Петер Аддамс - Убийство в замке Страница 20

Разрушения от взрыва в зале были в основном ликвидированы, в камине потрескивали толстые поленья, огонь отражался в стеклянных дверях витрин, в которых стояли старинные фарфоровые фигурки, японские чайные чашки, серебряные бокалы для вина. Но основную ценность составляли позолоченные напольные часы восемнадцатого века. Каждый час они проигрывали приятную мелодию. Охраняющий стадо пастух играл на флейте, овцы склонили от наслаждения головы, красавица крестьянка с коромыслом и двумя ведрами грациозно поворачивалась, словно в танце, а шедший за ней парень протягивал руки, чтобы обнять ее.

Шел дождь. Из прохудившегося водосточного желоба лилась вода. Сквозь стеклянные двери была видна терраса, обрамленная парапетом. Раньше здесь в теплые летние вечера, наверное, отмечали праздники: небольшой оркестр исполнял веселую музыку, дамы и кавалеры в вышитых платьях и белых париках молча наслаждались, мечтая об охотничьих и любовных похождениях, или обменивались галантными шутками.

Но эти времена канули в Лету. Плиты заросли мхом и травой, фонари около дома бросали тусклый свет на мокрые камни. Все было серым и скучным. Вильямс вспомнил кладбище, склеп, каменных ангелов, запах гнили…

— Приятный вечер. А что, если мы для общего оживления немного сдвинем столики и попытаемся вызвать духов? — Такой не очень остроумной шуткой Дороти попыталась поднять настроение.

— Только без меня. Меня трясет от всех этих ужасов, я и без того не сомкну глаз всю ночь, — с возмущением отклонила шутливое предложение своей хозяйки Патриция.

— Есть люди, крепкие задним умом, — проскрипел Декстер.

— Вы имеете в виду меня? — язвительно спросила Дороти.

— Из своего окна я наблюдал, как вы в свои пятьдесят три года, разукрашенная, как танцовщица варьете, направились на кладбище. Немудрено, что у вас там не возникло мысли, для чего живет человек и как он продолжает жить после смерти.

— Было бы прекрасно, если бы мы оказались с вами в разных мирах, чтобы больше никогда не встретиться.

Вильямс уже начал подумывать, как ему подключиться к этой задушевной беседе, но в это время раздался телефонный звонок. Вошел Фишер и сказал, что инспектор Бейли просит сержанта к телефону.

Когда Вильямс вернулся в зал, он уже знал результат вскрытия: Роберт Торп умер естественной смертью.

— Вполне возможно, что мисс Грэди стала жертвой несчастного случая, — сказал беззвучным голосом полковник. — У нее во время поездки мог случиться приступ или могло отказать управление… В любом случае не ясно, постигло ли ее то же самое, что произошло, например, с доктором Эвансом или Конроем, который сейчас зарыт в земле.

— Что касается Эрвина Конроя, — сказала Патриция, — то я знаю точно, что он жив. Вчера ночью я видела его во сне, а мне снятся только живые люди.

— Прекратите эту болтовню! — У Дороти лопнуло терпение. — Так можно постепенно и нормального человека свести с ума…

Последнее слово застряло у нее в горле. Следивший за ее взглядом Вильямс вдруг открыл рот. У Фишера из рук выпал прибор, который он собирался положить на стол. Патриция схватилась за сердце и издала жалкий писк. Лицо Декстера побледнело, было слышно его хриплое дыхание.

Все уставились через стеклянные двери на террасу.

Там за белым садовым столом сидели три фигуры: доктор Эванс, Стелла Грэди и Эрвин Конрой. Они шевелились, жестикулировали и разговаривали друг с другом, как будто были живыми. Дождь лил как из ведра, но они, казалось, этого не замечали. Их не удивлял и вид друг друга. С головы и шеи Эванса свисали водоросли. Лицо и руки Стеллы Грэди были черные, как уголь, а ее платье представляло собой обгоревшие лохмотья. На черепе Эрвина зияла широкая кровоточащая рана.

Вдруг они замерли, словно их парализовали взгляды сидевших в зале. Все трое медленно встали, подошли к стеклянным дверям, заглянули внутрь, при этом их лица можно было хорошо разглядеть, и скрылись в темноте, как осенние листья, гонимые ветром.

Вильямс первым пришел в себя — одним прыжком он оказался около двери, рванул ее и выбежал вслед за исчезнувшими видениями.

Когда он, весь промокший, вернулся назад, его соседи по столу еще не совсем пришли в себя.

— Вот теперь я действительно сойду с ума, — вырвалось у Дороти.

— О боже, ты всемогущ на небе и на земле, помоги мне и прости все мои грехи, — тихо прошептала Патриция.

