Елена Логунова - Дефиле озорных толстушек Страница 21

Киллер от неожиданности едва не выронил газету. В такую удачу трудно было поверить! Чтобы жертва сама, по доброй воле, чинно-благородно представилась убийце! Пятак лишний раз уверился, что в его отнюдь не богоугодном деле ему активно покровительствуют свыше – или снизу, если учесть расположение преисподней относительно земной тверди.

Девица, отрекомендовавшаяся Аллой Трошкиной, тем временем самокритично огласила список известных ей недостатков собственной внешности и поведения. Это признание Пятак прослушал невнимательно и далеко не со всем сказанным согласился. Недовольство девушки своей наружностью он объяснил излишне высокими требованиями в себе. Алла Трошкина вполне могла не комплексовать, на мужской взгляд Пятака, выглядела она просто замечательно: длинноногая, с высокой грудью и симпатичным свежим личиком. Пятак предвидел, что следить за такой красоткой будет легко и приятно, с ее ростом и фигурой она не потеряется даже в большой толпе.

Узнав то, зачем пришел, Пятак свернул газету и, не оглядываясь, покинул мирный двор, тишину которого нарушали только взрывы веселого девичьего смеха. Мысленно он уже видел эффектную Трошкину в торжественном убранстве, неотъемлемую часть которого составляли простые белые тапочки и венки из веток деревьев хвойных пород.

– Ну ладно! – отсмеявшись, сказала Алка. – Считай, с моими проблемами мы разобрались. А что у тебя с поисками толстой красавицы?

– Это у тебя надо спрашивать! – ответила я. – Ты вчера обещала мне выдать два возможных решения задачки с неизвестной толстухой. Первый вариант мы уже проверили, давай, гони второй! Сказавший «А» должен сказать и «Бэ»!

– А какой был первый вариант? – Трошкина наморщила лоб.

– Будто гигантская красотка была не мамашей Саши, а его няней или какой-нибудь родственницей, – напомнила я. – Но она ею не была. Во всяком случае, Милена Витальевна утверждает, что не знает никого похожего на мою супергиперкрасотулю.

– Ага. – Алка вправо-влево, как пишущая машинка каретку, погоняла нижнюю челюсть. – Припоминается мне что-то такое, но смутно, уж извини…

– Трошкина! Как это я могу тебя извинить – сделав скидки на возраст? Ты еще слишком молода для склероза! – заволновалась я.

– Вот! Скидки, точно! – Алка победно щелкнула пальцами. – Спасибо за подсказку, я вспомнила! Вариант Б такой: сопровождаемый толстухой мальчик в аэропорту и сынишка Милены Рыжиковой – это два разных ребенка! Мальчик и еще мальчик!

– Оба Саши, оба в эксклюзивных костюмчиках, оба с говорящими медведями? – не поверила я. – Алка, это уже чересчур! Слишком много совпадений!

– Но согласись, что Александр – это очень распространенное имя, – сказала Трошкина. – А одинаковые костюмчики мальчикам могли купить в одном и том же магазине, не так много у нас в городе специализированных салонов, торгующих дорогой детской одеждой.

– А говорящие медведи?

– А медведей родители двух Александров могли получить в том самом магазине, в придачу к эксклюзивным костюмчикам! Разве ты не знаешь, что так часто делается в хороших магазинах, за дорогую покупку клиенту дают еще и подарок! Бонус! Такая разновидность скидки! Вполне вероятно, что запомнившиеся тебе костюмчики и говорящие медвежата шли в комплекте!

– Логично, – задумчиво повторила я. – Значит, нужно плясать от магазина, в котором продавали те костюмчики. Думаю, продавщицы должны были запомнить мою Прусскую красавицу, она очень колоритная особа… Решено! Сразу после обеда отправлюсь на поиски салона!

– А что у вас на обед, можно узнать? – стеснительно поинтересовалась Трошкина.

– Без понятия. – Я пожала плечами, внимательно посмотрела на Алку и добавила: – Но ржаных проростков и овсяного киселя точно не будет! Так что, если ты созрела для того, чтобы отринуть аскетичное природничество, приглашаю тебя к нам на обед! Папуля будет очень доволен, он любит массовые скопления народа за обеденным столом.

Трошкина тоже выглядела довольной. Подобрав подносик с пустыми чашками, мы вернулись в дом, поднялись к нам и обрадовали папулю сообщением, что очень голодны и готовы принять посильное участие в очередном смелом кулинарном эксперименте.

Вот и настал звездный час кабачка по-баварски! Блюдо как раз поспело, и папуля подал его на стол, заметив, что мы с Алкой будем первопроходцами. Точнее, первопоедателями! Трошкиной эта информация аппетита не убавила, и она с удовольствием приступила к дегустации. Я же на всякий случай решила подождать и под предлогом необходимости помыть руки надолго засела в ванной.

