Люся Лютикова - Наш маленький грязный секрет Страница 23

— Да это же не имя, а фамилия! — возмущалась его жена Пелагея Тихоновна, которая уже давно приберегла для сыночка славное имя — Андрюша. — Ты что, хочешь, чтобы над ребенком всю жизнь потешались?

— А Карл мне не нравится, — отвечал Матвей Петрович. — Уж больно на воронье карканье похоже.

— Ну давай назовем ребенка хотя бы Марком, все похоже на твоего Маркса, — уговаривала жена.

— Будет, как я сказал! — гаркнул своим руководящим голосом муж, тем самым закрыв дискуссию.

Первый сын оказался единственным: во время войны Пелагея Тихоновна подорвала свое здоровье и больше не могла иметь детей. Маркс рос смышленым и активным мальчиком. Мать упорно называла сына Марком, однако была вынуждена признать, что «идеологическое» имя очень даже помогает ребенку в жизни. В школе Маркса регулярно избирали старостой класса, затем — председателем пионерской и комсомольской организаций. Сын окончил школу с золотой медалью и легко поступил на философский факультет МГУ. Блестяще защитив кандидатскую диссертацию по научному коммунизму (кто бы осмелился бросить аспиранту с таким именем черный шар?), Маркс стал преподавать и вскоре удачно женился на своей студентке.

Когда у Маркса родился первый сын, Матвей Петрович настоял, чтобы внука назвали Фридрихом — в честь Фридриха Энгельса, другого кумира старого большевика. Пелагеи Тихоновны уже не было в живых, а невестка Леночка была слишком робка, чтобы спорить со своим высокопоставленным свекром. Зато когда у Маркса и Елены родился второй сын, они сами выбрали ему замечательное русское имя Артем — к тому времени дедушка уже с миром почивал на Ваганьковском кладбище.

В год, когда Артем перешел в выпускной класс, отец с матерью полетели отдыхать в Пицунду, и при посадке их самолет разбился (авиакатастрофы случались и при социализме, вот только в программе «Время» населению о них не сообщали, чтобы не снижать трудовой энтузиазм). Братья остались одни. К этому времени Фридрих уже окончил все тот же философский факультет, куда его в свое время пристроил отец. Младший брат, бредивший юриспруденцией, попытался было поступить на юридический факультет университета, но без связей туда нечего было и соваться: на первом же экзамене Артему влепили двойку. Через год Артема забрали в армию.

На дворе было начало девяностых годов, только-только закончилась перестройка, не принесшая простым людям ничего хорошего. А после «прихватизации» до советского человека наконец дошло, что халява закончилась: теперь он сам должен думать о том, где будет жить его семья, на какие деньги лечиться его мать, а дети — получать образование. Фридрих огляделся вокруг и пришел к неутешительному выводу: цитаты основоположников марксизма-ленинизма никому не нужны, а это было единственное, что он знал в жизни. Пошел было мужик работать грузчиком в магазин, но с непривычки чуть не надорвался от большой нагрузки. Тогда Фридя решил разменять квартиру, доставшуюся им с братом после смерти родителей. По замыслу несостоявшегося теоретика коммунизма роскошные четырехкомнатные апартаменты на Фрунзенской набережной можно было легко превратить в две однокомнатные квартиры в «спальных» районах и значительную сумму в твердой валюте. При скромном образе жизни этих денег Фриде с братом хватило бы как минимум на два десятка лет. Однако директор агентства недвижимости, в которое обратился Фридя, так не думал. В ходе сомнительных операций родительская квартира (в которую, кстати, въехал этот самый директор) превратилась в две комнаты в густонаселенных коммуналках. И безо всякой доплаты. Обманутому Фриде пришлось отправляться в комнату в центре, а Артему, который вскоре должен был вернуться из армии, брат оставил метры в Капотне.

— Только врал он все, — неожиданно сказала Люська. — Никто его не обманывал. Как я поняла из его обмолвок, наоборот, это Фридя обманул брательника, пока тот был в армии. Отправил свою единственную родню в какие-то Зажопинские Выселки, чуть ли не на восемь квадратных метров, а сам получил доплату за размен. Конечно, значительную часть денег риелторы взяли себе, но и того, что заплатили Фриде, хватило ему на годы безбедной жизни. Вот на какую подлость идут люди ради презренного металла! — патетически воскликнула она.

