Дарья Донцова - Белый конь на принце Страница 21

– Я не тороплюсь, – спокойно ответила Лена, – уж лучше без мужика, чем с твоим Борей. Оторвала ты себе счастье, Светик, нечего сказать.

Светлана не обиделась.

– Кто ж предполагал, что он наркоша? Приличным казался!

– Сколько ты с ним до загса встречалась? – зевнула Лена.

– Два, – коротко ответила Света.

– Года? – прищурилась Ленка.

– Дня, – сказала Светлана. – Потом мы расписались, он мне наврал про собственный остров в океане, вот я и побоялась богатого упустить!

– А я не спешу, – еще раз заметила Лена, – присматриваюсь к кавалеру внимательно, если возникают сомнения, заворачиваю кренделя вон. Вчера Андрюху турнула.

Света с грохотом швырнула на резиновую ленту банку сгущенки.

– Офигела? Андрей замечательный! Не курит, не пьет, не гуляет, работает!

– Странности у него, – вздохнула Лена.

– Сексуальные? – понизила голос Света. – Типа, наручники? Это прикольно.

– Не, – вяло отозвалась Лена, – в постели он обычный. С едой у него напряг.

– Ну ты даешь, – покачала головой Светлана, – может, он мусульманин? Свинину не жрет? Или как у Катьки с Яшей получилось? Ей муж велит мясо отдельно от всего готовить, и в этой кастрюле даже кашу на молоке варить нельзя. Забудь про хавку, у всех мужиков придурь в башке, главное, что в сексе хорошо.

Лена чихнула.

– Я тоже так думала, даже когда Андрюха ко мне в постель в носках полез, смолчала.

– И чего у них у всех идиотский прикол с носками! – возмутилась Света. – Одежду снимут, а носки нет.

Я постаралась не засмеяться. Мой первый муж Костик, придя домой, вешал носки на подлокотник кресла. Мне удалось справиться с кое-какими привычками супруга, например, он научился гасить свет, выходя из ванной, и даже иногда закрывал за собой дверь шкафа, но носки всегда торжественно жили в кресле. Бывший супруг Оксанки поступал иначе, он тщательно заталкивал носочки в ботинки и устраивал скандал, если жена говорила: «Брось их в стиральную машину».

У другой моей подруги, Ники, муж сам стирал носки, а потом непременно сушил их на кухонной батарее. Может, столь странное отношение к этому предмету туалета является одним из вторичных половых признаков? Мне ни разу не встречалась женщина, чьи колготки бы уютно расположились, допустим, на ручке духовки. Можно представить, какой крик подняли бы все мои бывшие мужья, увидев чулки в сахарнице! Женщины готовы простить парням все, мы сами их балуем, а потом злимся за их капризы.

– Но с едой у него беда, – продолжала Лена, – прикинь, он лопает жареную картошку со взбитыми сливками. Это нормально?

Света замерла, я не выдержала и рассмеялась. Тут открылась соседняя касса, часть покупателей кинулась к ней, но я оказалась самой проворной, мне удалось подбежать к кассирше первой.

– Кредитка или наличные? – спросила девушка, чье личико украшал здоровенный фингал под глазом.

– Карточка, – ответила я и ощутила резкий, противный и почему-то хорошо знакомый запах парфюма.

Аромат был въедливым, я по непонятной причине занервничала, пару раз чихнула, потом спросила:

– Простите, чем вы надушились?

Кассирша посмотрела на меня.

– А что?

– Очень приятные духи, – покривила я душой, – хотела бы купить такие.

– Не получится, – радостно сообщила девушка, – это эксклюзив. Называется «Голубое эхо любви». Существует всего два пузырька, больше не выпускали.

– Кажется, совсем недавно от кого-то пахло точно так же, – бубнила я, запихивая покупки в пластиковый пакет.

– Ошибаетесь, – возразила кассирша, – их не продают!

– Хорош трепаться, – возмутился мужчина из очереди, – давай бей чеки, работай, а то завела: «Голубое эхо любви»! Тьфу, кругом одни пидарасы.

Я пошла к машине.

Каюсь, я не способна запомнить мелодию и путаюсь в цифрах, но запах! Нюх у меня как у ищейки, натасканной на наркотики. Готова поспорить на что угодно, на днях я уже нюхала этот необычный аромат, в нем мелькают ноты клубники, перца и свежего огурца, сдобренного шоколадом. Ужасное сочетание, но оно привлекает внимание своей варварской композицией. Внутренний голос отчего-то нашептывает мне: «Дашенька, попытайся вспомнить, где ты ощутила вонючее амбре, это очень важно».

Я привыкла слушать свой внутренний голос, но не могла сообразить, где столкнулась с «Голубым эхом любви» и отчего это кажется мне важным.

С трудом распахнув сначала одну, потом вторую железную дверь, я преодолела длинные коридоры, поздоровалась с бюстом Ленина и вошла в кухню.

