Наталья Александрова - Три кита и бычок в томате Страница 22

– Слушаю вас! – повторила Жанна и внимательно взглянула на настырную старушку.

– А я сперва к Ямщикову пришла, – доверительно сообщила та. – Но у Ямщикова одни бандиты ошиваются, меня и слушать не захотели, а у меня дело срочное и деликатное, а там у него одни бандиты, так меня и внутрь-то не пустили, потому как одни бандиты у него, а у меня-то деликатное дело и, главное, очень срочное, а у него там одни бандиты, а со мной и разговаривать не захотели…

– Стоп! – выкрикнула Жанна, почувствовав, как начинает болезненно пульсировать висок. – Про Ямщикова я поняла. Пожалуйста, представьтесь и изложите суть вашего дела!

Честно говоря, Жанна была того же мнения, что и клиентка, относительно известного юриста Ямщикова и его криминального окружения, но это не имело никакого отношения к сегодняшней ситуации и не умаляло склочности и болтливости старушонки.

– Пельменева я, Марфа Семеновна, – сообщила клиентка. – Я сперва к Ямщикову пошла, а там одни бандиты, так я к вам тогда решила, потому как женщина завсегда лучше…

– Про Ямщикова больше не нужно, – попросила Жанна и достала из ящика стола таблетку цитрамона. – Изложите, пожалуйста, суть вашего вопроса. Наверное, вам нужно составить завещание?

– Так уже составила! – воскликнула клиентка. – Я составила, а его убили, а там такие комнатки хорошие, только прибраться надо, а у меня руки все не доходили…

– Стоп, – повторила Жанна, мрачнея и чувствуя, что сегодняшний день у нее явно не задался. – Давайте все с начала, не торопясь, по порядку… А вы не хотите ли чаю?

– Ой, милая, – старушка зарделась, – я утром-то чай пила… Ну еще-то чашечку можно, только у тебя, небось, этот… в презервативе, а я больше со слоном люблю… и чтобы вприкуску. ..

– В пакетиках я тоже не уважаю, – усмехнулась Жанна и проговорила в микрофон:

– Елизавета, вы меня слушаете?

– Конечно, Жанна Георгиевна! – всхлипнула из переговорного устройства Лизочка.

– Принесите, пожалуйста, клиентке черный чай… только не из пакетика и без бергамота. А мне – стакан воды…

Итак, – Жанна перевела дыхание, сосчитала до десяти и подняла глаза на старушку, – вы сказали, что уже составили завещание. Так в чем же тогда ваш вопрос?

– Так убили его!

– Кого его? Нотариуса, что ли?

– Зачем нотариуса? Про нотариуса ничего не знаю! Племянника моего убили, Никочку! На которого я завещание-то составила! – Старушка неуверенно всхлипнула, вытащила из рукава клетчатый платочек и старательно вытерла сухие глаза. – Думала, он меня похоронит, Никочка, все честь по чести, как у добрых людей положено, а пришлось мне его хоронить! То есть, известное дело, мне и хоронить-то не пришлось, меня и близко-то не подпустили! А там, главное, такие комнатки хорошие, чистенькие, если только прибраться как следует, главное дело, что потолок высокий…

– То есть предметом завещания является квартира? – выудила Жанна из причитаний клиентки рациональное зерно.

Дверь кабинета тихонько отворилась, и вошла заплаканная Лизочка с подносом, на котором нервно подрагивали чашка чаю и запотевший стакан с минеральной водой. Жанна проглотила таблетку, запила ее глотком ледяной воды и мановением бровей отпустила секретаршу. Старушка подула на чай и скосила глаза на вазочку с мелко наколотым сахаром.

– А что это, дочка, у тебя сахар какой-то темный? Испорченный, что ли? На рынке брала?

– Зачем на рынке? – обиделась Жанна. – Это тростниковый сахар, очень хороший… вы попробуйте…

Она встряхнула головой, сбрасывая странное оцепенение, и повторила:

– Так, значит, Марфа Семеновна, предметом вашего завещания является квартира?

– Зачем квартира? – насупилась старушка, засунув за щеку кусок сахара и шумно отпив из чашки. – Полдомика, хорошего такого… главное, потолки высокие, и печка есть…

– Значит, это полдома в Ленинградской области. .. В садоводстве, или в деревне, или индивидуально-жилищное. ..

– Зачем жилищное? В городе домик, аккурат против метро… Половина, конечно, а зато печка хорошая…

– В городе? – переспросила Жанна, привыкшая ничему не удивляться. – Так он, наверное, идет под снос?

– Никуда он не идет, на месте он стоит! Потому как там Михаил Иванович к этой путейской вдове ходил, все остальные-то дома уже лет двадцать как снесли, а этот нельзя, ни под каким исключительным видом! И потолки высокие, и печка хорошая! Только дров нету, надо где-то дрова покупать!

