Элизабет Питерс - Ночной поезд в Мемфис Страница 22

Шмидт был совершенно счастлив: друзья, древности, а теперь вот еще и еда! Он что-то мурлыкал себе под нос, а когда мы разобрали прохладительные напитки и печенье, запел во весь голос. Проще смириться с пением Шмидта, чем уговорить его замолчать, поэтому я стиснула зубы и позволила ему продолжать.

— Frankie und Johnny waren Liebende, — ревел он. — Mein Gott, wie verstanden sie sich auf die Liebe[30].

Кое-кто из наиболее нервных пассажиров судорожно подпрыгнул, Джон, стоявший неподалеку, чуть не скатился со ступенек. Шмидт принял подобную реакцию за неподдельный интерес.

— Это старинная американская народная музыка, — пояснил он. — Уважаемая фрау из Гамбурга рассказывала мне, какой вы прекрасный музыкант, э-э-э... герр Тригарт. Не сомневаюсь, вы знаете эту песню.

Джон затряс головой. На какое-то время он, казалось, лишился дара речи.

— Ну что вы, это же очень известная песня. По-английски она звучит так: «Фрэнки и Джонни любили друг друга. О, Боженька...»

— А, да-да, — заморгал Джон.

— Это чрезвычайно интересная разновидность музыкального искусства, — объяснил Шмидт. — Песни в стиле кантри, песни «дикого Запада», блюзы, песни в стиле блу-грасс... Все это не одно и то же, как вы понимаете, у этих жанров разные корни.

— Блуграсс? — бессмысленно повторил Джон.

— Многие из них глубоко и трогательно религиозны. Слышали ли вы песню о катастрофе на шоссе, когда виски и кровь смешались воедино?

Джон подошел поближе. Такой взгляд я видела лишь у кошки, загнанной в угол маленьким, но очень шустрым ребенком, — ужас и недоверие, смешанные с невольным любопытством.

— Чрезвычайно интересно. Расскажите-ка поподробней, герр Шмидт.

Я поспешно отошла в сторону. Увы, недостаточно быстро, чтобы не услышать следующей строчки.

В конце концов мы тем же путем вернулись к ожидавшей нас платформе, которая должна была доставить всех на следующую остановку — к развалинам северного города. Шмидт снова настиг меня, и Пэрри, который толкался рядом, тут же сменил курс. Фейсал, пересчитав нас по головам, крикнул, чтобы отстающие подтягивались, и стал подталкивать своих подопечных к платформе.

Шмидт подал мне руку, помогая забраться, затем обернулся к Мэри. На этот раз она была одна и не сводила тревожного взгляда с верхней части тропы.

— Значит, он задерживается? — любезно сказал Шмидт. — Тем лучше для меня. Вы позволите помочь вам забраться на эту платформу?

— Я его не вижу. — Она козырьком приставила руку к глазам, а руку Шмидта проигнорировала.

— Он решил идти пешком, — объяснил Фейсал. — Это недалеко, он прибудет вскоре после нас. Пожалуйста, садитесь, в нашем распоряжении всего сорок пять минут.

Для меня сорока пяти минут оказалось слишком много, и даже Шмидт через некоторое время отошел в сторону. Я заметила, что он разговаривает с каким-то человеком — по виду археологом, довольно неряшливо одетым, работавшим в месте, запретном для туристов. Джона я нигде не видела (впрочем, специально и не искала) вплоть до того момента, когда настала пора уезжать. Мэри расцвела при его появлении, заспешила навстречу и взяла его за руку.

— Дорогой, я беспокоилась. Где ты был?

— Осматривал окрестности, — небрежно бросил Джон и, перехватив мой взгляд, добавил: — И пытался избегать встреч кое с кем.

Намеки становились все менее тонкими. Этот я тоже поняла.

В течение нескольких часов Шмидт сумел подружиться с большинством участников круиза. Особенно его очаровала Сьюзи, о которой он сказал — нисколько не неожиданно для меня, — что у нее «прелестная женская фигура». Воспользовавшись тем, что все могли меня слышать, я перешла к общим вопросам:

— Почему вы не сказали, что собираетесь присоединиться к этому круизу, Шмидт?

— Хотел сделать вам сюрприз, — лучезарно улыбнулся он.

— Вам это удалось.

— Я ведь все равно собирался в Египет, я же говорил.

— В отдаленном будущем, если не ошибаюсь, — напомнила я.

— Но долг прежде всего. — Шмидт говорил как можно громче, рассчитывая вызвать интерес и восхищение своих новых друзей. — Итак, сначала я отправился в Амстердам. Но там, Вики, я потерпел фиаско, джентльмен никак не мог решиться, морочил мне голову, впрочем, ничего особенно интересного у него и нет. Поэтому в конце концов я сказал ему «Vielen Dank, auf Wiedersehen»[31] и позвонил в туристическое бюро, где мне сообщили, что в этом круизе освободилось место. Вчера вечером я прибыл в Эль-Минью на поезде, а сегодня утром нанял лодку, чтобы как можно раньше переправиться через реку и ждать вас здесь. Мой багаж доставят на теплоход позднее.

