Маргарита Южина - Богат и немного женат Страница 23

– Прямо-таки и вовсе ничего! – скривился Дуся. – Один находится в отпуске, другая и вовсе работу бросила, и вот эта парочка заявляется в роддом и сразу в хозблок. И просто так, и ничего особенного – променад у них такой! А потому что они привыкли прогуливаться по всяким сараям да хозблокам, да?

Раечка призадумалась, Дуся опять что-то умное сказал – нельзя вот так сразу заявиться в этот хозблок. Тем более что одно только появление ее, самой Раечки, вызовет живой интерес у девчонок – они же слышали, как она уходила с работы: Беликов визжал недорезанной поросей, кричал, что она капризная девчонка, что у нее дисциплины полный ноль, что она о себе слишком много возомнила, да еще... ой, что он только не визжал...

– Ладно, тогда мы...

О том, что она придумала, Раечка сказать не успела – в дверь позвонили.

На пороге стоял Пашка, но на этом пороге он задержался недолго – сразу же отстранил Раечку и молчком прошел прямо к Дусе на кухню, а затем в величественном молчании выложил перед ним исписанный листок.

– И что это за диктант? – с недоумением посмотрел на него товарищ по работе.

– Читай! Нет, ты читай, не хватай свою булку! – наседал на него Пашка. – Это, между прочим, документ!

Дуся аккуратно взял документ и стал читать.

– «Я, Валентина Алексеевна Петрова, пишу эту записку, потому что по-настоящему раскаялась. Я теперь поняла, что Дуся вовсе не идиот и не санитар, а... » Пашка, это что за дурь?

– Какая тебе дурь? – обиделся Пашка. – Это Валька сама писала, под мою диктовку! Это тебе письменное извинение за то, что она на тебя тогда наорала. Она, оказывается, тебя с Олегом спутала!

Да, совершенно верно, в роддоме работал и еще один санитар – Олег, но отчего-то никто и никогда Дусю с ним не путал. Может, потому, что тому было изрядно за пятьдесят, а может, потому, что у него была спортивная накачанная фигура, а может, и потому, что он был в другой смене и Валька его вообще никогда не видела.

– Ты... Пашка, ты ведь сам это сочинение написал... – догадался Дуся. – Ты вот заявление писал на отпуск, я видел – у тебя вот именно такой корявый почерк.

– Да мне что, делать нечего? Буду я еще всякую дрянь писать! – вскипел Пашка. – Мне и вовсе... я б запросто мог бы купить бинокль, усесться вон там где-нибудь в подъезде напротив, да и смотреть, куда Дуся свои деньги прячет! А потом прийти к нему, напоить тебя, Евдоким, как теленка, и все! Денюжки забрать! И ты б даже не догадался, куда у тебя денюжки уплыли!

– Да уж без тебя напоили и вытащили, – пробурчала Раечка, и с осуждением взглянула на Дусю.

Тот под ее взглядом заелозил на стуле и накинулся на друга:

– И ни фига б ты не высмотрел! Потому что деньги я храню в сберегательном банке, понял?! И даже выкинь из своей башки эту дурацкую мысль!

– А у меня ее в башке никогда и не было! – тут же заявил Пашка. – Я просто говорю, что это Валентина моя эту запись писала. Потому как... потому как она не может родить! Да! И не кривись, вредная Раиска! Да, она, может быть, и ходила в этот... как его... ну, в общем, она избавлялась от дитенка, да только это когда было-то?!

– Три месяца назад, – напомнила вредная Раиска.

– Ну вот, я и говорю – давно уже! Сколько времени-то прошло! А теперь бездетная она! Ей так врачи и сказали – надо лечиться. И вот... Я ж тебе говорю – Валентина это написала, потому что раскаялась. И сама же меня слезно упрашивала – «давай напишу» да «давай напишу»! Ну и... не смог отказать...

– Ха! А ты ж всем говорил, что у тебя Валентина институт закончила! – вспомнила вдруг Раечка. – А здесь ошибок миллион! Вот, смотри, здесь, и здесь... и вот еще!

– А она... она двоечницей в институте была! – сообразил Пашка. – Второгодницей! Ну чего прицепились? Говорю же, Валька сама писала!

– А чего она не пришла? Пришла бы, извинилась в устной форме... – снова влезла Раечка.

Пашка даже захлебнулся от такой крамольной мысли:

– Ты... ты вообще понимаешь, что говоришь? Когда ж ей ходить? Она ж работает, а потом... потом спит! И вообще! Ну вы... ну вы вообще – вам человек столько написал! Такие слова теплые! Ты, Дуся, читай дальше – вот: «...Дусенька! Свет моих очей! Я так давно мечтала о деньгах, и ты, как добрый волшебник, мне их...»

– Ох, блин! – обрадовался Дусенька. – Ну как приятно! «Свет моих очей»! Сейчас звякну Валентине, хочу от нее лично это услышать!

И он стал набирать номер домашнего телефона Пашки. Такого друг вытерпеть не мог. Он подскочил к Дусе, вырвал трубку из его рук и покаянно пролепетал:

– Ну... не надо звонить... Спит Валентина... А она знаешь какая спросонья злющая... опять тебя брюхатым тараканом назовет.

