Людмила Милевская - Выстрел в чепчик Страница 22

— Картина — это не опасно.

Я не разделила ее оптимизма.

— Уж не знаю, — сказала я, — учитывая, что картина висит над кроватью, а следовательно, и над твоей головой, я бы так утверждать не стала. Поспи. — ка несколько дней на диване.

— Придется, — согласилась Маруся.

На следующий день рано утром я позвонила Марусе и спросила:

— Картина еще не упала?

— Я сняла ее со стены и поставила в угол, но дело не в этом. Что с Пупсом?

— А что с Пупсом? — испугалась я.

— Он странный, — сообщила Маруся. — Вчера вечером я позвонила Розе и попросила позвать Пупса.

— Роза не удивилась?

— Удивилась, но позвала — я сказала, что Пупс обещал мне свою помощь. Роза Пупса позвала, и вот тут-то началось самое удивительное.

— Пупс все отрицает, — догадалась я.

— Точно, — подтвердила Маруся. — Отрицает все начисто. Самое обидное, старушка, что не признает и то, что я прямо вся его бесплатно поила.

— Ни о каком адресе, естественно, он не хочет и слышать.

— Да, что удивительно. Он так охотно согласился его достать, а теперь даже слышать не желает. Я прямо вся киплю.

— То, что Пупс отказывается доставать адрес, совсем не удивительно и для него характерно, — заметила я. — Лично мне было странно слышать, что Пупс вообще ввязался в эту авантюру.

— Что тут странного? — рассердилась Маруся. — Я попросила, он согласился. Пупс и мой Ваня были вполне дружны, кому, как не ему, удобней всего зайти навестить Ваню? А там и адрес нетрудно узнать. Ничего в моем поручении сложного для него не было.

Странно, что Пупс не помнит.

— Вот это как раз не странно. Не ты одна жалуешься, — успокоила я Марусю. — Кстати, как там Юля?

Ты ей не звонила?

— Мне некогда, я работаю. Ой, подожди, кто-то пришел, пойду открою.

Маруся бросила трубку, и ждать мне пришлось довольно долго. Наконец она вернулась и, запыхавшись, сообщила:

— Представляешь, опять Пупс. Легок на помине И пьян с утра.

— Чего он хотел?

— А как ты думаешь, чего?

У меня мелькнули сразу две догадки. Пугали обе, но последняя значительно больше После откровений Розы от Пупса я ждала уже всего.

— Маруся, только не говори, что он домогался…

— Успокойся, — сжалилась надо мной Маруся. — Выпить он хотел.

— Надеюсь, ты ему не налила?

— Конечно, налила, иначе как бы я его выпроводила? Он бы не ушел. И зачем я только связалась с ним.

Бедная Роза, такое горе на ее голову. Я прямо вся ей сочувствую.

— Но Пупса поишь, — о укором напомнила я.

Маруся рассердилась.

— Старушка, лучше спасибо мне за это скажи, — закричала она.

— Почему «спасибо»?

— Я налила ему хорошей водки, а то он травился бы непонятной дрянью, — тут же пролила свет Маруся. — И вообще, думаете, у меня дел нет больше? Ой! Ай! Епэрэсэтэ, да что же это такое? Ужас! Убивают!

Дальше я уже ничего понять не могла, речь Маруси стала невнятной.

Меня охватила паника. Я заметалась по комнатам, хаотично раздумывая, звонить ли в милицию.

К счастью, Евгении еще не ушел. Он собирался на работу и топтался в прихожей.

— Женька, — завопила я, — срочно вези меня к Марусе!

— Это еще зачем? — удивился он.

— Пока не знаю, но думаю, что ее уже нешуточно убивают.

— Неужели Ваня вернулся! — обрадовалась баба Рая, хронически подслушивающая наши разговоры.

Глава 16

До Маруси мы добрались на удивление быстро. Евгений, узнав, что Марусе грозит опасность, устроил настоящие гонки.

Более того, Евгений не только подвез меня к дом;

Маруси, но и поднялся в ее квартиру со мной, нервничая невероятно. Вот, оказывается, как она ему дорога.

Кто бы мог подумать. Я даже заревновала.

Впрочем, увидев Марусю в добром здравии, Евгений зло сплюнул и заорал:

— Бляха-муха, вы тут балуетесь, а я на работу опоздал.

И с нервным топотом удалился. Я же ворвалась в Марусину квартиру и, как ищейка, засновала по комнатам.

— Что случилось? — не переставая, кричала я.

Маруся была в страшном волнении и ничего не могла ответить, а только бегала за мной, прижимая руки к сердцу. Таким образом мы забежали в спальню.

Первое, что бросилось мне в глаза: на стене не было картины. Не было ее и на полу.

— Маруся, — поразилась я, — а где же картина?

— Разбилась, — скорбно сообщила Маруся.

— Как разбилась? Ты же ее сняла.

