Александра Романова - Таланты и покойники Страница 22

— Ну конечно, — с изумлением наморщила лоб Дашенька. — А как же еще? Что нам скрывать?

— Например, как дядя к тебе относился. Я сказала об этом следователю.

— И ладно, тут же ничего такого…

Ее тонкий голосок был перекрыт грозным рыком Дениса:

— Ты впутала Дашеньку в это дерьмо? Из зависти, что ли? Ты думаешь, мы тоже не можем тебя впутать? Ты думаешь, я не знаю, что твой драгоценный дядя задушил твоего любимого котика, над которым ты тряслась?

— Я сообщила следователю и про это, — холодно информировала Наташа.

Дашенька вздрогнула, словно от удара, и в оцепенении уставилась на жениха. У нее был вид человека, осененного неожиданной и ужасной догадкой. Денис что-то пробормотал, однако она не реагировала, продолжая смотреть на него все тем же остановившимся взглядом. Между тем Наташа продолжала:

— Я сказала про котенка, потому что… потому что следователю надо знать, что в тот день я ненавидела дядю, ненавидела по-настоящему! Я и сейчас до конца его не простила. Все простила, все, но стоит вспомнить бедного Ушастика… как мы подобрали его в моем подъезде, как поили молоком… помнишь, Кирилл?

Кирилл недоуменно поднял брови, Таша осеклась и, отвернувшись, торопливо заговорила о другом:

— А еще я рассказала, Тамара Петровна, про то, как в пятницу на пути дяди оказался открытый люк и он чуть не погиб. И что он обвинял в этом вас. Я не утверждаю, что вы действительно виноваты, но он обвинял вас, это правда, и я не стала ее скрывать. И как он грозил вас уволить. Я считаю, следователь должен знать всю правду, какая только есть, потому что — я вижу это! — он не верит в несчастный случай.

— Как можно в него не верить, когда он был? — ничуть не обидевшись, поинтересовалась Тамара Петровна. — Евгений Борисович-то погиб, правильно?

— Погиб, потому что его убили! Тетя меня не слушает, она твердит, что у нас здесь вечный бардак и сплошные накладки, но я-то знаю, что это не так! У нас ни разу ничего похожего не случалось, потому что Виктория Павловна и вы хорошо за всем следите, а тут вдруг — два раза подряд. Это подстроено, и тетя тоже согласна в глубине души, только не хочет согласиться вслух! Злится на следователя, а ведь он имеет право…

— Ее он тоже допрашивал? — тихо вставила Марина.

— Ну да. Это ведь не зря, правда? Про несчастный случай допрашивать не станут.

Тамара Петровна пожала плечами.

— Считается, что дети до восемнадцати не имеют права быть свидетелями, но в наш век инфантильности пора сдвинуть срок до двадцати пяти. Чтобы обратить на себя внимание и сделать собственную жизнь более интересной, они готовы сочинить любую чушь, совершенно не задумываясь о последствиях, да еще сами готовы в нее поверить! Разумеется, убийство — это увлекательней и романтичней, нежели рядовой несчастный случай. Зато оно, по счастью, куда невероятнее, но об этом дети забывают. Вы согласны, Виктория Павловна?

Виктория Павловна была согласна, но опять не в силах была проявить это явно. И не желала проявлять, вот парадокс!

— А что еще ты рассказала? — вместо ответа уточнила она. — И про что еще он расспрашивал, мой Обалдевший поклонник?

— Ну… вроде бы все. Что дядя не давал проходу Дашеньке, это злило Дениса и тетю. Про открытый люк и Тамару Петровну. Про Ушастика. Про дядин сложный характер. Все, что знала.

— А родную тетушку, значит, решила пожалеть? — едко осведомился Денис. — Впрочем, она ведь тебе не кровная родня, кровной был Евгений Борисович. То-то в тебе виден его характерец!

Вика даже представить себе не могла, что он может быть таким злобным. Денис всегда казался ей добродушнейшим… в крайнем случае — равнодушнейшим человеком. Впрочем, когда задевают любимую женщину, любой нормальный мужчина обозлится.

— При чем тут Галина Николаевна? — пожала плечами Наташа. — Я, разумеется, не скрыла, что ухаживания дяди за Дашей ей не нравились. Следователь и сам не дурак и не поверил бы, что она в восторге.

— Да? А про то, что было перед самой премьерой, ты следователю рассказала? Или твоя тетушка? Или вы считаете, что это к делу не относится? Если уж решили выволакивать грязное белье, так уж, пожалуйста, свое тоже!

«О чем он? Неужели слышал мою ссору с Преображенским? — в ужасе подумала Вика. — Или Маринину? Только при чем тут…»

Закончить мысль она не успела, вмешался молчавший дотоле Кирилл.

— Я бы на вашем месте лучше принял нулевой вариант, — посоветовал он. — Что рассказано, то рассказано, а продолжать кормить следователя байками — верх идиотизма. Прямо-таки сказки Шахерезады!

