Лоуренс Блок - Взломщик, который цитировал Киплинга Страница 22

– Кажется, сделать это будет слишком сложно.

– Правильно. А цифра в пятнадцать тысяч на самом деле ни о чем не говорит, тем более что я даже не почувствовал их запаха, так ведь? – Я вздохнул. Полагаю, что с тоской. – Нет, – продолжал я, – я всегда распознаю старую книгу, глядя на нее. Ежедневно я их просматриваю по нескольку тысяч, и старинные книги резко отличаются от новых, черт бы их побрал! Бумага выглядит совершенно иначе, если ей уже пятьдесят лет. Конечно, можно использовать для подделки старую бумагу, но такая овчинка не стоит выделки. Книга настоящая, Каролин. Я в этом уверен.

– Кстати, о старых книгах, которые ты ежедневно просматриваешь.

– Что такое?

– Кто-то наблюдает за твоим магазином. Сегодня какое-то время я провела в своем салоне: нужно было вымыть собаку, поскольку я не смогла связаться с владельцем и отменить эту договоренность. На улице напротив твоего магазина кто-то сидел в машине, и он все еще был там, когда я проходила мимо во второй раз, возвращаясь домой.

– Ты его хорошо разглядела?

– Нет. Я и на номерной знак не обратила внимания. А должна была бы, правда?

– Для чего?

– Не знаю.

– Вероятно, это полиция, – сказал я. – Наружное наблюдение.

– Ох!

– Наверное, установили наблюдение и за моей квартирой.

– Ой! Вот, оказывается, как это делают, да?

– По крайней мере что-то подобное показывают по телевизору. «Фараон», с которым я разговаривал, сказал, что меня возьмут, как только я появлюсь на своих старых явках. Я хотел ему возразить, что у меня нет никаких старых явок, но думаю, что он имел в виду магазин и мою квартиру.

– Или мою квартиру.

– Что?!

– Мы ведь с тобой друзья. Ты бываешь здесь не так уж редко. Если они поспрашивают как следует, то обязательно узнают об этом, разве не так?

– Надеюсь, что нет, – сказал я. В этот момент зазвонил телефон. Мы посмотрели друг на друга не особенно радостно и не проронили ни слова, пока он не перестал звонить.

Глава 11

В 6.15 я сидел у стойки в кафе «Красное пламя» на углу Семидесятой улицы и Западной стороны. Передо мной стояли чашка кофе и тарелка с датским черносливом, но ни то, ни другое не привлекало моего внимания. Двое других посетителей, молоденькая пара за задним столиком, были заняты только друг другом. Бармен же был ко всему равнодушен: он стоял у кофеварок, лениво жевал мятную жвачку и глазел на противоположную стену. Там барельеф изображал пару загорелых парней, которые пасли овец на склонах гор в Греции. Время от времени бармен встряхивал головой, очевидно, пытаясь сообразить, как он сюда попал и что здесь делает.

Я поглядывал в окно, думая примерно о том же. С места, где я сидел, были видны очертания моего дома за квартал отсюда. Чуть раньше я подходил к дому и разглядывал его с тротуара, но все-таки не был к нему достаточно близко, чтобы определить, есть ли внутри или вокруг дома полицейские. Теоретически это не имело значения, но теоретически и шмели не кусаются, стоит ли так уж доверяться теории?

Один из молодых людей хихикнул. Бармен зевнул и почесал затылок. Я взглянул в окно, может быть, в сорок первый раз, и увидел Каролин за полквартала отсюда. Она шла по улице Восточной стороны, держа в руке мой маленький чемоданчик. Я расплатился, положив деньги на стойку, и вышел ей навстречу. Она сияла.

– Великолепно! Пара пустяков, Берни! Эта кража со взломом удалась как нельзя лучше.

– У тебя же были мои ключи, Каролин!

– Это, безусловно, очень помогло. Но ведь к каждому замку надо было подобрать свой ключ.

– А в само здание трудно было попасть?

Она отрицательно покачала головой.

– Миссис Хеш – прелесть. Привратник вызвал ее по селектору, а она попросила его отправить меня наверх и встретила у лифта.

Я звонил миссис Хеш несколько раньше, чтобы все это устроить. Миссис Хеш была вдова. Квартира ее находилась напротив моей. По-видимому, она считала воровство пороком, на который друзьям и соседям следует смотреть снисходительно.

– Она не должна была встречать тебя, – сказал я.

– Она хотела убедиться в том, что я найду квартиру. А еще больше хотела хорошенько меня рассмотреть. Она немного волнуется за тебя, Берни.

– Что ж, я и сам немного волнуюсь за себя.

