Дарья Донцова - Хождение под мухой Страница 21

– Случайность глупая. Вышел после ванны на балкон, разгоряченный, хотел покурить. Ну из горячего воздуха попал на холодный, вот голова и закружилась.

– Он упал?

– С пятнадцатого этажа.

Я бросила трубку. Закружилась голова? Хотя такое случается… Но что-то во всей этой истории мне не нравится. Вышел утром из ванной… Насколько я понимаю, собираясь на работу, никто не станет залеживаться в горячей воде, примет по-быстрому душ и готово. Да и курить на балконе в марте совершенно ни к чему. Егор был в разводе, жил один, что мешало ему спокойно насладиться сигареткой в кресле? Нет, тут дело нечисто. Надо поехать на Ваганьково и порасспрашивать сослуживцев Правдина, надеюсь, его придет проводить большое количество народа.

Похороны Егора были организованы по высшему разряду. Клиника не пожалела денег. Роскошный полированный, правда, закрытый, гроб из красного дерева, море венков, цветов, много хорошо одетых людей, приехавших к кладбищу на новехоньких иномарках. У Егора не было семьи, поэтому на гроб не кидались плачущие женщины. Нет, все было более чем пристойно, присутствующие стояли с приличествующим моменту выражением на лице. Но это было хорошее воспитание, а не проявление искренней скорби.

Прибыли музыканты, заиграл похоронный марш. Гроб на каталке повезли к могиле. Меня это немного удивило. Обычно, домовину несут до последнего приюта ближайшие друзья покойного. В толпе виднелось много относительно молодых мужчин, но никто не спешил подхватывать гроб на плечо. Звучали траурные речи. Я шарила глазами по лицам присутствующих. Хоть бы кто проронил слезинку. Честно говоря, я надеялась увидеть рыдающую женщину, любовницу Егора, ведь не жил же он монахом? Узнать ее фамилию, завязать разговор, глядишь, и выяснится кое-что… Но никто не собирался заходиться в плаче около разверстой могилы.

Наконец при помощи специальной машинки гроб опустили вниз, и тут-то приключилось то, чего я так упорно ждала.

– Господи, горе-то какое, – взвыла баба, кидаясь к быстро растущему могильному холмику, – несчастье страшное! Ох, Егор Владимирович, как же мы теперь.

Вопившая сильно отличалась от остальной толпы людей, разодетых в дорогие пальто и шубы. На тетке была потрепанная китайская куртка, не слишком чистая и новая. На голове жуткая клочкастая мохеровая шапочка.

– Ну что теперь с нами будет, – выла бабища, – что? Вся надежда лопнула.

– Мама, пошли, – потащила тетку за рукав девушка лет двадцати, – вставай, не надо, обойдется как-нибудь.

– Никак, – выкрикивала женщина. – Славик, дорогой!!!

Кое-как девушке удалось поднять мать и усадить в сторонке на скамеечку, стоявшую у одной из могил. Толпа поплыла к выходу. Я подождала, пока люди исчезнут на дорожках, подошла ко все еще плачущей женщине и спросила:

– Вы на поминки поедете? Могу подвезти.

– Нет, – ответила девушка, – нам домой надо.

– Извините, – пробормотала я, – но ваша мама так плакала, вот я и решила, что вы являетесь родственниками.

– Нет, нет, мы чужие, – ответила девушка, – пошли, мама, вставай.

– Ой, Славик, ой, горе, ой, что же теперь будет, – вновь затряслась в истерике баба.

– Славик? – фальшиво удивилась я, видя, как девушка безуспешно пытается успокоить мать. – Но ведь умершего звали Егор Владимирович! Вы не перепутали похороны?

– Слава – это мой брат, – нервно сказала девушка, – он смертельно болен, Егор Владимирович мог его спасти, мы уже обо всем договорились, и вот, сами видите…

– Славочка, Славонька, кровиночка, – взвыла тетка, – тысячи отдали, в долг назанимали, о-о-о…

Она стала раскачиваться, упала со скамеечки и поползла на коленях к свежей могиле, мотая головой. Клочкастая шапка свалилась, показалась грязная голова.

– Славик, Славик, о-о-о…

– Мама, мама, – растерянно повторила девушка, – встань, пожалуйста, ну, пожалуйста, встань…

Но тетка захлебывалась в рыданиях.

– Вот что, – решительно сказала я, – где вы живете?

– В Лианозове, – ответила девушка, – мы сюда почти два часа добирались, сначала на автобусе до метро «Динамо», потом на трамвае, затем пешком, устали…

– У меня машина, поехали, довезу вас до дома.

– Спасибо, – обрадовалась девушка, – но как маму поднять?

– Просто – вы берете под правую руку, я под левую и тащим ее к автомобилю.

ГЛАВА 13

Сев в «Жигули», девушка слегка расслабилась и пробормотала:

– Ну спасибо! Мне вас прямо господь послал. Как бы я маму домой волокла!