Бледное лицо Декстера стало лилово-красным, его глаза почти вылезли из глазниц, он тяжело дышал, как будто был близок к удушью, его зубы стучали.

— Я не хотел ее убивать… клянусь… это произошло по недосмотру… по ошибке… — хрипел он.

— Кого вы не хотели убивать? — накинулся на него Вильямс.

— Стеллу. Ее смерть была страшной ошибкой, и я не представляю, как это могло случиться. — Декстер рвал на себе волосы. — Я вылил ампулу в чайник, она сама мне приказала… — Декстер замолчал, сообразив наконец, что выдал тайну, которая может иметь для него самые неприятные последствия.

— Вы вылили яд в чайник леди Торп? Вы это хотели сказать? — Вильямс не давал ему опомниться.

— Это был чайник вовсе не леди Торп. Это был чайник без герба. Фишер ошибочно поставил его на место леди Торп, а я его поменяла, — рыдая, сказала Патриция. — Я… я убийца. Смерть Стеллы Грэди на моей совести.

— Не реви. Благодари бога, что ты спасла меня. — Дороти постепенно приходила в себя Обратившись к Декстеру, она спросила: — Могу ли я узнать, почему вы хотели меня отравить?

— Потому что я… вернее, Стелла… была убеждена, что вы не только доктора Эванса, но и… и Конроя убрали и, что мы… мы будем следующими жертвами.

Полковник начал что-то мямлить, но, когда он признал наконец свою вину, ему, по-видимому, стало легче. Он тупо утверждал, что не имеет никакого отношения к смерти двух других наследников.

Полковник покорно встал, когда Вильямс приказал ему ехать с ним в Уолс. Он собрал необходимые вещи и, вернувшись в зал в пальто и с маленьким чемоданчиком, сказал Дороти:

— Ваш виски действительно неповторимый напиток. Вы знаете, что ждет меня. Если не жалко, дайте мне бутылку с собой.

Это, конечно, была наглая просьба, но Дороти, обезумевшая от счастья, что осталась жива, выполнила ее.

В тот день Вильямс дважды докладывал инспектору Бейли об итогах расследования. Инспектор сам допрашивал Декстера, он составил и дал ему подписать протокол.

Когда все формальности были выполнены. Бейли отпустил своего молодого помощника домой. Тот крайне нуждался в отдыхе, причем не в кладовой, а в своей постели, где можно было как следует выспаться.

Выполнив свой долг, Бейли отправился в таверну «Кровавая кузница».

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ,

в которой инспектор Бейли из-за соблазна нарушает служебные инструкции (в этом случае автор следует рекомендациям известных литературных критиков: если хотите сделать свое произведение еще более достоверным, наделите положительных ГЕРОЕВ некоторыми пороками). С помощью старых семейных документов в аферу постепенно вносится ясность

Как Бейли и ожидал, в таверне он застал веселую компанию, состоящую из двух женщин и трех мужчин.

Одной из женщин была Энн, которая в отличие от других выглядела и вела себя как нормальный человек. Остальные были артистами, что было видно по их причудливым галстукам, фантастическим покроям платья и прическам. У соседки Энн к высокой прическе было приколото чучело птицы, потому что, как она сказала, сыта по горло хиппи, которые распустили свои волосы по плечам и натыкали в них жалкие цветочки. При помощи чучела она протестовала против нелепой моды.

Больше в таверне никого не было. Полицейский час давно наступил. Билл Шеннон с интересом прислушивался к разговору своих необычных гостей.

Дверь инспектору открыла экономка. Когда он вошел, наступило молчание. Затем один из мужчин отделился от компании, развел патетически руки в стороны и, указывая на орудия пыток, прочитал громовым голосом монолог: «Теперь я знаю, сэр, зачем нужны клещи, пилы и ножи. Я вижу гостя там, в дверях стоящим! Дородный вид его меня на мысль наводит…»

Бейли не обратил внимания на реплику в свой адрес и попросил Шеннона принести черный кофе. Затем он обратился к Энн с просьбой представить своих друзей. Но она не успела и рта раскрыть, как они друг за другом представились сами.

— Ричард Пиклик! — Пожилой мужчина вскочил и поклонился. Его густая седая шевелюра, иссеченный морщинами лоб и массивный широкий нос напоминали голову льва. — Играю королей, иногда князей в шекспировских пьесах, — прогремел он своим басом.

Следующим представился мужчина средних лет с лысиной, в ярко-красном пуловере:

— Дик Дикинсон, исполнитель роли отца героя, иногда играю обманутых мужей.

— Чарлз Мимикри, злодей, в качестве дублера исполняю роли молодых любовников, — представился третий мужчина. Возраст его было трудно определить. Патлы битника и борода позволяли разглядеть лишь его нос и глаза.