– Ах, так она меня еще и тараканом называла! – подскочил Евдоким. – Нет, Раечка! Ты посмотри! И этот гад еще просит у меня денег!.. Ты сначала свою красавицу писать научи!

– И говорить, – спокойно подсказала Раечка. – Между прочим, она на Дусю обзывается, а сама как кастрюля с мясом – торба! Жирная хрюшка, понятно?

– Да ты!.. – побелел Пашка. – Да я... ноги моей здесь больше не будет!

– Ступай, нам будет тебя не хватать... – проводила его Раечка.

– Вот ты скажи, Раиса... – задумчиво проговорил Дуся. – Ну с чего эта Валька так на меня взъелась, а? Ведь ладно бы я ей чего плохого сделал, а то ведь слова дурного не сказал! И ведь у меня же деньги просит на свое какое-то лечение, а вот нормально меня никак не воспринимает – орет на меня каждый раз, как жена! Может, я и в самом деле какой-нибудь... идиот?

– Да не расстраивайся ты, – отмахнулась Раечка. – Нормальный ты мужик. Я ведь тоже сначала думала: ну дебил какой-то, а потом присмотрелась – нормальный мужик, даже интересный. Нет, правда. И потом, эта Валька... видела я ее, правда, и девчонки наши видели несколько раз. Она ж не только тебя, она весь мир ниже себя ставит – уж такая королевна! А сама как будто только что из-под коровы! Торговка базарная, у нее это на лице написано!

– Ну не скажи! Некоторые торговки такие умненькие попадаются. Вот мы с тобой за обувью ходили, там как раз девочка-торговка такая славненькая, а ты! Даже не могла меня с ней познакомить, злыдня!

Раечка сразу стала строгой:

– Ну во-первых, та девушка была не торговка, а продавец, надо же различать. И вообще, торговка – это не профессия, это склад характера. А во-вторых, тебе придется привыкнуть к тому, что я ни с какими девушками тебя знакомить не стану! Я ж говорила – я всерьез собираюсь за тебя замуж!

– До сих пор? – удивился Дуся и в раздумье произнес: – Нет, Раечка, я на тебе никогда не женюсь. Зачем мне ненормальная жена? Меня полюбить сможет только ненормальная!

– А кто тебе сказал, что я тебя полюбила? – оттопырила губку Раечка. – Я полюбила твои деньги.

– Тогда тем более – фиг тебе! Я женюсь только по глубокой, горячей любви! И между прочим – ко мне, а не к моим миллионам! – высказался Дуся и обиженно удалился в комнату.

Раечка только пожала плечами и сообщила маленькой собачонке:

– Запомни, Дусенька, мужчины – это как женщины, только на четвертом месяце беременности: у них вечный токсикоз – хочу того, не знаю чего!

И все же они помирились. Раечка отлично умела мириться, она просто делала вид, что ни с кем и не ссорилась.

– Дуся, у меня идея, – заявила она рано утром.

– Могу себе представить... – фыркнул Дуся, завязывая бант на шерсти у своей тезки.

– Нет, я серьезно, – настаивала Раечка. – Вчера нам Пашка подсказал дельную мысль, а мы не прислушались...

– Это чтобы меня, как теленка, напоить?

– Это позже, а пока... нам надо купить бинокль и наблюдать за окнами этого Урванцева. Сдается мне, что все его песни... это только песни.

– Ну мы же решили, что это не он убил Иннокентия, – поморщился Дуся.

– Это не мы решили, а ты, – поправила его Раечка. – А у меня, допустим, на него совершенно другие взгляды. Мне кажется, что вот просто так прятать он бы его не стал – мелковато для такого серьезного мужика, а вот убить – запросто! Он же сам признался – слишком долго выстраивал свою лестницу к хорошей жизни. А этот Кеша ему все портил – и Варьку увел, и с матерью у него были проблемы, и потом, самое главное, отец Иннокентия – он уже старенький, все ведь говорят...

– Да я и сам видел – старенький, – согласился Дуся.

– Ну и вот, а это значит, он скоро скончается. А наследство? Кому оно перейдет?

– Ну ясно кому – сыну и жене, – догадался Дуся.

– Жене – это бы Урванцева устроило, а вот то, что сыну, это... Зачем ему делиться с сыном? И к тому же кто знает этого Викентия, может, он сейчас жену и любит, а в завещании ничего ей не отпишет – ведь все же знают, что Сэя ему изменяет, и почти открыто. Во всяком случае, как нас убеждал Урванцев, про любовника своей жены Викентий наслышан. Вот и возьмет и не упомянет ее в завещании, и что тогда – Сэя нищая, а Урванцев столько лет ее напрасно любил?

– Ну, милая моя, здесь и вовсе ерунда получается, – запротестовал Дуся. – Даже если не будет сына, Викентий запросто может переписать завещание на кого угодно. Вот захочет – напишет тебе, и никто ему слова не скажет.