– Ничего не понимаю, – Жанна достала из ящика стола таблетку аскофена и запила ее водой, после чего нажала кнопку переговорного устройства: – Елизавета, перенесите компанию «Старт» на завтра, мы никак не успеваем! Ничего не понимаю, – она снова повернулась к клиентке, – какие дрова? Какая вдова? Какой Михаил Иванович? Почему нельзя сносить вашу печку с высокими потолками?

– Доченька, да ты все напутала! – усмехнулась старуха. – Какие же это у печки потолки? Это в комнатках у меня потолки высокие! А Михаил Иванович – это же Калинин!

Наконец, приняв еще таблетку анальгина и выпив в общей сложности два стакана минеральной воды, Жанна сумела разобраться в ситуации.

Ее клиентке, Марфе Семеновне Пельменевой, принадлежала половина деревянного дома, расположенного в городской черте и даже в очень приличном районе. Двадцать лет назад все деревянные дома в этом районе начали сносить, но вдруг какой-то дотошный историк, копаясь в архивах, выяснил, что в доме номер четыре по Вифлеемскому переулку несколько раз побывал Михаил Иванович Калинин, в будущем – всесоюзный староста. Михаил Иванович навещал в этом доме свою знакомую, вдову путейского рабочего Веснушкину, и по непроверенным данным на несколько дней оставлял там чемоданчик с нелегальной литературой. Таким образом, домик в Вифлеемском переулке, давно уже переименованном в Атеистический проспект, из обычного деревянного строения, подлежащего сносу, превратился в памятник истории, который сносить никак не полагалось. Больше того, домик подновили и повесили на нем мемориальную доску. Правда, вскоре выяснилось, что путейская вдова занимала только половину дома, а во второй половине, той, что принадлежала Марфе Семеновне, до самой революции проживал служитель культа, дьякон Верхневоздвиженской церкви Остроносов. Поэтому решили одну половину дома объявить музеем-квартирой, а во второй половине оставить Марфу Семеновну (тем более что при таком раскладе ей не пришлось выделять отдельную квартиру, как остальным жителям расселенных домов). Марфа Семеновна не очень расстроилась, потому как привыкла жить в деревянном домике с печью и считала, что такая жизнь куда здоровее и полезнее. Тем более что вскоре рядом с домиком появились станция метро и прочие приметы городской цивилизации.

По прошествии лет сообразительная Марфа Семеновна то ли сама, то ли по наущению знакомых догадалась свою половину домика приватизировать, а затем, почувствовав приближение старости, составила завещание на своего племянника, сделав его наследником половины исторического строения.

– А его и убили! – закончила старушка свой увлекательный рассказ. – Такая жалость! Так вот теперь я хочу то, первое завещание переписать и отписать полдомика на племянницу, на Зину! Она хоть и на язык невоздержанная и опять же насчет ложек серебряных я ее сильно подозреваю, а все ж таки родная кровь, Васькина дочка… А прежнее, значит, завещание чтобы отменить, а то как же я Никочке полдома оставлю, когда его убили?

Жанна не стала уточнять, кто такой Васька, чтобы не погрязнуть снова в бесконечных семейных взаимоотношениях. Вместо этого она перевела дыхание и сообщила клиентке:

– Вы как завещатель имеете право в любой момент изменить свое завещание или изложить его в другой редакции. При этом ваше прежнее завещание автоматически утрачивает силу. Никаких действий по его дезавуированию предпринимать не нужно…

– .Чего? – ужаснулась клиентка. – Это что же ты, дочка, так выражаешься? А еще нотариус!

– Это значит – по отмене, – пояснила Жанна. – Тем более что ваш племянник уже скончался и при всем желании не может вступить в права наследования…

– Не скончался он! Говорят же, дочка, – убили его!

– Это не имеет значения, – вздохнула Жанна. – Оставьте моему секретарю все документы. Мы подготовим завещание и пригласим вас для оформления…

Проводив Марфу Семеновну, Жанна нажала кнопку переговорника и измученным голосом проговорила:

– Лиза, компанию «Финиш» тоже перенесите на завтра. Сегодня я уже никого не смогу принять, у меня нет сил. Закрываем контору раньше по техническим причинам.

Не успела Ирина закрыть дверь за Катей, как у нее снова зазвонил телефон.

– Она уехала, – проговорила Ирина вместо приветствия, не сомневаясь, что ей снова звонит нетрезвый Сева Востриков.

– Кто уехал? – осведомился в трубке чрезвычайно вежливый и на редкость мелодичный женский голос. – Кто уехал? Ирина Анатольевна Снегирева?