Ирина Потанина - История одной истерии Страница 21

— Вы правы, — выдавил, наконец, из себя издатель, видимо тоже решив, что жизнь дочери важнее любой неприязни, — Я боюсь, что Ксения в беде. Иначе она не исчезала бы столь внезапно и таинственно. Я согласен. Ведите дело.

Я мельком глянула на Георгия и не заметила ожидаемого торжественного блеска в его глазах. Похоже, Георгий действительно не хотел бы браться за это дело. К счастью, наивная вера издателя в собственные силы не оставляла Жорику выбора. Подчинясь долгу, детектив Собаневский убеждал заказчика не брать на себя ответственность за три жизни, а все же уступить место профессионалам. Кто-то же должен был выяснить, может, исчезнувшие актрисы и впрямь нуждаются в помощи. Он, детектив Собаневский, в этом, конечно, сомневается. Но проверить обязан. В такие минуты напряженной решимости, Георгий становился вдруг ужасно красивым. В такие минуты я гордилась своим союзом с Собаневским.

— Но, — издатель нарушил торжественность момента, — Если вдруг окажется, что отъезд Ксении как-то связан с её личной жизнью… С чем-то таким, что моя дочь хотела бы держать в тайне… С тем, что могло бы повредить её репутации… В этом случае, я требую от вас предельной корректности.

— Я же уже пообещала! — возмутилась я.

Нет, все-таки, что мы за народ такой? Тут люди пропадают, а мы… Один вдруг о чести семьи вспомнил. Тоже мне, консерватор-идеалист. Ну, точно, из другого времени к нам прибыл. Другому важнее всего собственный статус соблюсти. Мол, я — мозг расследования. Не руки, не ноги, не другие конечности, а именно мозг! И пусть все это вслух признают и в соответствующих бумагах запишут. Черти что, а не люди.

Я вдруг вспомнила о том, как несколько минут назад сама проявляла себя так же странно. Вместо выяснения сути, активно доказывала, что работаю «с Георгием, а не на него». Вспомнила и покраснела.

— А впрочем, — продолжал Шумилов, — Я уверен, что личная жизнь не могла послужить Ксении толчком к необдуманным поступкам. Тогда она не стала бы ничего от меня скрывать. Думаю, этой темы можно не касаться в расследовании…

— Давайте приступим к работе, — озвучил общее настроение Георгий.

— Итак, — я прочла то, что уже записала в блокнот, — Это кафе вам с Ксенией показала Лариса. Ксения дружила с обеими пропавшими девушками. Несмотря на то, что между собой Алла с Ларисой не ладили. Так?

— Вроде да. А что в этом такого?

— Обычный сбор информации, — поспешила заверить я, дабы избежать массы лишних вопросов, и тут же постаралась сменить тему, — А откуда Лариса узнала об этом заведении?

Праздный вопрос открыл новый пласт для размышлений.

— Официантом здесь работал какой-то её кавалер. Точно не знаю.

— Подождите, — насторожилась я, — Какой кавалер, если у Ларисы был постоянный молодой человек. Геннадий. Студент четвертого курса радиотехнического факультета нашего университета. Они с Ларисой встречаются уже два года! Откуда тут взяться кавалеру?

— Ну, не знаю, — замялся издатель, — Мне дочь рассказывала именно так: «За Ларой ухаживает официант из этого заведения». Я не вдавался в более интимные подробности. И не собираюсь…

— А придется, — резко вступила в разговор вновь пробудившаяся ото сна Жорикина вредность, — Иначе мы никогда не установим истину. Странное дело, правила приличия советуют игнорировать в обсуждениях именно те вещи, которые обычно и руководят поступками людей. Если бы Шекспир боялся прослыть сплетником, мы до сих пор не знали бы, за что Отелло задушил Дездемону!

Я легонько пнула Георгия носком сапога. Только начали говорить о деле, как он вмешивается. Жорик, к моему великому удивлению, послушался. Замолчал также неожиданно, как начал говорить, и вновь вернулся к разрисовыванию своей салфетки каракулями. Но Шумилова эта тема задела за живое.

— На самом деле, мы и так не знаем. Принимаем навязанную нам автором самую правдоподобную версию: из-за ревности. Еще и проецируем её на нашу реальную жизнь. Все, мол, беды от «дел сердешных». Проще всего обвинить в исчезновении девочек шалости Купидона, махнуть рукой, решить, что ничего страшного не случилось… Перерыть вокруг исчезнувших килограммы грязного белья для подтверждения своего мнения… Достоверность обеспечена. У какой девушки в двадцать два года не найдется тайного поклонника или разбившей сердце интриги?

