Дарья Донцова - Мачо чужой мечты Страница 22

Поэтому, увидав несущуюся на всех парах девицу, Катерина сразу скумекала: Стефаненко осуществила задуманное. Девчонка поскакала на проспект, из ее волос выпала прямо к ногам Кати здоровенная заколка – краб, украшенный гроздью сверкающих камней. Пекарша подняла безделицу, она решила отдать ее Стефаненко, пусть Танька ткнет Борьке в нос улику, соврет, что нашла ее в кровати под подушкой.

Катя вошла в подъезд, споткнулась, дальнейший ее рассказ совпал с первой версией, вот только заканчивалась история по-иному.

Направив луч света на тело Дубовика, Катя сразу поняла: Леонид мертв. Пекарша не боится покойников, в свое время она работала санитаркой в морге, привыкла к умершим и научилась с первого взгляда разбирать, где мертвец, а где просто раненый человек.

Поняв, что ей придется вызывать милицию, Катя осветила фонариком лестницу. Она подумала, что у обеспеченного Дубовика мог быть при себе портфель, который до приезда ментов следует припрятать. Соседи вороватые, спустится кто и сопрет кожаную сумку.

Но никаких борсеток, папок или пакетов вблизи не обнаружилось, стояла лишь синяя коробка. Катя приоткрыла крышку и увидела множество пирожных неземной красоты.

– Наш завод такие не печет, – оправдывалась она, – картошку делаем, сухари в нее, сошедшие со срока, кладем. Никогда подобной вкусноты не видела. Я же не знала, сколько они стоят! Решила, просто сладкое, зачем его оставлять? Ментам не понадобится, им водки с колбасой подавай, вышвырнут корзиночки вон, или стухнут они в отделении. Вот и прихватила детям. И правда, такие свежие, нежные, быстро мы их съели, а коробку я оставила, она бархатом отделана, хотела в ней нитки держать. Ну кому плохо сделала? Надо было оставить? Чтоб скисли?

– Где заколка? – перебил я.

– Таньке отнесла.

– Ступайте, заберите назад.

– Она не отдаст!

– Катя! Если принесете краба, я навсегда забуду о пирожных и никому не расскажу о вашем воровстве.

– Это просто пирожные, – с отчаянием выкрикнула хозяйка, – не вещи или деньги!

– Но сладкое покупали не вы, – резонно ответил я, – нельзя брать чужое, даже если оно стоит копейку. Тем более уносить улики с места происшествия.

– Ща сгоняю, – подскочила Катя и убежала.

Я остался в кухне один и начал бездумно рассматривать разноцветные трусы и чудовищного вида лифчики, свисавшие с веревки. Уж не знаю, какие аргументы использовала Катерина, но через четверть часа она вернулась назад и отдала мне аляповатое изделие из пластмассы, украшенное осколками бутылочного стекла.

Глава 14

Нора не дала мне сказать и слова.

– Ваня, – поманила она меня, высунувшись из кабинета, – зайди.

Я бодро вошел в рабочую комнату Элеоноры, раскрыл было рот и тут же захлопнул его. В кресле, невзирая на поздний час, сидела симпатичная брюнетка в черном костюме. На девушке было слишком много косметики, тональная пудра цвета загара, румяна, алая помада, карие глаза окружены забором излишне черных ресниц, но даже в таком виде молодая женщина казалась симпатичной.

– Знакомьтесь, – бодро воскликнула Нора, – Иван Павлович, заведующий разведывательным отделением.

Я улыбнулся брюнетке, надо нам с Элеонорой наконец договориться о моем служебном статусе, а то постоянно путаемся.

– А это Олеся Реутова, ближайшая подруга покойной Сони Умер, – сказала Нора.

– Очень приятно, – машинально ответил я и тут же спохватился. – Извините, ничего приятного, учитывая недавно случившееся горе, нет.

– Вы не сделали ничего плохого, – просипела Олеся, – а у меня голос на нервной почве пропал, вот, хриплю.

– Соня на самом деле была женой Вяльцева, – заявила Нора, – здесь сомнений нет.

– Он ее обманул, – зашептала Олеся, – устроился за чужой счет, воспользовался добротой Сони и ее мамы Тильды Генриховны, обвел женщин вокруг пальца. Заявился в Москву из какой-то дыры. Думаю, хитрый Вяльцев мигом понял, с кем имеет дело. Сонечка выглядела наивным ребенком, Тильда точь-в-точь такой же была, они всему верили. Я им сто раз говорила, проверьте мужика, кто он, откуда, чем дышит! Нет, сразу его полюбили, к себе прописали, и сами знаете, что получилось. Андрей убил Соню.

Олеся низко опустила голову, я испытал прилив неприязни к Вяльцеву. Нора быстро приложила палец к губам и задала Олесе вопрос:

– Почему вы так уверены в виновности Вяльцева?