За пятнадцать минут я свободно могла бы вымыться целиком. Обеспокоенный моим долгим отсутствием папуля поскребся в дверь, спросил, все ли со мной в порядке, и напомнил, что баварский кабачок остывает.

– А все ли в порядке с Трошкиной? – спросила я в ответ.

– Все супер! – проорала в ответ Алка.

Тогда я вышла из ванной и присоединилась к подружке за столом.

Фаршированный разноцветным месивом кабачок я малодушно ела с закрытыми глазами, но на вкус блюдо оказалось очень даже ничего. Компонентов, способных дестабилизировать работу желудочно-кишечного тракта, в нем не оказалось. За это я поблагодарила автора экспериментального блюда особо. Изголодавшаяся Трошкина вместо спасибо попросила добавки – для папули это была лучшая похвала.

Оставив подружку набивать желудок, я пошла к себе и стала собираться в поход по магазинам детской одежды. Чтобы продавцы младенческих бутиков воспринимали меня серьезно, я должна была выглядеть капризной избалованной дамочкой, финансовое состояние которой вполне позволяет покупать любимому дитяте льняные носочки за двести баксов. Подумав, я позвала на помощь Зяму и объяснила ему задачу.

– Надень вот это! – переворошив одежки, которые мы с Трошкиной с вечера вытряхнули из шкафа на пол, да так и не потрудились убрать, посоветовал мой личный дизайнер.

– Вот это?! – ужаснулась я.

Братец за тонкие лямочки держал на весу Алкин жалкий сарафан из серой бязи.

– Да я в нем буду смотреться казанской сиротой! – возмутилась я. – Это же не платье даже, а просто балахон на веревочках! На нем даже карманов нет!

– А зачем тебе карманы? – удивился Зяма. – Чтоб ты знала, состоятельные дамочки в карманах ничего не носят, у них для всякого мелкого барахла сумочки имеются!

– Вот к этому, – я потыкала пальцем в убогий сарафан, – у меня подходящей сумочки не найдется!

– Да что ты? – усмехнулся Зяма. – А та тряпичная сума, которую тебе подарили на презентации немецкой строительной компании?

Сумку, о которой вспомнил брат, я еще ни разу не выносила из дома. Как засунула ее в дальний угол шкафа сразу после той самой презентации, так больше никогда и не доставала на свет божий! Примитивнейшая холщовая торба с отштампованным в три краски немецким флагом, на мой взгляд, годилась только для походов в поля и огороды: там в нее было бы удобно складывать свежесорванную травку для кроликов и хомяков.

– Все, хватит спорить, делай, как я велю! – прикрикнул на меня Зяма. – Надень сарафан, да не забудь снять бюстгальтер, иначе лямочки будут смотреться пошло. Сумку повесишь на плечо, только положи в нее для сохранения формы какую-нибудь жесткую папочку. На ноги – шлепы на деревянной подошве. Действуй! А я принесу аксессуары.

С этими словами братец выскочил из комнаты.

– Еще и аксессуары будут? – проворчала я, послушно наряжаясь пастушкой.

На мне балахонистый сарафан смотрелся куда лучше, чем на тощенькой Трошкиной, но это не особенно меняло общую картину. Глядя на свое отражение в зеркале, я испытывала сильнейшей желание подать самой себе на бедность. Вот и сума для сбора подаяний у меня имеется!

– Прекрасно выглядишь! – подбодрил меня вернувшийся Зяма. – Теперь последние штрихи! Дай сюда руку!

Я протянула вялую длань, и братец ловко нацепил мне на запястье матерчатую повязку, затейливо расшитую разноцветными бусинами.

– Это из Мексики, ручная работа, – похвастался дизайнер. – Такое этническое украшение, бисерный браслет в лучших традициях ацтеков и инки!

– Мексиканский тушкан, – безрадостно поддакнула я.

– К нему прилагается ожерелье. – Зяма повесил мне на шею бусики, утяжеленные довольно увесистой терракотовой плиткой с изображением какого-то пернатого чудища. – Теперь голову давай! Оп-ля!

Эффектным жестом Зяма вывел из-за спины руку со шляпой, при виде которой меня разобрал неудержимый нервный смех. Точно, он меня на паперть собирает!

– И нечего хохотать, как ненормальная! – обиделся художник. – В зеркало посмотрись!

Я послушалась и сказала:

– Хм… Хм!

– То-то! – правильно расценив сказанное, как возглас одобрения, изрек торжествующий Зяма. – Смотришься оч-чень даже ничего! Не стыдно в люди выпустить!