— Я сняла, а кто-то повесил.

Нетрудно представить мое изумление.

— Как это — повесил? — закричала я. — Когда?

— Видимо, когда я прямо вся разговаривала с тобой по телефону. Когда ты позвонила, картина стояла возле кровати. Я ее к стенке поставила.

— А почему ты так кричала?

Маруся выразительно закатила глаза и опять схватилась за сердце.

— А что мне оставалось делать? — рыдающим голосом вопросила она. — Эти пули, эти стрелы! Нервы сдают прямо все. Я вся спокойненько разговариваю с тобой по телефону, и вдруг раздается страшный грохот. Конечно же, я прямо вся испугалась. Я подумала, что это уже пришли меня всю убивать.

И на это были у Маруси причины, ведь кто-то же проник в ее квартиру, не сама же картина застрелилась. Впрочем, будь я картиной, именно так и поступила бы, до того ужасна шляпка, а может, чепчик, не говоря уж о самой Марусе — нет, нельзя ей худеть.

Природа знает, что делает.

— Ты с какого телефона звонила мне? — деловито осведомилась я.

— Старушка, мне звонила ты, — напомнила Маруся. — А я завтракала на кухне.

— Точно, на этот раз звонила я. Раз ты была на кухне, следовательно, пока мы с тобой разговаривали, любой мог зайти в спальню и повесить на стену картину, а заодно и подпилить веревку.

— Не любой, а только тот, у кого есть ключи, — резонно заметила Маруся.

— А у кого могли быть твои ключи?

Маруся задумалась.

— Вообще-то, кроме Вани, я ключей никому не давала, — с огромным сожалением сообщила она.

— Еще дашь, не переживай, какие твои годы, будет и на твоей улице праздник, — приободрила я Марусю. — Кстати, у Вани ты отобрала ключи?

— Он сам их оставил.

— Значит, теперь ключи есть только у тебя, но если вспомнить, как ты с ними обращаешься, то легко можно предположить, что твои ключи могут быть у любого, кто проявит к ним интерес.

И тут я вспомнила про Пупса. Ведь картина упала сразу же после того, как Маруся, напоив Пупса, выпроводила его из квартиры.

— А Пупс мог твой портрет обратно на стену повесить? — спросила я.

— Нет, не мог, — возразила Маруся.

— Почему? Вспомни, как он вошел, куда направился, где ты в это время была, не выпускала ли ты его из поля зрения?

— Нет, портрэт повесить он не мог, — уверенно заявила Маруся и после секундного размышления с большими сомнениями добавила:

— Или мог?..

— Так мог или не мог? — с трудом сдерживая раздражение, спросила я.

Маруся глубоко задумалась и, рубанув рукой воздух, отрезала:

— Мог. Когда Пупс пришел и попросил выпить, я не стала приглашать его на кухню.

— Почему?

— Я же разговаривала с тобой и прямо вся хотела поскорей от него отвязаться, а он в ботинках, пока снимет их, пока развяжет шнурки… В общем, приказала ему ждать, а сама отправилась на кухню, ну, накапать сто граммов.

— И пока ты капала, он все это время был в прихожей? — мгновенно выстраивая гипотезу, спросила я.

— Конечно.

— Следовательно, мог спокойно зайти в спальню и повесить картину?

— Мог, — заверила Маруся, — конечно, мог. Я на кухне была достаточно долго: пока водку нашла, пока бутылку открыла, пока стакан из шкафа достала… Все это время Пупс был в прихожей. Портрэт он повесить мог, но зачем ему это?

Я отмахнулась:

— В последнее время он сам не свой. Всему поверю, что бы про него ни рассказали. Похоже, чудачества становятся нормой его жизни.

— Бедный Пупс, — посочувствовала Маруся. — Неужели ты думаешь, что шляпку прострелил он? Знаешь, у него так дрожали руки… Нет, он бы в портрэт не попал, даже если бы стрелял в упор.

— Дай-ка мне свои ключи, — приказала я, — а сама отправляйся на кухню, возьми телефон и позвони кому-нибудь.

— Кому?

Я рассердилась:

— Господи, что за вопрос, уже не знаешь, кому позвонить? Несчастная, каждый второй в городе твой знакомый. Скоро памятники с тобой сплетничать будут. Позвони Юле или Розе.

Маруся отправилась на кухню, а я вышла из ее квартиры, демонстративно захлопнув за собой дверь.

Выждав несколько минут, я осторожно вставила ключ в замочную скважину, повернула его и осторожно, стараясь не шуметь, приоткрыла дверь.

В уши мне ударил громкий голос Маруси, доносящийся из кухни. Очень выразительно она делилась с кем-то своим горем, расписывая в красках достоинства упавшего портрета и преувеличивая тяжесть утраты.

— Я прямо вся упала со стены, с рамкой и шляпкой.

Рамка раскололась, а шляпка слетела, — ревущим голосом сообщала Маруся.