Тонкому и спросил:

— Где вы нашли эту дуру?

— Было сложно, но мы старались, — с ужасным акцентом прошелестел Тонкий.

На лужайке перед бассейном вдруг вырос Седовласый, читавший в самолете проспекты.

— Почему ты помешала совершить выстрел агенту? — спросил мужчина в плавках, кивая на Седовласого.

Пришлось поправку внести:

— Книга, не я.

Тонкий прикрикнул:

— Это неважно, отвечай на вопрос.

— У меня два ответа, — нехотя проворчала я.

— Давай оба, — усмехнулся мужчина в плавках.

— Первый ответ: я не знала, сэр, что это агент, он не представился. Второй ответ: не было уверенности, сэр, что агент хоть как-то умеет стрелять.

Мужчина в плавках хихикнул:

— Что, так плохо держал в руке пистолет?

— Хуже некуда. Для пользы нашего общего дела, сэр, я прикинула: будет лучше, если террорист увидит мое хорошее к нему отношение и оценит его.

— Но он не оценил. Как думаешь, почему? — поинтересовался мужчина в плавках.

Я пожала плечами:

— Сэр, чужая душа — потемки.

Мужчина в плавках кивнул, сделал глоток из бокала и обратился к Тонкому:

— Девчонка круглая идиотка. Уверен, отношения к террористам она не имеет. Связаться с ней может лишь такой придурок, как ты.

Тонкий с поклоном угодливо осведомился:

— Может, заменим ее?

Мужчина в плавках отмахнулся опустевшим бокалом:

— Теперь уже поздно. На переправе коней не меняют.

В этом месте почему-то захотелось внести поправку: мол, я не конь, а скорее кобыла, так что можно и заменить. Но я и рта раскрыть не успела, как мужчина в плавках грозно скомандовал:

— Приведите в порядок ТО, что есть, и пусть работает ЭТО, раз не нашли ничего поумней.

Тонкий воскликнул: «Есть!», грубо схватил меня за руку и резво потащил к автомобилю. Делать прощальный реверанс мужчине с бокалом пришлось на бегу, но он уже толковал с Седовласым.

— Что слышно от Ника? — донесся до меня его строгий вопрос.

Ответа я не услышала, но тоже очень хотела знать, что слышно от Ника? Я была абсолютно уверена, что Ник — это мой Николай, то есть Коля.

Глава 20

Тонкий привез меня в другой дом, менее дорогой, но тоже очень красивый. Импорта и здесь хватало везде: на потолке, на стенах, на полу. Новый мой собеседник был с усами, в изумительной бороде и в человеческом рабочем настроении, хоть и походил на обезьяну. Вместо плавок на нем был строгий костюм. Бокалами здесь и не пахло. Бассейн заменял широкий письменный стол с лампой а-ля Берия. Но этот мужчина мне очень обрадовался и повел себя так, словно мы с ним друзья. Разочаровывать его я не решилась, поскольку к такому поведению рядом со мной мужчины редко стремились — если не врать.

— Рад тебя видеть, крошка, — сказал он по-английски, отечески потрепав меня по щеке и неожиданно чмокнув в губы.

Вынуждена была подумать: ощущение, словно с веником поцеловалась.

— Присаживайся, — сказал он, жестом указывая на стул.

Пришлось содрогнуться вторично:

— Спасибо, я постою.

Он удивленно спросил:

— Что с тобой, детка?

Не хотелось докучать ему мизерностью своих проблем, поэтому я заверила:

— Все в порядке, но на стул не сяду под страхом казни.

— А как ты к диванам относишься? — после легкой заминки поинтересовался мужчина.

На всякий случай я уточнила:

— Прекрасно, если на них сидеть. Или лежать одной.

— Тогда приглашаю в другую комнату, там есть диван, — сказал мужчина, пряча усмешку в усах и бороде.

На предложенный диван я присела, стыдливо подтягивая короткую юбку на израненные колени. Мужчина сел в кресло напротив. Между нами был стол, на столе шкатулка и пепельница.

— Теперь ты мне больше нравишься, — сказал он, деловито доставая из шкатулки изящные щипчики и сигару. — Если будешь продолжать в том же духе, у нас все получится.

«Что получится?» — столбенея, подумала я. Мужчина тем временем понюхал сигару и, обрезав кончик, бодро воткнул ее в кучность усов и бороды. Когда из усов повалил дым, я поняла, что сигару мимо рта он не пронес.

— Поскольку время упущено, — продолжил мужчина, — приступить к делу придется прямо сегодня.

Сегодня?!

— Не могу приступить к делу прямо сегодня, — изображая рвение, заявила я.

— Почему? — удивился мой визави.

Я показала на свои щеки и подбородок.

— С этим не будет проблем, — успокоил меня мужчина, поднимаясь из кресла и подходя к телефону.

Не успела я и глазом моргнуть, как налетели гримеры и долго пытали меня. Когда же меня оставили в покое, щеки горели так, словно с них вторично содрали кожу. Правда, выглядела при этом я потрясающе.