За столом сидел мужчина в темно-зеленой рубашке, у плиты возилась маленькая женщина в халате мышиного цвета.

Я представилась:

– Здравствуйте, меня зовут Даша. Вот, принесла сладкое к чаю. Куда поставить?

Хозяйка взяла с мойки толстый рулон, умело отодрала один полиэтиленовый мешочек, натянула его на тарелку, открыла кастрюлю и стала накладывать кушанье, отдаленно похожее на рагу.

– Здрассти, – растерянно повторила я.

Тетка плюхнула полную тарелку перед мужиком, тот отложил в сторону калькулятор, отодвинул толстую общую тетрадь и стал медленно есть. Жена, взяв со стола маркер, подошла к холодильнику и написала на белой эмали: «Соли хватает?»

Муж оттопырил большой палец.

«Перца добавить?» – на холодильнике появилась новая надпись.

Отец Насти помотал головой.

Очевидно, это был привычный для них способ общения.

– Вы, наверное, Владимир Петрович? – предприняла я новую попытку познакомиться. – И Зинаида, извините, отчества не знаю. Попробуйте торт, он со свежей малиной.

Мужчина встал и молча ушел. Женщина взяла его тарелку, сняла с нее пакет, выбросила его в помойку, сунула посуду в шкаф и, преспокойно обогнув меня, удалилась.

Глава 13

– Видела моих? – спросила Настя, влетая в просторную комнату. – Офигеть, да?

– Похоже, я не пришлась по душе твоим родителям, – выдавила я.

– Забей, они ни с кем не разговаривают, – бросила на ходу Настя. – Ой, ты торт притаранила. Спасибо, но больше не траться.

– Владимир Петрович и Зинаида глухонемые? – запоздало сообразила я. – Но ведь ты свободно владеешь речью.

– Нет, они просто молчат, – сказала Настя, вынимая из коробки кусок торта. – Чай будешь?

– Не откажусь, но ведь я не оплачивала еду, отдала деньги только за проживание, – напомнила я.

Настя пошла к плите:

– Ты десертом угощаешь, а я заваркой, справедливо?

– Что значит – просто молчат? – спросила я.

– Слов не произносят, через холодильник общаются, – пояснила девушка, – или записки друг другу царапают.

– Как-то странно, – протянула я.

Настя кивнула.

– Я тоже сначала удивлялась, а потом сообразила: мне так лучше, никаких претензий. Папа, если меня отругать хочет, пишет мне: «Дура», а мама: «Идиотка». А теперь скажи, много ты встречала родителей, которые бранятся таким образом? У других предки заведутся на месяц и лаются, а у нас тишина! Хорошо, что они поругались.

Я впала в еще большее изумление.

– Твои родители не общаются из-за ссоры?

Настя осторожно разлила в чашки кипяток.

– Угу. Они, правда, и раньше не очень говорливые были, голоса никогда не повышали. Сделает мама чего не так, отец ей на часы покажет и объявит: «За подгорелую кашу я не общаюсь с тобой с четырнадцати до восемнадцати».

Едва стрелки шесть покажут, он снова разговаривает. У папеньки такой воспитательный метод. Три года назад мама зеркало разбила, большое, в раме. Папа обозлился, он очень домовитый, все расходы в тетрадь записывает, не любит зря деньги тратить. Больше всего ему не нравится, когда вещи ломаются, это прямо бритвой по шее. Ну он и сказал матери: «Зина, ты дура! И это плохая примета, теперь будет семь лет несчастий!» Мама обычно молчала в таких случаях, а тут вдруг ответила: «Ну и молчи семь лет! Дуйся в углу». Отец зубы оскалил: «Могу и двадцать лет слова не вымолвить». Мать понесло: «Не получится у тебя, ты жрать запросишь. А вот я влегкую даже «а» тебе не скажу». Короче, они поцапались, и оба заткнулись. Папка не желает мамке уступать, а она ему, ждут, кто первый сдастся.

Я с трудом переварила услышанное.

– Они столько лет не произносили ни слова? Разве такое существование можно назвать счастливой семейной жизнью?

Настя отковырнула от своего куска верхушку.

– Не, у них все здорово. Мама об отце заботится, готовит, убирает. Он продукты покупает, недавно они мамульке новое пальто приобрели.

– Молча?!

– Ага, – кивнула Настя, – их все устраивает, и мне хорошо. Не обращай внимания, живи спокойно.

– Почему Владимир Петрович ел на тарелке, засунутой в пакет? – попыталась я решить еще одну загадку.

– Чтобы посуду не пачкать, – с набитым ртом ответила Настя. – Папа подсчитал, сколько моющих средств и губок уходит в год, и понял: дешевле запастись рулоном мешков, он их в оптовом магазине за копейки берет. В принципе это удобно, ничего ополаскивать не надо.