Иван Дубинин - Цезарь в тесте Страница 20

— Вы направляли к нам… Ламанову Евстолью Анатольевну? — она прочитала мои данные.

— Евстолью Анатольевну? Да, да, направлял, — обрадовался Спиридон Афанасьевич. — И даже приказал ей сегодня посетить Ваше заведение. Раиса Григорьевна, дело у нее серьёзное и очень ответственное. Так что прошу отнестись к этому с пониманием и оказать ей всяческое содействие.

— Да, да, конечно, — пообещала директриса. — Ваше задание будет выполнено, товарищ подполковник. До свидания.

— До свидания.

Запипикали частые гудки, и Гименеева отключила аппарат. Она помолчала немного, а затем заставила себя улыбнуться.

— Извините, пожалуйста, Евстолья Анатольевна. Обычная проверка.

Я сидела в полубессознательном состоянии, откинувшись на спинку стула и опустив глаза. Внутри всё дрожало от напряжения.

— Ничего, ничего, я понимаю.

— Это всё конкурирующие фирмы! — пустилась в объяснения бдительная директорша. — Под каким только видом они не пытаются проникнуть в агентство, чтобы выведать секрет нашего постоянно растущего успеха. То гинеколог вдруг нагрянет, то как бы из общества защиты половых большинств заявятся. А тут, думаю, уже в ФСБ вырядились. Вы уж не обижайтесь. Чем могу служить?

— Я расследую дело об убийстве Вашего бывшего сотрудника Грибова Петра Николаевича, — объяснила я, немного придя в себя. — Что Вы можете сказать о нём?

— Только хорошее. Замечательный был человек и специалист отменный. Его все так любили, особенно женщины. Он мог любую уговорить, убедить в том, что именно она достойна быть счастливой. Жалко, очень жалко его.

— А враги у него были? Или, может, завистники?

— Нет, насколько я знаю, он ни с кем не конфликтовал. А завистники, они всегда будут, пока существует неравенство. А оно неизбежно, потому что все мы — разные. Но не думаю, что из-за этого его могли убить.

— Раиса Григорьевна, а в связи с Грибовым Вам ничего не говорит слово «цезарь»?

— Нет, он никогда при мне не произносил его. Да и вообще, я что-то давненько его не слышала. Оно ведь относится к разряду не часто употребляемых слов.

— И последнее, Раиса Григорьевна. Мне нужно посмотреть его бумаги. Как это сделать?

— Вы хотите что-то взять с собой?

— Я сначала всё просмотрю. Если меня что-то заинтересует, я Вам скажу.

— Хорошо, пойдёмте, я покажу Вам его кабинет.

Она взяла в ящике стола ключи, и мы направились к месту бывшей работы Грибова. Директорша открыла помещение.

— Когда закончите, зайдёте ко мне, — сказала она и ушла.

Кабинет выглядел очень уютно. Синие плотные шторы действовали успокаивающе, а неяркие пастельные обои в сочетании с множеством комнатных растений усиливали ощущение домашней защищенности, приятной уединённости и комфортной расслабленности. У окна, слева от входа, стоял стол с компьютером. Напротив дверей был книжный шкаф, заставленный литературой и папками с бумагами. У другой стены располагался диван. Посредине комнаты, друг перед другом, стояли два удобных кресла, между ними находился журнальный столик. Всё способствовало и располагало к спокойной задушевной беседе. Я даже села в кресло и несколько минут наслаждалась бездумным бездельем. Затем принялась за работу. Первым делом я стала просматривать папки с документацией. И в одной из них действительно оказались тесты. Сердце моё заколотилось, дыхание участилось. «Сейчас! Сейчас!» — стучала в голове не то кровь, не то мысль. Будто в лотерее я должна была вскрыть бумажный пакетик и увидеть либо свой выигрыш, либо поражение.

«ЕСТЬ!!!» — молнией вспыхнуло в голове увиденное слово и отключило меня на некоторое время. Я уже ничего не видела, ничего не слышала и, откинувшись в кресле, кружилась в вихре разнообразных чувств!

Немного успокоившись, я снова взглянула на листок с вопросами. Но оказалось, что это слово, во-первых, не имеет никакого отношения к драгоценностям, во-вторых, не понятно, зачем оно здесь написано. А, в-третьих, это вообще не слово «цезарь», а какой-то «цензор»!

Уже два раза услужливый брачный агент приносила мне чай, а я упорно пыталась хоть за что-нибудь зацепиться. Но — увы! — безрезультатно. Мы с ней вошли в компьютер. Но и там были лишь сухие деловые записи. И нигде даже намёка на этого пресловутого «цезаря». Пришлось, в конце концов, признать своё поражение и, поблагодарив сотрудников агентства за наше случайное знакомство, убираться восвояси ни с чем.