— Но, согласитесь, — вступилась за свою версию я, — Нельзя не считать подозрительным то, что сердце Ларисы, которое все считали давно занятым, открывается еще на одного претендента…

— Или вы кривите душой, или вы никогда не были двадцатилетней барышней, — настаивал на своем Шумилов, забыв о своих слащавых интонациях, — В этом возрасте у них столько сердец, что даже появление дюжины любимых не может считаться подозрительным. Нет. Я уверен. Здесь дело намного серьезнее, чем «любит, не любит». В противном случае, Ксения бы объяснила мне, что происходит. У нас были очень откровенные отношения с дочерью. Мы всегда держали друг друга в курсе всех своих увлечений, — на этот раз было видно, что издатель очень нервничает, — Я не знаю, что должно было произойти, чтобы Ксюша не могла объясниться со мной… Знаю наверняка только одно: это «что-то» очень серьезно.

Я смотрела на Шумилова и не могла сдержать улыбки. Безусловно, он снова говорил глупости. Но та искренность, с которой он в них верил, не могла не тронуть. То, насколько горячо он обвинял милицию и нас с Георгием в любви к «грязному белью», насколько категорично защищал дочь и её подруг от «липких» подозрений, насколько всерьез пытался взять руководство расследованием на себя, — все это вызывало откровенное восхищение. Впервые я встречала настолько законченного идеалиста среди дееспособного населения нашего Города. Ощущение, что этот человек все-таки «не от мира сего», уже окрепло и превратилось в твердое убеждение.

— Наше расследование не сдвинется с места до тех пор, пока вы не откажетесь от своих иллюзий, г-н Заказчик, — в отличие от меня, Георгий не собирался щадить идеалы издателя, — Произойти могло все, что угодно, и «знать наверняка» мы можем только то, о чем говорят факты. Пока факты указывают на то, что необходимо разобраться в личной жизни исчезнувших.

— Послушайте, — я решила убедить Шумилова более мягкими методами, — Я не кривлю душой, и я, безусловно, была когда-то двадцатилетней барышней. Кроме того, у меня с родителями тоже складывались довольно открытые отношения. Так вот. Ксения могла не открыть вам какую-то тайну только в том случае, если эта тайна была чужой. Вы ведь знаете свою дочь? Могла ли она быть причастна к сердечным делам, скажем, Ларисы? Могла ли она хранить тайну подруги даже от вас?

— Ну… Теоретически, да, — подозревая в моих словах очередную ловушку своему идеализму, сощурился Шумилов.

— Именно эта тайна могла заставить Ксению уехать. Именно эту тайну мы должны, по вашей, кстати, просьбе, разгадать…

— А вы своим ханжеским чистоплюйством не даете нам это сделать, — безнадежно испортил наладившуюся было атмосферу доверия, Георгий, — Хотя, чем дольше я думаю об этом, тем больше убеждаюсь, что вы намеренно скрываете от нас какие-то факты из жизни дочери. А мораль — это просто прикрытие. Ведь так?

На этот раз Георгий отложил салфетку и в упор посмотрел на издателя. Я с любопытством принялась рассматривать оставленные на салфетке закорючки, пытаясь понять, каким же образом они навели Жорика на столь категоричные выводы.

— Вы любыми путями стремитесь отвести следствие от личной жизни дочери. Это подозрительно. Кроме того, и здесь вы не отвертитесь, вы подозревали Катерину в причастности к исчезновению Ксении вовсе не из-за природной осторожности, которой прикрываетесь сейчас. А из-за чего?

— Я уже объяснял, — в голосе Шумилова прозвучали железные нотки, а глаза сверкнули холодным огнем, — Я просто хотел перестраховаться. А то, что я не хочу позволять посторонним копаться в личной жизни девочек, может показаться подозрительным только человеку, лишенному всякого благородства.

Ну вот! Издатель перенял тактику Георгия и теперь тоже ведет открытую войну, не стесняясь переходить на личности. Разговор отдавал крайней степенью маразма. Подумать только, во что может превратить мужчин проскочившая искра антагонизма. Ни одному, ни другому, похоже, снова не было дела до исчезнувших девочек. Единственной целью обоих теперь стало доказать собственную правоту.

Выходит, я ошибалась. Оказывается, для того, чтобы гений Жорика снова проснулся, недостаточно просто заставить Георгия задуматься. Надо еще изолировать его от остальных особей мужского пола, чтобы азарт возвышения над себеподобными не завел его в дебри споров, где борются не за истину, а за самолюбие. Помимо этого, Георгия необходимо кормить, поддерживать и заинтересовывать. Проще уж самой провести расследование. Но, увы, у меня никогда не было таланта сыщика. В общем, все шло к тому, что поиски пропавших девочек перерастали в крайне накладное и бесперспективное мероприятие.