— Нулевой вариант… — фыркнул Денис. — Нашли дураков! Мы с Дашей строили из себя слепых и глухих, чтобы никого не подставить, а нас втихаря подставила эта идейная дурочка! Я не собираюсь теперь скрывать, что ее дядя собирался разводиться с ее тетей, и не надейтесь.

— Врешь, — тихо и коротко выпалила Наташа.

— Делать мне нечего! Слышал собственными ушами, как он ее предупреждал. В день премьеры, совсем незадолго. Кстати, они стояли у подсобки. Он мечтал жениться на Даше и собирался развестись.

— Но ведь Даша ему бы отказала, — заметила Марина. — Зачем ему разводиться?

— Отказала бы, разумеется. Откуда я знаю, зачем ему разводиться? Может, просто надоела его старушенция. Знаю только, что собирался.

— И как она среагировала? То есть Галина Николаевна.

— Ха! Вот именно! Она на все отвечала: «Да-да, дорогой, обсудим это вечером». А вечером на него свалился блок. Интересное совпадение, правда? Тебе нравится, Таша?

Наташа твердо возразила:

— Тетя не сделала бы этого. Она любила его и все ему прощала.

— Пока он жил с ней — да. А после того разговора небось задумалась и, вместо того чтобы отпустить его, взяла да убила. Кстати, она рассказала тебе про эту ссору?

— Нет.

— Вот видишь! Если бы все было в порядке, так зачем скрывать?

— Она вообще не из откровенных.

— Согласен. Поэтому то, что у нее на душе, мы знать не можем. Зато видим результат — Преображенский погиб как раз тогда, когда собирался от нее уйти.

Снова вмешалась Марина:

— Денис, так вас тоже допрашивали?

— Ну да. Заявился этот придурочный следак и начал ходить вокруг да около, но я быстро поставил его на место! Мол, не его собачье дело, что у нас да как. Но теперь-то я молчать не собираюсь!

— Значит, — пробормотала Марина, — я, Вика, Наташа, Галина Николаевна, Даша, Кирилл… Он что, успел допросить всех? Тамара Петровна, вас тоже?

— Чисто формально, — быстро ответила Тамара Петровна. — Ничем особенным не интересовался, просто для отчетности. Виктория Павловна, вы их не слушайте! Они насочиняли ерунды, а ничего такого в помине нет. Не берите в голову, Виктория Павловна!

Вика, несколько удивленная, решила прервать странную речь, поэтому обратилась к Кириллу:

— Тебя он тоже допрашивал?

— Да. Но я, в отличие от Наталии, не страдаю детской словоохотливостью, и Талызин мало что от меня почерпнул.

— Тогда кто же выдал меня? — вырвалось у Вики.

— Вас? — изумилась Даша.

Вика почувствовала укоризненный взгляд Марины, однако предпочла сделать вид, что не обратила на него внимания, и откровенно сообщила:

— Я втихомолку поцапалась с Евгением Борисовичем перед самой премьерой, а сегодня Талызин об этом знал. Кто из вас ему сказал? Честное слово, я не обижусь, просто хочу знать.

Все помолчали, затем вступила Тамара Петровна:

— Я думаю, вы если и поругались с ним, то несерьезно, просто теперь, после его смерти, задним числом стали преувеличивать события и переживать. Никто из нас про это не знал, а и знал бы, так не выдал.

Наташа слегка покраснела.

— Может быть, тетя? — неуверенно предположила она. — Она мне намекала на что-то… я не придала значения, но…

— Чтобы отвести от себя подозрения, твоя тетя готова наклепать на невинного человека, — сквозь зубы процедил Денис.

— Денис, ну зачем ты так! — с непередаваемым отчаянием, почти с надрывом выкрикнула Дашенька. — Так нельзя, нехорошо!

Возникла неловкая пауза, впрочем, довольно скоро прерванная скрипом двери. На пороге стоял Сосновцев.

— Виктория Павловна! — нежно пропел он. — Как я рад вас здесь видеть!

Как я рад, что последние трагические события не повлияли на ваше желание продолжить творческую работу! Это замечательно, это правильно. Мы должны продолжать наше дело хотя бы из уважения к памяти незабвенного Евгения Борисовича, который так был им увлечен и так прекрасно о нем отзывался. — Гладкие, штампованные фразы вылетали одна за другой, однако казалось, директор не замечает их неуместности в устной речи. — А ведь я пришел к вам не просто так, а с деловым предложением. Конечно, — он скромно потупился, улыбнувшись самодовольной и самоуничижительной улыбкой, — не мне, рядовому администратору, давать советы людям искусства, но все же я осмелюсь… Что, если нашу студию мы переименуем в студию имени Евгения Борисовича Преображенского? Это будет дань памяти великого мастера. Я полагаю, городской общественности будет приятно об этом узнать.