Я ехала в метро разбитая и опустошенная. То ли поезд так гудел, то ли у меня в голове, а, впрочем, какая разница. Всё равно мне было хреново. Острое чувство недовольства собой разъедало душу. Возомнила себя невесть каким выдающимся детективом, а сама обосрамилась по полной программе! А ведь всё казалось вроде бы простым. И тесто нашлось, и тесты, а вот «цезаря» в них не оказалось. Правильно Костя говорит, надо мне заниматься домашними горшками. Цезарю — цезарево, бездарю — бездарево. Всё, завязываю с этим делом. А то и правда, Надя меня приютила в надежде, что я подставлю ей своё плечо в домашнем хозяйстве, а я подставляю ножку. Дети ходят голодные, неухоженные, в доме не прибрано, стирки скопилась гора, — бичевала я себя с мучительным наслаждением, потому что адреналин всё не кончался, а периодически впрыскивался в кровь.

Когда я, понурая, вошла в квартиру, то вокруг меня радостно засуетились не только собаки, но и Спиридон Афанасьевич.

— Ну, Евстолья, рассказывайте, нашли Вам жениха?

— Какого жениха? — искренне изумилась я.

— Как какого? Самого достойного! Я за Вас поручился. Мне из брачного агентства звонили.

— А! Да, да, — дошло до меня. — Спасибо Вам. Всё нормально. Поставили на очередь, — пояснила я. — Обещали подобрать директора или даже министра.

И тут мне вспомнилось, что сегодня я, как Штирлиц, была близка к провалу. И если б дед не откликнулся на эту дурацкую фамилию… Кстати, неужели он и вправду Козладоев?

— Спиридон Афанасьевич, а как Ваша фамилия?

— Маслобоев. Вы же, наверное, знаете, что Надежда, когда была за Сенечкой, тоже так называлась.

— Конечно, это я просто уточнила.

Не хотелось никого ни видеть, ни слышать. Я быстренько приняла душ, смыв с себя липкие хлопья неудачи, прошмыгнула к себе в комнату и, раздевшись, улеглась в постель. Вскоре тяжёлый кошмарный сон забрал меня в свои владения. И снится мне, будто посередине большой комнаты стоит обеденный стол. И кто-то в чёрном, лица не видно, оно закрыто какой-то бесформленой желтоватой маской, раскатывает тесто. Но не круглой формы, а в виде стандартных листов. Затем берёт и бросает их прямо мне в лицо. А сам при этом злорадно смеётся:

— Вот тебе тесты из теста! Тесты из теста!

Я пытаюсь отодрать эту липкую холодную массу и спрашиваю:

— А где «цезарь»?

— Вон! — указывает он заострённой рукой.

— Где? — я мечусь растерянным взглядом по пустой комнате.

— Вон! — злится чёрный злодей. — Вон отсюда!

Я вдруг вижу перед собой двери, в страхе выскакиваю через них и натыкаюсь на большой чан с тестом. Внезапно из него выныривает весь облепленный мучной слизью мой мучитель и орёт:

— Цезарю — цезарево! Цезарю — цезарево!

Затем начинает скандировать:

— Це-за-ре-во! Це-за-ре-во!

И я тоже, в том ему, начинаю орать: Це-за-ре-во! Щас за-ре-ву! Щас за-ре-ву!

— Столя! Столя!!

— А! — проснулась я.

— Ты чего кричишь? — в моей комнате стоял встревоженный Влад.

— Я кричу?

— Да, ты кричишь. Вернее, грозишься, что сейчас заревёшь. Интересно, отчего? Оттого, что хочешь замуж или оттого, что не хочешь?

— Какой замуж?

— Да дед Спирдон всем хвалится, что тебя замуж отдаёт. Чуть ли не за министра.

— Это точно, — обречённо сказала я.

— Ты что, серьёзно? — Влад аж присел ко мне на кровать.

— А почему бы и нет? — закокетничала я.

— Тебе что, с нами плохо? И вообще, это дело серьёзное, подумай хорошенько, — и он ушёл.

Следом примчалась Шурупчик.

— Столик, ты чего, влюбилась?! — она вытаращила на меня изумлённо-восторженные глаза.

— Ещё нет, — парировала я.

— А, ну, тогда я спокойна.

— Почему?

— Замуж выходить надо, когда влюбишься. Тогда чувствуешь себя дура дурой, то есть счастливой. И всё тебе по фигу.

После неё пришла Тоня. Она робко села ко мне на кровать и сидела молча.

— Ты чего? — изумилась я.

— Не знаю, как ты, Столичка, а я решила замуж никогда не выходить, — категорично заявила она.

— Это почему же?

— А что толку? Ну, обнимет он тебя, поцелует, а ты ему за это целыми днями есть готовь, стирай, убирай. Ни за что!

Да, логика железная.

— Хорошо, я подумаю, — пообещала я юной мужененавистнице, и она, обнадеженная, удалилась.

Когда возле двери что-то зашуршало, я уверенно крикнула:

— Ну, заходи, Данька! Что ты скажешь?