Людмила Милевская - А я люблю военных… Страница 21

Как много в людях жестокости, должна я сказать.

Однако, служащие ресторана заволновались — назревал грандиозный скандал. Вышел метрдотель и озабоченно поинтересовался не нужно ли чем-нибудь помочь.

— Она сейчас уйдет! — психуя, успокоила его Юля, хотя я уже умирала, лежа на диване, и уходить не имела возможности.

Вместо меня, смущенный, ушел метрдотель. Будь на моем месте кто другой, он быстро навел бы порядок, но со мной его связывали годы, можно сказать, дружбы, еще той, некапиталистической дружбы. Он еще помнил мою бабулю — несравненную изысканную Анну Адамовну, частенько обедавшую здесь. В общем, бедный старик растерялся окончательно и ретировался, Юля же не унималась.

— Ты всю жизнь его обманывала, ты старше Женьки на десять лет, — визжала она.

Ответить я не могла и, заливаясь слезами, лишь беспомощно глядела на мужа.

— Не на десять, а на пять, — восстановил справедливость Евгений и (вот она настоящая храбрость!) напомнил: — Вы же ровесницы, в одном классе учились.

Невозможно передать, что случилось с Юлей: она побледнела, покраснела и позеленела одновременно, остолбенела и от злости затряслась.

— Ага! — закричала она. — Так ты уже ее защищаешь?!

Я мгновенно бросила умирать (до того ли?), осушила глаза и, торжествуя, спросила:

— А тебе хотелось бы, чтобы он меня побил? Прямо на твоих глазах?

Я строго глянула на мужа и спросила:

— Женя, ты меня побьешь?

Бедный Евгений, страшно пасуя, тревожно залепетал:

— Я что, я что, с ума сошел, бить тебя? Когда я тебя бил? Не буду я бить тебя…

— Ага! Так это сделаю я! — завопила Юля и с непередаваемым энтузиазмом набросилась на меня.

Поскольку я настроилась на совсем другие отношения, вошла совсем в другую роль и к отпору абсолютно не была готова, то произошло самое страшное: Юлька вцепилась в мою дорогую прическу.

С одной стороны я даже была польщена: значит она по достоинству оценила мастерство Кольки Косого, и салон я посещала не зря, но с другой стороны — драка в таком месте, где меня знают как писательницу, как интеллигентку, как воспитанного человека, общественного деятеля широкого профиля…

Все это сильно сковывало.

Однако позволить Юльке мять мой новый костюм я тоже не могла…

В общем, не знаю что осталось бы от Юльки, если бы на мою беду не появилась Тамарка. Как всегда, она появилась очень не вовремя и по привычке сразу же бросилась делать глупости.

— Мама, ты невозможная! — закричала она, оттаскивая меня от Юльки, потому что Евгений в этом смысле был совершенно беспомощен: стоял как парализованный.

— Она невозможная! — тяжело дыша и усердно восстанавливая силы, подтвердила Юлька.

— Я невозможная? — тоже тяжело дыша и тоже усердно восстанавливая силы, спросила я.

— Конечно! — возмутилась Тамарка. — Ты невозможная! Зачем ты Харакири натравила на меня? Только представь: буквально сразу же после нашего разговора он явился в мой офис и потребовал тысячу долларов, упрямо ссылаясь на тебя. Это что, его новый прикол? Он может плохо кончится. Мне стало дурно, Мама, чуть разрыв сердца не получила.

Я была так потрясена, что даже на секунду забыла про Юльку.

— Артем-Харакири явился к тебе? — закричала я. — Значит его уже выпустили? Так быстро?

Тамарка удивилась:

— Выпустили? Откуда?

— Ну уж не знаю куда эфэсбэшники потащили его, — пожимая плечами, ответила я. — С Лубянки, думаю, выпустили, откуда ж еще?

Тамарка смотрела на меня с обидным скептицизмом и недоверием:

— В своем ты, Мама, уме? Харакири? С Лубянки? Что он, ничтожество, там делал?

Мне сразу расхотелось рассказывать Тамарке, что и я там была.

— Ах, Тома, не время об этом, — отмахнулась я, — лучше скажи, ты денег ему дала?

— Нет, конечно, не дура же я. Сказала, чтобы подождал меня в кабинете, а сама тихонечко сбежала сюда. Ха! Штуку баксов! Какому-то Харакири! За кого ты меня держишь?

Пока мы обсуждали проблему моего долга Харакири, Юлька, пользуясь моей занятостью, попыталась тихонечко, по-подлому, ускользнуть. То, что она собиралась прихватить с собой и моего мужа, думаю, не стоит уточнять.

Но есть Бог на свете! Беглецы уже собирались войти в зал, доступа в который меня надежно лишили, когда в холле появилась Люба со всем своим выводком, разодетым с той яркостью и колоритом, которые присущи цыганскому табору. Нарядный Валерий выступал впереди всех и нес громадный сверток, думаю — подарок.