Правда, через какое-то время денежки у Фриди все-таки начали подходить к концу. Зато он внезапно обнаружил, что его брат стал богатым человеком. Пару месяцев назад опустившийся, с недельной щетиной на щеках Фридрих слонялся в центре Москвы и случайно увидел, как в красивую иномарку садится молодой элегантный мужчина, очень похожий на Артема. На следующий день, подкараулив машину, Фридя убедился, что это действительно его брат. Бросившись с пьяной слезой на глазах ко вновь обретенной родне, Фридя неожиданно получил отпор. Артем заявил, что знать его не хочет и никогда не простит брату предательства. И вообще — по вторникам не подаю!

Вернувшись домой, Фридя разразился перед Люськой напыщенной тирадой о братской неблагодарности. «Я ему покажу! Завтра же опять туда пойду и разыщу паршивца! Пусть делится денежками! А то нажил, понимаешь, состояние, капиталист проклятый, пока я в поте лица вкалывал, чуть до инвалидности не дошел!» Люська, догадывавшаяся, как на самом деле обстояло дело, пыталась отговорить Фридю преследовать Артема. Но тот был непреклонен. Правда, его пыл немного поостыл, когда на следующий день охранник просто-напросто не пустил в офисное здание мужичонку бомжеватого вида, который не мог внятно сказать, куда ему нужно. Фридя смиренно ушел, но затею свою не оставил. Поболтавшись неподалеку в течение нескольких недель да послушав, как праздные курильщики на крыльце обсуждают всех входящих, пьянчужка выяснил, что его брат является владельцем крупной туристической фирмы «Модус вивенди». С тех пор классовая ненависть, сжигавшая его душу, разгорелась сильнее. «Половина принадлежит мне!» — стал вопить Фридя, приняв на грудь стакан водки. Видимо, он окончательно обезумел от зависти.

— В тот день, когда Фридя отравился, он тоже собирался сходить к брату, — вспоминала Люська. — Не знаю, правда, был он у него или нет. Я ведь тогда даже и поговорить с ним не успела… — И женщина смахнула с глаз скупую слезу.

В тот злополучный день Люська, как обычно, в начале четвертого вернулась домой из детской поликлиники, где работала уборщицей. Подойдя к комнате соседа, она услышала, как Фридя с кем-то разговаривает. По всей видимости, мужчина привел к себе какого-то приятеля, с которым только что познакомился на улице. Была у него такая дурацкая привычка тащить в дом кого ни попадя.

— А почему вы решили, что с Фридей был кто-то из новых знакомых? Почему не старый приятель?

— Да потому, — усмехнулась женщина, — что он рассказывал свою любимую историю, как его брат якобы кинул. Все его собутыльники этот бред давно уж наизусть знают. А тут было ясно, что кто-то попался «на новенького». Фридя кричал: «Да я ему покажу! Пусть делится с трудящимся народом!» Ну и начал, как обычно, цитатами из Ленина сыпать, что-то там про гегемон пролетариата.

— А вы его видели? Этого человека? — заинтересовалась я.

— Нет, — покачала головой Люська.

На работе женщина устала как собака, у нее разламывалась спина, ведь радикулит — профессиональная болезнь уборщицы. Люська мечтала только об одном — доползти до кровати, отдохнуть полчаса, чтобы потом идти мыть полы в продуктовом магазине, расположенном во дворе. Ей удалось даже немного вздремнуть. Перед тем как выйти из квартиры, женщина заглянула в комнату к Фриде. Тот, скорчившись, лежал на кровати, на столе стояла початая бутылка водки. Люська решила, что приятель спит, хотела и себе налить стопочку, да удержалась. Заведующая магазином Алла Борисовна не любит, когда от нее спиртным пахнет, и уже не раз грозилась уволить за пьянство. Так что женщина лишь облизнулась на бутылку и пошла на трудовую вахту. Тем более что на часах уже было начало пятого, а в магазин ей надо приходить к четырем.

— Это меня Бог уберег, — еще раз перекрестилась Люська. — А то лежала бы сейчас в морге рядом с Фридей.

— А что за водка была?

— Хорошая, «Абсолют». Я еще удивилась, с чего это вдруг он раскошелился, обычно ведь всякую дрянь пьет. И ведь гляди ж ты, какая судьба у человека: отравился именно дорогой водярой. Знать, так ему на роду было написано…

— Значит, никаких родственников, кроме Артема, у Фриди не было? — уточнила я.

— Один он был как перст. Да и Артем этот тоже, по-моему, не считается. Когда у русского человека большие денежки заводятся, он вмиг про родню забывает, — философски заключила Люська.

Вот ведь не везет так не везет! Никакой родни у Артема, по всей видимости, не осталось. Кто же мне теперь про него расскажет? Ведь я ничего не знаю ни о его настоящих привычках, ни о его жене, ни адреса его нет, ни фотографий. Кстати, насчет фотографий…