Я посмотрела в зеркальце. Женщина полулежала на заднем сиденье с закрытыми глазами. Ее рот был открыт, и из него вырывалось неровное, прерывистое дыхание.

– Вашей маме плохо?

Девушка обернулась и спокойно ответила:

– Нет, она всегда спит после того, как понервничает. Можно закурить?

– Конечно, хочешь, возьми в бардачке мои сигареты.

Девушка вытащила пачку ментоловых «Мore» и щелкнула зажигалкой. Путь предстоял неблизкий, езжу я медленно, поэтому скорей всего потрачу час или полтора на дорогу. Мы познакомились, девушку звали Настей, и она бесхитростно рассказала о своей семье.

Маме пятьдесят лет, а отцу чуть больше. Родители в разводе, но скорей всего папа давным-давно умер, потому что пил, словно верблюд, пересекший пустыню Гоби. Только не подумайте, что мужик, как вьючное животное, хлебал воду. Нет, Николай прикладывался исключительно к водке. Светлана Михайловна, мать Насти, с трудом разменяла жилплощадь. Ей с двумя детьми досталась квартирка в Лианозове, а бывшему муженьку комната в коммуналке, правда, возле Центрального рынка. Николай с детьми не встречался, алиментов не платил и гулять с сыном и дочерью по воскресеньям не рвался. Светлана одна тянула Настю и Славика. Тот, кто в одиночку поднимал двоих детей, поймет, как трудно пришлось женщине, не имевшей к тому же никакого приличного образования.

Светлана Михайловна всю жизнь бегает по чужим людям домработницей, получая за тяжелый физический труд копейки. Женщина надеялась, что, став взрослыми, сын и дочь начнут хорошо зарабатывать. Настя оправдывала надежды матери. Росла хорошей, не капризной, малоизбалованной девочкой. Окончила десятилетку и поступила в техникум, выучилась на бухгалтера, сейчас работает в большом частном магазине и имеет неплохой оклад, позволивший семье слегка высунуть голову из нищеты.

Но основные надежды на счастливую старость Светлана связывала со Славиком. Менталитет российской женщины таков, что она чувствует себя спокойно, только имея в доме мужика. Поэтому Света всегда любила Славу больше Насти. А если уж совсем честно, мальчишка был ее единственным светом в окошке. Частенько последние деньги тратились на покупку ему одежды или велосипеда. В детстве у Насти был весьма скудный гардероб, кукла Катя и косорыленький мишка. Слава, моложе сестры на два года, имел железную дорогу, солдатиков, пистолеты разных марок и калибров… Если в доме случались яблоки, то самое большое и красивое доставалось ему.

– Славик маленький, – объясняла свои действия мать, – ему надо уступать.

Настя не спорила. Надо, значит, надо.

– Вот отслужит Славонька в армии, – мечтала Светлана, – вернется, и заживем!

Впрочем, иногда мечты заводили женщину совсем далеко. Вот ее Слава поступает в институт, становится ученым человеком, профессором или инженером…

Надо сказать, что Слава тоже рос некапризным. Материнскую любовь принимал с мягкой, извиняющейся улыбкой, а красивое яблоко всегда резал на две половинки и угощал Настю. Вообще дети у Светланы получились хорошие, жить бы да радоваться, только судьба посчитала, что мало досталось несчастной бабе колотушек, и отвесила ей еще один пинок.

Когда Славику исполнилось четырнадцать лет, он начал болеть. Диагноз поставили сразу – пиелонефрит. Света кинулась лечить сына и пошла по дороге, которую истоптали сотни несчастных матерей: поликлиника, больница, санаторий, больница, санаторий, больница, больница, больница… Потом от полного отчаяния она кинулась к бабке-травнице, колдуну из Малаховки. Затем пронеслась по гадалкам и экстрасенсам. Все, от ортодоксальных врачей до нетрадиционных медиков, обещали скорое выздоровление, только парню, вопреки всем прогнозам, делалось все хуже и хуже. Его, естественно, не взяли в армию. К двадцати годам Славик был инвалид, получал копеечную пенсию, а все деньги в семье уходили на его лечение.

Но вот настал день, когда приятный профессор сообщил Светлане:

– Голубушка, спасти вашего сына может только пересадка почки.

Врагу не пожелаешь того, что испытала несчастная мать, когда ей сказали:

– Ни ваша почка, ни Настина не годятся.

Славику выпал по жизни такой случай. Органы ближайших родственников ему не подходили, ни мать, ни сестра ничего толком не поняли из подробных объяснений медиков, ясно им было только одно: Славику придется ждать донора. Парня поставили на очередь. Светлана Михайловна свела знакомство с такими же, как она, несчастными родителями и поняла: Славик запросто может умереть, не дождавшись почки. Очередь двигалась очень медленно. Частенько больные, только-только записавшись, оказывались мигом на операционном столе. Врачи объясняли обозленным родителям: