Дональд Уэстлейк - Все мы люди Страница 21

«Здравствуйте, Дортмундер», – и вытаскивает из кармана руку…

 – Аа, – вырвалось у Дортмундера.

Келп посмотрел на него обеспокоенно:

 – Что-то не так? Плохой бурбон?

 – С виски все в порядке.

 – Слушай, почему бы не позвонить Виктору и попросить о встрече? Дортмундер? Я сделаю это, правда? Я могу?

Бар-ресторан «Мэй» исчез вместе с не прошеным клиентом.

 – Хорошо, – ответил Дортмундер.

Глава 3

 – Я не понимаю, почему мы должны встретиться с ним в торговом центре, – ворчал Дортмундер, наблюдая как щетки стеклоочистителя расталкивали снег туда и обратно по лобовому стеклу. Сегодня «машиной доктора» оказался серебристо-серый кадиллак Севилья с магнитофоном и коллекцией кассет Тома Джонса, Энгельберта Хампердинка и Гэри Пакета & Юнион. (Выпуск Севильи был вызван нефтяным кризисом. Кадиллаку необходимы были малолитражные авто, поэтому размеры Седан де Виль были сокращены вдвое, и в результате получилось короткое легкое авто – Севилье).

 – Какое это имеет значение? – спросил Келп, плавно продвигаясь в неустойчивом трафике Южного штата. – Мы встречаемся с Виктором в торговом центре, а он отведет нас к Покьюлею.

 – Преддверие Рождества, – акцентировал Дортмундер. – Вот какое значение. Мы едем на Лонг-Айленд в метель в торговый центр и все это за неделю до Рождества, вот что имеет значение.

 – Ну, сейчас уже поздно менять что-нибудь. Все не так плохо, как может казаться.

На самом деле все было плохо. Когда они проехали бульвар, они сразу же попали в дорожный затор: дворники хлопали о стекло, фары светились в темноте, все стекла в авто запотели, запачканные детские лица выглядывали из окон, люди сигналили друг другу яростно и бессмысленно, и те же люди газовали как ненормальные и крутили колесами, когда наезжали на оледенелый участок дороги, вместо того, чтобы плавно ускориться.

Когда они приблизились к одному из огромных растянутых паркингов Меррик Молл, стало, наверное, еще хуже. К остановленному движению добавились миллионы пешеходов снующих и снующих вокруг, некоторые из них пихали тележки полные рождественских пакетов, а некоторые из них толкали детские коляски полные подарков и детей.

 – Это ужасно, – только и ответил Дортмундер. – Твой племянник все тот же мозговой гигант, каким и был всегда.

 – Данкин Донатс, – произнес Келп, вглядываясь через ветровое стекло и притворяясь, что не слышит комментариев Дортмундера. – Мы должны встретиться с ним в Данкин Донатс.

Меррик Молл наподобие большинства торговых центров был спроектирован в форме гантели. На концах ее находились головные супермаркеты, а между ними множество отдельных мелких магазинчиков. Когда Келп медленно, но уверенно двигался между покупателями, можно было заметить знакомые электрические логотипы, мерцающие в темноте: Woolworth's, KentuckyFriedChicken, ThomMcAn, Rexall, Gino's, Waldenbooks, Baskin-Robbins, WesternAuto, Capitalists&ImmigrantsTrust.

Затем шли музыкальные и обувные магазины, одежда для женщин и китайские рестораны.

Тем не менее инфляция и безработица затронули и торговые центры, по крайней мере в той же степени как и другие сферы экономики, поэтому на каждом шагу прекрасные и соблазняющие товары магазина сочетались с полумраком и тишиной, витрины не светились – будущее не определено, а надежды призрачны. Выжившие, казалось, старались изо всех сил отвлечь внимание от своих павших коллег, но Дортмундер мог различить их. Дортмундер и безнадежное дело всегда узнавали друг друга.

 – Это там, – указал Келп.

А «там» – это Данкин Донатс с его запотевшими окнами полными…кх-кх-кхм…пончиков.

Келп двигался не спеша еще некоторое время, пока не нашел место для парковки в дальнем конце одного из рядов. Он и Дортмундер, шлепали по грязи среди безнадежных автомобилей, чтобы найти Виктора, который сидел за крошечным столиком в Данкин Донатс и макал пончик в чашку с кофе.

Племяннику Келпа, Виктору, небольшому опрятному темноволосому мужчине, который был одет, как для собеседования на вакансию банковского работника, было лет за тридцать, но выглядел он моложе. Его подвижное мальчишеское лицо производило положительное впечатление. Он больше всего напоминал щенка, смотрящего через стекло зоомагазина, за исключением того, что он не мог повилять хвостом.

 – Мистер Дортмундер! – произнес он, вскочив на ноги, и протянул ему руку с мокрым пончиком. – Рад вас снова видеть.

Затем он понял, что все еще держит пирожок, смущенно улыбнулся и затолкал его полностью в свой рот, вытер руку об штанину и снова ее протянул в приветствии:

 – Муф нур муф…

 – Взаимно, – ответил Дортмундер и пожал его липкую руку.

Виктор жестом предложил им присесть за столик, пока он торопливо и шумно проглатывал еду, затем спросил:

 – Кофе? Пончики? Дядя?

 – Не для меня, – сказал Дортмундер.

Никто из них не принял приглашения присесть.

 – Виктор, – начал Келп, – Я думаю, будет лучше, если мы пойдем на встречу с этим парнем Покьюлеем, хорошо? – Келп имел привычку немного нервничать в присутствии Дортмундера и Виктора.

 – Ах, конечно, – согласился Виктор. Стоя возле стола, он проглотил свой кофе, промокнул рот бумажной салфеткой и сказал: – Все, готово.

 – Хорошо, – согласился Келп.

Виктор двинулся к выходу первым, повернул направо и пошел по огражденному тротуару.

Некоторые пешеходы проходили мимо, даже не пытаясь изобразить рождественское настроение. Дорого к выходу находилась под крышей, но порывистый холодный ветер время от времени задувал под нее небольшие комья снег. Нервозность Келпа проявилась в неудержимом желании завести разговор:

 – Итак, Виктор. Ты все на том же Паккарде?

 – О, да, – ответил Виктор, скромно улыбаясь. – Это отличная машина. Так скажет вам любой, кто на ней ездит.

 – Мы следуем за тобой или едем все вместе на Паккарде?

Вдруг, проходя мимо одного из пустых магазинов с черными витринами и мусором возле двери, Виктор резко остановился и ответил:

 – Мы на месте.

Это было так неожиданно, что Келп и Дортмундер продолжали идти по инерции, пока не заметили отсутствие Виктора. Когда они обернулись, Виктор стучал по стеклу двери пустого магазина.

Что теперь? Дверь открылась, и сквозь темноту пролился свет. Голос говорил, а Виктор улыбался и отвечал ему. Затем он переступил порог, улыбаясь и жестом приглашая Дортмундера и Келпа следовать за ним. Войдя, они попали в совершенно иной мир.

Коренастый мужчина закрыл за ними дверь и сердечно произнес:

 – Ужасная погода сегодня.

Но Дортмундер не обратил на него внимания, он был полностью поглощен интерьером магазина. В своем коммерческом прошлом это был, по-видимому, бутик женской одежды: длинная, узкая площадь была поделена на секции с помощью перегородок различной высоты, края которых украшали высотой в локоть черные перила из кованого железа, каждая ширма имела ковровое покрытие разного цвета, все оттенки синего и серого цвета.

Стены задрапированы джутовой тканью темно-синего цвета, а оконные стекла окрашены в черный. Все вместе создавало эффект чего-то среднего между садом и мансардой, залитого лунным светом.

Возможно, когда здесь стояли стойки с юбками, свитерами и комбинезонами иллюзия сада преобладала. Сейчас же присутствовало ощущение чердака благодаря старым лоскутам, небрежно свисающим с перил. Ближайшая секция выделялась на фоне других мебелью для гостиной поврежденной крысами. Между ширмами, в центре стояло несколько простых деревянных стульев для кухни и старый стол-доска. К предстоящему обучению были установлены два мольберта, высокий стул и стол-книга, заставленный принадлежностями для рисования: тюбики краски, множество кисточек погруженные в стаканы с водой, тряпки, ножи для палитры. Холсты без подрамника были сложены в углах и висели на стенах. Над мольбертами стандартный потолок магазина вел к нише оборудованной лампами верхнего света. После прогулки в снежной ночи магазин казался теплым и как будто уютным, несмотря на свою узкую и длинную поверхность и бесконечные, меняющиеся уровни. Было заметно, что и это, прежде безликое место, обжили люди.

Два человека. Один из них – девушка лет двадцати лежала, свернувшись калачиком на диване, ноги ее были накрыты старым пледом. Она была стройной с круглым и добрым лицом, которое напоминало самый вкусный персик в мире, а ее улыбка делала щеки пухлыми и аппетитными. Дортмундер мог бы смотреть на нее лет тридцать или сорок, но он заставил себя обратить внимание и на другого человека.

Это был мужчина, который впустил их сюда: невысокого роста, пухлый, неаккуратный, лет под пятьдесят. Из одежды на нем были комнатные тапочки, вельветовые брюки в пятнах краски, рубашка в зеленую клетку и темно-зеленый противный свитер с кожаными заплатками на локтях. Он не брился сегодня и, судя по всему, не брился и вчера.