Он повернулся, чтобы ответить на какой-то вопрос Элис, с которой они, разумеется, тоже встречались где-нибудь, когда-нибудь, на какой-нибудь конференции, и предоставил мне терзаться тяжелыми раздумьями. Совершенно очевидно, что туристическое бюро не сообщало ему — с какой стати? — что из-за болезни одного из пассажиров в нашем круизе освободилось место. Джон сказал, что Джен присоединится к нам в Луксоре. Означает ли это, что она не вернется? Или кто-то отказался от поездки еще раньше? Мне было просто необходимо все это выяснить.

Но до обеда такой возможности не предвиделось. Я едва успела принять столь необходимый после подобной экскурсии душ и переодеться, когда колокольчик зазвонил к обеду. Однако, войдя в ресторан, увидела, что Шмидт уже сидит за столом. Он замахал мне и закричал, приглашая за свой столик, за которым также сидела Луиза. Можно было догадаться, что Шмидт ее не пропустит.

На сей раз не она монополизировала разговор. В этом не было необходимости, ибо Шмидт только и говорил что о ее замечательных книгах и о том, как он взволнован знакомством с писательницей, которой он так давно восхищается.

Кажется, Марк Твен определил три ступени, ведущие к сердцу писателя: 1) сказать ему, что читал одну из его книг; 2) сказать, что прочел все его книги; 3) попросить прочитать рукопись будущей книги. Шмидт преодолел уже все три ступени и взошел на четвертую, о которой Марк Твен не упоминал: 4) знать имена всех героев и все сюжетные перипетии всех книг писателя.

Получив уже возможность оценить Луизины стати, я не удивилась, увидев, что она поглощает столько же пищи, сколько и Шмидт. Раздувшееся от калорий и самодовольства, лицо ее являло собой не слишком приятное зрелище.

— Вики тоже пишет романы, — сообщил Шмидт.

— О?! — Улыбка у Луизы стала кислой. Если бы она не была мне так неприятна, я бы ей даже посочувствовала; возможно, она ждала, что я попрошу ее прочесть мою рукопись, представить меня своему литагенту или рекомендовать мою книгу своему издателю. У меня было искушение обременить ее всеми тремя просьбами, просто чтобы позлить, но достоинство взяло верх.

— Я делаю это лишь для собственного удовольствия, — скромно заметила я. — Приключения моей героини слишком невероятны, чтобы кто-нибудь решился их напечатать.

Приключения Розанны были ничуть не более невероятными, чем приключения героинь большинства романов, в том числе и Луизиных, но в последнее время я немного утратила над ними контроль. Виноват был Шмидт, он все время меня подстрекал. Ничто не казалось ему неправдоподобным, лишь бы было побольше поединков на мечах, разорванных на клочки тел и вздымающихся грудей.

Луиза с глухим стуком обронила сюжет о моем писательстве и стала пересказывать Шмидту содержание своего будущего романа, она его еще не написала, поэтому не могла дать прочесть рукопись (см. выше: Марк Твен, пункт третий).

Я охотно предоставила Шмидту с жадным восторгом слушать рассказ Луизы о борьбе ее героини с похотливым жрецом Амона. У меня была надежда перехватить где-нибудь Джона до того, как энтузиасты отправятся на послеобеденную экскурсию. Вместо этого меня перехватил Хамид, интендантский помощник капитана. Вид у него был довольно мрачный, и когда он отвел меня в сторону, я ожидала... сама не знаю, чего, но уж, во всяком случае, не того, что услышала.

— Помните Али, вашего каютного стюарда, доктор Блисс?

— Разумеется, помню. Он сегодня не явился... О Господи, только не говорите мне, что он «соскочил» или как там это называется!

— Именно так и мы подумали, когда он утром не заступил на службу. Меня бы это не удивило: если он был виноват в инциденте с цветочным горшком, нечистая совесть и страх наказания могли заставить его сбежать.

Это само по себе было уже достаточно неприятно, но по суровому взгляду Хамида я догадалась, что дела обстояли еще хуже. Я молчала, у меня было дурное предчувствие.

— Он упал или прыгнул за борт ночью, — медленно проговорил Хамид. — Тело нашли несколько часов назад.

Глава пятая

I

Должно быть, я выглядела соответственно своему самочувствию, потому что Хамид взял меня под руку и подвел к креслу.

— Вы не должны винить себя, доктор Блисс.

— А я и не виню, — солгала я, как ни странно, весьма неубедительно, эта ложь не убедила даже меня самое.