Этот сверток с панталыку Юльку и сбил, она замешкалась, оглядываясь, тут-то я ее и настигла…

Ужас, что там началось! Пух и перья полетели от этой Юльки, но никто ничем не мог ей помочь. Все растерялись.

— Мама, ты невозможная! — вопила Тамарка.

— Уведи детей! — верещала Люба.

— Спасите! Помогите! — взывала Юлька.

Помогать ей было некому.

Мой Женька (молоток!) реагировал по-мужски: столбенел и глаза таращил.

Валерка вообще сбежал под маркой заботы о детях, мол надо поскорей их уводить, чтобы они раньше времени жизни не научились, Тамарка же и Люба бегали по кругу. Они опасались за свои наряды и прически, в связи с чем жизнь Юльки казалась им сущей ерундой. Они не решались приблизиться к театру боевых действий и лишь беспомощно квохтали.

С надменным “фэйс-контролем” в свое время я так подружилась, что и он не смел меня обидеть. У всех сразу же нашлись дела, уведшие их на улицу, прямо к дверям ресторана, где царило немыслимое спокойствие.

Короче, не находя на своем пути препятствий, я лютовала — Юлька лысела на глазах. Тамарка и Люба метались и вопили.

И тут ожил мой Евгений и с дикой яростью…

Нет, он не бросился Юльку свою защищать. Вместо этого он с дикой яростью завопил:

— Какая сволочь ей сообщила?! Какая сволочь меня сдала?!

— Не сволочь, не сволочь, — обиженно затараторила Люба, — не сволочь, а очень переживающий человек.

На этом месте нервы у метрдотеля не выдержали, он вернулся и дал знак охране; трое неслабых ребят бросились нас разнимать.

Не стану описывать их мучений… В общем, меня от Юльки оттащили — клянусь, им было нелегко! Я рвалась, ребята меня за руки держали и усердно уговаривали.

Больше всех уговаривал Рамбулье , прозванный так за косматость, лохматость, овечий нрав и склонность к полноте. Он всегда мне симпатизировал и явно был на моей стороне.

— Софья Адамовна, — шептал он, — вам лучше на улицу пойти погулять, там вы успокоитесь, давайте пойдем, покурим.

Дружная же компашка времени даром не теряла: мгновенно устремилась в недра зала — Юлька вырвалась вперед , только муж мой замешкался и поотстал.

— Женя!!! — отчаянно завопила я. — Женя, вернись!!!

Сердце его дрогнуло, он вернулся. Ребята насторожились и вцепились в меня еще сильней.

— Отпустите, — потребовала я, — разве не видите, мне бить больше некого!

Мне поверили и отпустили, смущенно в сторону отошли, поглядывая украдкой как бы я еще чего не выкинула. Выпроваживать меня грубо ни у кого духу не хватило.

Евгений с тоской смотрел на меня: на лице его отражалась боль.

— Соня, зачем ты мучаешь себя?

Ха! Что несет он, бедный мужчина?! Себя мучаю! А что же говорить о Юльке? Еле живая ноги унесла! Или его это не волнует?

— Соня, не мучай себя!

Ужас, какая в его глазах тоска!

— Так это я, оказывается, мучаю себя? Я! А не ты! Теперь знаю, что мне делать. На завтра же назначу свадьбу и приглашу всех твоих друзей!

Евгений переменился в лице: тоска сменилась на тревогу.

— Но мы же официально еще не разведены, — напомнил он.

— Если ты можешь жениться при живой жене, то что помешает мне выйти замуж при живом муже?

Евгений — какое непостоянство — обрадовался:

— Так значит ты согласна на развод?

И тут меня куда-то понесло, куда-то не туда, словно забыла зачем пришла.

— Да, — гордо ответила я, — для этого сюда и явилась. Прими это в качестве свадебного подарка. Завтра же дам тебе развод. Прощай и желаю счастья! Насколько это возможно при твоей новой жене.

Я это так громко сказала, что все — и метрдотель и охрана — с облегчением вздохнули, Евгений же с опаской спросил:

— Значит я могу идти? Ты не будешь больше скандалить?

— Иди, — согласилась я. — Иди, если ты меня больше не любишь.

Он удивился:

— Нет, это ты больше не любишь меня. Ты твердила это с утра до вечера, даже хуже: говорила, что ненавидишь, что презираешь.

— А ты? Что делал ты? Не хочешь ли ты сказать, что любишь меня? — с надеждой спросила я.

— Нет, уже не хочу, — отрезал Евгений.

— Ну и катись к своей каракатице кривоногой! — взвизгнула я.

Он зло сплюнул, безмолвно выругался и ушел.

Глава 18

Все ждали, что я тоже уйду, но я осталась: осела на диван, обхватила голову руками и застыла. На душе кошки скребли, и вот в такой неблагоприятный момент почему-то вспомнился Владимир Владимирович.

“Во всей этой истории уже то хорошо, — подумала я, — что меня до сих пор не схватили. Значит Женькина свадьба не заинтересовала эфэсбеэшников, следовательно здесь и есть самое безопасное место, так зачем же отсюда уходить? И, главное, куда?”