– А кто, кроме него? – грустно ответила Олеся. – У Сони было немного знакомых, из близких лишь я. Сонечка была очень замкнута, ей делалось плохо в чужих компаниях, еще она предъявляла к людям высокие требования и не прощала ошибок, у нее был сложный характер. Но я очень любила Соню, она платила мне той же монетой, всегда прислушивалась к моему мнению. Два раза лишь проигнорировала его. В первый, когда связалась с Андреем, и во второй, родив Марка. Как я умоляла ее не заводить ребенка, в ногах буквально валялась, упрашивала, объясняла: «Вяльцев никогда не станет хорошим отцом».

Нет, она уперлась ишаком и твердила:

«Ты его не знаешь, в Андрее бездна нежности, он просто не приучен демонстрировать чувства».

Все, увы, получилось по-моему, поверьте, я очень хотела бы оказаться не права. «Бездна нежности», получив благодаря прописке доступ к московским съемочным площадкам, ухитрился заработать кучу денег и бросил Соню, купив себе тайком квартиру.

– Вы несправедливы к Вяльцеву, – неожиданно сказала Нора, – сейчас в кино снимают человека независимо от его прописки. Советские времена прошли, теперь главное – талант.

Олеся бросила на Нору уничтожающий взгляд.

– Странная наивность, – фыркнула она, – ну и как отреагирует режиссер, когда к нему заявится чмо с рюкзаком и в калошах? «Здрассти, я будущий Джони Депп, снимите меня в блокбастере». Чушь. Знаете, как устраиваются провинциальные актеры?

– И как? – заинтересовалась Нора.

Олеся поправила густую челку и закинула ногу на ногу, ее черные туфли сверкали лаком.

– Конечно, лучше всего поступить в московский вуз и за время учебы завязать связи. Студентам тяжело, но тем, кто решил покорить столицу, будучи уже взрослым, практически невозможно пробиться.

– Андрей, насколько я помню рассказ Сони, успешно попал в институт, – напомнил я.

Олеся хмыкнула:

– Ага, верно. Вы только не знаете крохотную деталь, коренным образом меняющую все. У Тильды Генриховны имелась ближайшая подруга, Руфь Гиллер.

– Постойте! – воскликнула Нора. – Была такая актриса, очень известная, хорошо помню ее в роли Дездемоны.

– Точно, – закивала Олеся, – она самая. Руфь Соломоновна долгие годы является членом приемной комиссии института, куда Вяльцева приняли с распростертыми объятиями.

– Господи, сколько же ей лет? – восхитилась Нора.

– Тайна, покрытая мраком, – отозвалась Олеся, – сто, двести, триста… Нет ответа.

– Руфь жива? – недоумевала Элеонора.

– Да, и замечательно себя чувствует, но сейчас речь идет не о потрясающем долголетии Гиллер, – вернула беседу в прежнее русло Олеся. – Когда сволочь Андрей появился в квартире Сони, он в первый же день спел арию про свои невзгоды: родителей нет, на последние копейки купил билет в Москву, мечтает стать актером, если не поступит в институт, выбросится из окна… Соня вам рассказывала семейную легенду про то, как ее бабки находили женихов?

– Да, – хором ответили мы с хозяйкой.

– Тильда была добрейшей души человек, – вздохнула Олеся, – про ее наивность я уже сообщала. Она моментально поверила Андрею и, держа в уме дурацкую семейную традицию, кинулась звонить Руфи. Разве Гиллер могла отказать любимой подруге? Андрей попал в вуз. Теперь скажите, где лучше жить? В хорошей квартире, на всем готовом, купаясь в любви жены и тещи, либо в общежитии, питаясь магазинными пельменями?

– Глупый вопрос, – скривилась Нора.

– Вот, вот, – подхватила Олеся, – и Вяльцев оказался того же мнения. Он лишь один раз показал истинное лицо, когда попытался отговорить Соню рожать. Ну а затем в гору пошел, заработал на квартиру и бросил супругу, словно поношенную обувь.

– Быстро обернулся, – констатировал я, – цены на недвижимость растут.

– Он же ничего на жизнь не тратил, – возмутилась Олеся, – ел, пил, гулял и одевался за счет жены, отлично устроился. Соня дура, шла у мужа на поводу, не высовывалась, боялась ему удачную карьеру порушить. Мерзавец! Он ее убил!

– Из-за разрешения на выезд для ребенка? – протянула Нора. – Слабоват повод!

– Нет, – сердито перебила Олеся, – он испугался, что Соня про него правду расскажет.

– Какую? – спросил я.

– Всю. Про поступление в вуз, брошенного сына, измены жене. Мигом имидж мачо-красавчика лопнет!

– Однако странно, – задумчиво протянула Элеонора, – почему мысль о физическом уничтожении жены пришла в голову Вяльцеву лишь сейчас? Они с Соней давно разорвали отношения, если уж убивать бывшую супругу из страха быть разоблаченным, то следовало проделать это сразу после развода.