– Она считала, что у тебя все в порядке и ты ведешь жизнь почтенного человека. Книжный магазин и все такое. Потом вчера вечером в новостях услышала об убийстве Порлок и стала волноваться. Но она уверена, что ты никого не убивал.

– Тем лучше для нее.

– Мне кажется, я ей понравилась. Она приглашала меня на чашечку кофе, но я объяснила, что нет времени.

– Она делает хороший кофе.

– Так она и сказала. Она сказала, что тебе нравится ее кофе, и слегка намекнула, что тебе нужен кто-то, кто будет все время готовить его для тебя. Она просила передать тебе, что жить на Западной стороне, а грабить на Восточной – нечто в духе Робин Гуда, но в жизни наступает момент, когда человек должен подумать о том, чтобы жениться и свить гнездышко.

– Хорошо, что вы пришли к такому замечательному заключению.

– О, мы ведь говорили только пару минут. А потом я пошла и обчистила твою квартиру, – она тряхнула чемоданчиком. – Думаю, что здесь все. Инструменты для взлома, карманный фонарик – все, что ты просил. Рубашки, носки и белье. В твоем ящике были кое-какие деньги.

– В самом деле? Наверное. Обычно у меня лежит там несколько долларов.

– Тридцать восемь долларов.

– Тебе виднее.

– Я их захватила с собой.

– О!.. – сказал я. – Не думаю, что тридцать восемь долларов спасут положение, но лишними они тоже не будут.

Она пожала плечами:

– Ты сказал, что берешь деньги, как только их увидишь. Я тоже так поступила.

– Ты поступила правильно. Похоже, мы никогда не поймаем такси.

– Да, ведь идет дождь. А на метро мы не доедем? Нет, через город не получится. А автобус не идет на Семьдесят девятую улицу?

– Садиться в автобус, когда тебя разыскивают за убийство, не особенно умно.

– Думаю, рано или поздно мы поймаем такси.

Я поднял чемоданчик и взял ее под руку:

– Черт с ним! Возьмем машину.

«Понтиак» находился там, где я его оставил. Иногда служба отбуксировки неправильно припаркованных машин работает спустя рукава, и на сей раз владельцу «понтиака» повезло. Я открыл пассажирскую дверцу, впустил Каролин и, пока она, перегнувшись через сиденье, отпирала мою дверцу, вытащил из-под «дворника» штрафную квитанцию.

– Видите? – произнес вдруг кто-то. – Вот вас и оштрафовали. Что я вам говорил?

Вначале я не узнал мужчину. Потом увидел пятнистого боксера на поводке.

– Рано или поздно, – сказал мне мужчина, – вашу машину отбуксируют. Что вы тогда будете делать?

– Достану другую.

Он покачал головой и нетерпеливо дернул за поводок:

– Пошли, Макс. С некоторыми людьми разговаривать бесполезно!

Я забрался в машину и стал возиться с зажиганием: ключа-то не было. Каролин зачарованно наблюдала за мной и, лишь когда я завел двигатель и мы отъехали, спросила, кто был этот человек и что ему было надо.

– Вообще-то он желал мне добра, – ответил я. – Но все равно он зануда. Пес, впрочем, хороший. Его зовут Макс: я имею в виду пса.

– Смотрится он великолепно, – согласилась она. – Но мыть его, наверное, наказание.

Я оставил «понтиак» на автобусной остановке за углом, дальше следовало идти пешком. Каролин сказала, что его могут отбуксировать, а я ответил, что мне все равно. Я достал из чемодана инструменты и оставил его с бельем на заднем сиденье «понтиака».

– Представь, что машину отгонят, – сказала Каролин, – и опознают белье по меткам из прачечной. Тогда будет ясно, что ты здесь был и...

– Ты насмотрелась фильмов по телевизору, – ответил я. – Машины отвозят на пристань к Гудзону и ждут, когда появится владелец. Что внутри – не проверяют. В багажнике может быть даже труп, а они все равно не узнают.

– Не говори так, – сказала она.

– В багажнике ничего нет.

– Откуда ты знаешь?

Мы зашли за угол. За изящным маленьким каменным строением коричневого цвета, казалось, никто не наблюдал. Внизу в нише окна стояла женщина и поливала цветы: длинная струя лилась из жестяной банки. Банка отливала медью, растения были сочно-зелеными, и от всей сцены веяло домашним уютом. Наблюдая все это снаружи под дождем, я чувствовал себя бездомным мальчишкой из романа викторианской эпохи.

Я посмотрел наверх. На третьем и четвертом этажах окна были освещены, но это ни о чем не говорило. Квартира, которая интересовала меня, была с другой стороны здания.

Мы вошли в вестибюль.